За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 76

Как ни странно, Граф расслабился и почувствовал, что общение людей, которым ничего не нужно друг от друга, обладает определенной притягательностью. В том круге, в котором он вращался, застолья для него были не отдыхом, а работой. Надо было производить хорошее впечатление на другие звенья «золотой цепи», создавать обстановку доверительности, внимательно следить за настроениями сотрапезников, выбирать удобный момент для того, чтобы ненавязчиво задать подлежащий решению вопрос… Обычная цель трапезы отходит при этом на второй план, и только после того, как все разошлись, можно позволить себе выпить и закусить. И, конечно, функция обычного человеческого общения в подобных посиделках отсутствует начисто.

– … родственные связи играют основную роль, – Рычаг продолжал бичевать недостатки кадровой политики военно-морского флота. – Вот ты посмотри, какие у всех руководителей талантливые дети… Через три года после училища он уже командир БЧ[19], да глядишь – внеочередное звание получил! Вот у нас сыночек комфлота…

Граф «отключил звук», и хотя губы Толика шевелились, что сопровождалось энергичной жестикуляцией, слова проносились мимо его сознания. Раньше он отводил душу в дружеском общении с Бернштейном, Охотниковым и Сухомлиновым, хотя и между ними существовала определенная, тщательно скрываемая напряженность. Но постепенно трещинки в отношениях побежали все более явно, с Александром Исаковичем они вообще «побили горшки», а потом случилось то, что случилось и адвокат, с реставратором возложили ответственность на него…

Со временем трещинки все расширялись, а когда он стал директором и резко пошел в гору, дружеские отношения лопнули, как льдина с незадачливыми рыбаками, каждый остался на своем куске и их все дальше относило друг от друга… И тут неожиданно, откуда-то на огрызке военно-морского айсберга выплыл обиженный на весь мир Толик Рычагов, и льдины их одиночества прилипли друг к другу. Это, конечно, эрзац общения, такой же, как суррогат дружбы «звеньев золотой цепи», но в последнее время в жизни появилось много заменителей качественного продукта: цикорий вместо кофе, маргарин вместо сливочного масла, искусственная черная икра вместо настоящей… Эрзац-любовь, эрзац-верность, эрзац-справедливость…

– Валька меня все своим отцом попрекает, – прорвался сквозь невидимую заслонку негодующий голос кавторанга. – Ну да, без него ходил бы в капитан-лейтенантах. Ну, а на ней, дуре, кто бы женился?! Такую кралю, как у тебя, не всякий к рукам приберет, а скандальная колхозница кому нужна?

– Никому! – покачал головой Граф, и Рычаг удовлетворенно улыбнулся.

– Ты мужик головастый! И знаешь, что пахари никому не нужны! Чем больше работаешь, тем меньше тебя ценят. Не так, что ли?

– Так! – согласился разомлевший Граф и подумал:

«А ведь он все правильно говорит! И меня понимает…»

И неожиданно для самого себя сказал:

– А у нас директора убили… В обед… Он себе налил бульон из термоса, тут ему петлю на шею и накинули… Представляешь, я зашел – Семен Семенович холодный, а бульон еще горячий…

Рычаг кивнул.

– Наверное, в термокружку налил…

– Да не в том дело, – поморщился Граф. – Теперь я директор, значит, и меня могут грохнуть в любой момент…

– Нет, подожди! Как «грохнуть»? – Толик гневно взмахнул рукой, будто рубанул шашкой неведомого врага. – Я тебе прапорщика Азарова пришлю, будет охранником! Его недавно из морской пехоты уволили по предельному возрасту. А для прапоров это сорок пять лет. Серьезный мужчина: кулаки – во! Рукопашный бой, огневая подготовка, характер твердый! С ним к тебе вообще никто не подойдет! А он как раз работу ищет!

– Отлично, Толик, присылай!

Переполняемые чувствами, они пожали друг другу руки. Так началась их эрзац-дружба.

И вот теперь Рычагов стоял перед ним с импортной выпивкой и закуской.

– Так что скажешь, Феликс, на моё предложение?

Юздовский улыбнулся еще шире.

– Нет возражений! – четко ответил он.

