За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 7

Потом состоялся скромный обед – обычный для научных конференций, но с элементами местной специфики: хумус, жареные яйца в томатном соусе, овощи, кус-кус, цимес с бараниной…

– Кушайте смело, все кошерное! – объявил Гонтмахер, придерживаясь обязательного протокола приема пищи, хотя вряд ли среди европейцев были те, кто соблюдает кашрут.

После обеда гостей провели в главный корпус, где находился большой зал со столом президиума на возвышении, трибуной, экраном для презентаций, лежащими на столах наушниками, небольшими бутылочками с водой и стеклянными кабинами синхронного перевода. Здесь уже ожидали местные ученые и молодые люди – то ли студенты старших курсов, то ли аспиранты.

Все заняли свои места в соответствии с фамилиями на расставленных табличках. Гарри Крайтон, Манфред Бреннер, Иван Трофимов, один американский профессор и один индиец оказались за столом президиума, – это свидетельствовало о высокой степени признания их заслуг в науке. Лукас Бланше сидел в зале, хотя и в первом ряду, но их разделяла невидимая пропасть, поэтому француз заметно приуныл.

Проректор университета взял вступительное слово, учтиво представил членов президиума, поблагодарил всех, кто, несмотря на занятость, счел нужным приехать на этот славный форум, и объявил доклад профессора Крайтона. В общем, все двигалось по обычным рельсам научных конференций. Англичанин изучал неканонизированные Евангелия, он проанализировал Евангелие от Иуды, уложившись в тридцатиминутный регламент, и быстро ответил на вопросы, которых было не очень много. Вторым выступил профессор Бреннер, доложив результаты изучения «Копья судьбы», привел добытые им важные свидетельства и открытые научные факты, но в регламент не уложился, а в соответствии с традициями мэтра не перебивали и давали высказаться до конца. Потом немец долго отвечал на вопросы, Трофимов почти не слушал: он изнывал от нетерпения, хотелось, чтобы конференция поскорее закончилась и можно было пройтись по Иерусалиму, прикоснуться к святым местам, ощутить особую атмосферу, связанную с перстнем, который он так долго и целенаправленно изучал.

Наконец, подошла его очередь. Трофимов решил говорить на родном языке: все-таки научный доклад и обычный разговор – это совершенно разные вещи! Он привычно изложил то, что совсем недавно рассказывал своим студентам. При этом несколько раз встречался взглядом с Лукасом Бланше: тот внимательно слушал, иногда кивал и даже что-то записывал. А когда доклад закончился, сразу же поднял руку.

– Мистер Трофимов! – обратился он тоже на русском. – Вы единственный из тех, кто непосредственно работал с изучаемым артефактом. Чувствовали ли вы нечто особенное, когда держали его в руках? Не исходила ли от него некая опасность?

– У увлечённых исследователей любой артефакт вызывает трепетные чувства. Иногда я так засматривался на него, что не замечал, как пробежал день… Изредка чувствовал некоторое тепло, – честно ответил Иван Родионович. – А опасность… Мой напарник предупреждал, чтобы я не надевал его на палец… Ну, я этого и не делал!

– А с чем связано такое предостережение?! – немедленно вцепился в ответ француз. Ученые обычно не задают вопросы так точно и цепко – это прерогатива сыщиков. Иван уже пожалел о своей откровенности. Но надо было выкручиваться.

– Просто, когда-то одна старейшая сотрудница Эрмитажа примерила это кольцо, а снять не смогла, так и ходила несколько дней… Пришлось всем понервничать – ведь это дорогой предмет, включенный в опись экспонатов… Он должен находиться в музее, а не в частном владении. Даже временном!

– И как же удалось вернуть его на место? – с жадным любопытством расспрашивал Бланше.

– Подержала руку в холодной воде, намазала мылом – так и сняла!

Это была спасительная ложь. Перстень буквально вцепился в палец, его не удавалось даже распилить – ножовка не оставляла следов на неизвестном металле. Только когда Мария Спиридоновна, интуитивно догадавшись, пошла в церковь, он сам соскочил с руки… Но ученый из СССР, атеист и член партии, не мог рассказать противоречащую идеологическим стандартам правду! Тем более что старушка перед этим действительно держала руку в ледяной воде и мазала палец мылом. Так что он не очень сильно погрешил против истины…

Но француз не отставал.