И улыбка, и ответ были искренними: Граф томился от одиночества. Виолетта еще вчера уехала в город «навестить маму» и повидаться с подружками. И хотя Феликс догадывался, что мама – только предлог, но искренне надеялся, что, кроме Верки и Томки, в ее плане встреч никто не стоит.

Охранник, которого рекомендовал Рычагов, – отставной прапорщик морской пехоты Азаров, был человеком суровым и немногословным, он исправно нес службу: регулярно обходил периметр, чистил полуавтоматическое ружьё «МЦ 21–12», быстро и точно выполнял указания, которые воспринимал, как приказы командира.

Но рассматривать его как собеседника было совершенно невозможно, а как собутыльника – запрещено всеми уставами сторожевой и караульной службы, и противопоказано обычной логикой. Впрочем, если бы даже Виолетта осталась дома, на интеллектуальное общение с ней рассчитывать приходилось ещё меньше, чем на бывшего морпеха. А другие формы общения, при всей их приятности, являлись для Юздовского столь же притягательными, как мёд для пасечника.

Поэтому появление разговорчивого и со вкусом пьющего кавторанга меняло дело коренным образом.

– Только придется тебе на стол накрыть, – сказал Граф. – Я этого не умею. Глянь, что там есть в холодильнике…

– Есть такое дело! Я сейчас Максимыча напрягу…

Рычагов прошёл к беседке, поздоровался за руку с Азаровым.

– Ну, Григорий Максимович, как тебе на новом месте?

– Нормально, – ответил отставной морпех и улыбнулся. Впечатление было такое, будто треснула скала. – Я ведь без дела сидеть не могу, а тут и занят вроде, и зарплата идет! Спасибо!

– Не жарко в камуфляжке?

– Нет. Я же на службе.

– Ну, и хорошо! Поможешь на стол накрыть?

– Да это, как раку ногу оторвать!

Через несколько минут прапорщик уже жарил на одной сковороде заготовленную для стейков говядину, а на другой яичницу-глазунью, нарезал копченую колбасу и хлеб, открывал консервы. Кавторанг и Юздовский неспешно прогуливались по территории и, щурясь, подставляли лица под солнечные лучи.

– Хороший денек сегодня, Толик!

– Очень хороший, Феликс!

– Пойдем в беседку и пропустим по рюмочке за такую замечательную погоду!

– А пойдем!

В этот выходной день те, кто любил покопаться в земле, собрать грибы, позагорать у речки, тоже потянулись из города на природу, в основном на свои участки и огороды. Одни добирались электричкой, другие приезжали на автомобилях, а те, кто жили неподалеку – на велосипедах. Масса народа стекалась с раннего утра со всех сторон – с вёдрами, корзинами и сумками, в которых болтались бутерброды, бутылки с водой, пивом или чем-нибудь покрепче. К вечеру эта тара заполнится овощами и фруктами – хорошим подспорьем в рационе ленинградцев, привыкших бережно относиться к дарам прохладного лета.

Большинство огородников-любителей уже вовсю копались, как кроты, на своих участках, когда неприметный человек свернул на мопеде «Верховина-4» с просёлочной дороги на тропинку к лесу. Среднего телосложения, без особых примет: курносый нос, глаза с внимательным прищуром – вот и все, что можно было разглядеть. Старенькая синяя шведка, видавшие виды широкие черные брюки, легкая курточка неопределенного цвета, глубоко натянутая панама… На руках нитяные перчатки для грязной работы в саду, почему они надеты заранее – непонятно, но это не бросается в глаза… Сбоку к раме привязана обёрнутая старым мешком тяпка, черенок которой торчал сзади. Он ничем не выделялся среди других дачников и огородников, а его действия были логичны и понятны: тропинка вела через лес к дачам, и мопед как раз позволял по ней проехать – на машине пришлось бы делать большой крюк. Ну, и ещё тем хорош мопед, что, в отличие от машин и мотоциклов, не привлекает внимания ГАИ. Поэтому он и заказал местным пацанам именно такой транспорт: у водителей мопедов нет денег, а документы на «Верховину» не требуются, поэтому тормозить его не имеет смысла – только время терять…