– Вы установили, что этот перстень принадлежал Иуде, ведь так?

«Да что ты привязался, как репей!» – раздосадованно подумал Трофимов, но сохранил спокойный тон и даже снисходительно улыбнулся.

– Это наиболее часто задаваемый вопрос, который мне совсем недавно задавали юные студенты. Перстень так называют потому, что внутри есть имя Иуды, но реальность и Библия – разные вещи, поэтому я не могу ничего утверждать определённо… Как вы знаете, в первом веке нашей эры в Иудее это было распространенное имя.

Ответ был более обтекаемый, чем те, которые он давал дома. Потому что мировая наука считала принадлежность перстня установленной достаточно точно, и опровергать это значило разрушать фундамент собственных научных достижений. Но и открыто соглашаться он не мог: вряд ли Иван Иванович одобрит такое идеологическое предательство! А в том, что он узнает о происходящем в этом зале, Трофимов был уверен. Правда, не знал – каким образом, но не сомневался, что это произойдет. Он думал, что теперь Бланше вцепится в него мертвой хваткой, как бульдог, но, к его удивлению, француз, наконец, удовлетворил свое любопытство.

– Спасибо, мистер Трофимов! Я надеюсь, у нас ещё будет времени поговорить!

«Иди ты к чёрту, надоел!» – подумал в сердцах Иван Родионович, кивая с доброжелательной улыбкой. И тут же пожалел о своей несдержанности: кто на Святой Земле поминает нечистого, тот сам может с ним встретиться!

– Конечно, буду рад обсудить с вами все вопросы! – исправился он, и тут же атеистическое воспитание взяло верх, и предыдущая мысль показалась просто глупой.

Еще один вопрос задал черный американец Френсис Купер:

– Как представитель страны господствующего атеизма представляет себе современный ад? – спросил он, многозначительно улыбаясь. – Верит ли он в то, что изображено на тысячах картин: кипящие котлы с грешниками и рогатые хозяева, мучающие тех, кто в них не поместился?

– Атеисты не верят в ад, уважаемый коллега, – тонко улыбнулся в ответ Иван Родионович. – Но, абстрагируясь от реальности и просто анализируя произведения известных художников, должен заметить, что архаика средних веков, нашедшая отражение в знаменитых полотнах, отражает представления того времени. Сейчас мне была бы ближе космогоническая картина нынешнего знания: бесконечное пространство Вселенной, гравитационные поля, белые карлики, черные дыры, галактики, между которых, «в кротовых норах», может таиться все, что угодно. Но я уверен в том, что это «что угодно» должно быть основано на научном знании!

Он замолчал, а зал разразился аплодисментами.

После основных докладов объявили перерыв до завтра. Улыбающийся Соломон Гонтмахер подошел к столу президиума.

– На сегодня у нас запланирована обзорная экскурсия по городу и посещение старого города, где вы увидите замечательные памятники Святой Земли! – торжественно сообщил он. – А в полночь в Храме Гроба Господня состоится Божественная литургия…

– Спасибо, Соломон! – произнес профессор Бреннер. – Мы с мистером Крайтоном бывали здесь много раз. – Если не возражаете, мы отправимся по своему маршруту? Кстати, можем взять с собой и мистера Трофимова!

– Я с удовольствием присоединюсь, – кивнул Иван.

– Разумеется, вы вольны в своём выборе! – развел руками Соломон. – Желаю хорошо провести время. Если устанете, в семь у Дамасских ворот старого города будет ждать автобус, он привезет вас сюда. Если припозднитесь, лучше взять такси. Хотя после литургии автобус будет на том же месте.

На выходе из зала к ним подбежал Бланше.

– Возьмите меня с собой! Не люблю ходить в толпе!

– Пожалуйста, коллега, – кивнул Крайтон. Бреннер молча улыбнулся. Трофимову привязчивый француз не нравился, но он тоже изобразил приветливую улыбку.