За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 17

– Дорогие друзья, мы ведь не в библиотеке! – поднял бокал альбинос. – Всему свое время! А сейчас мы должны надлежащим образом отметить день рождения нашего друга! За здоровье самого компетентного знатока артефактов древности!

Дальше все покатилось по наезженным рельсам. Выпили. Закусили. Еще выпили. Опять закусили. Заглянул директор, спросил, все ли в порядке у уважаемых гостей, не надо ли еще чего-нибудь? Его пригласили присесть и разделить трапезу. Он деликатно уклонился, сказал – дела ждут. На самом деле он знал, что в узкий круг таких людей попадать не надо, потом себе дороже обойдется.

– А помнишь, Феликс, как мы тебе в шестьдесят первом именины праздновали? – сказал вдруг Охотников. – Когда ты имя родовое себе вернул?

Сухомлинов повернулся к Пересветову и пояснил:

– Мы ему настоящую фамилию обмывали. А то ведь в роду у него одни князья да графы, а после революции они стали врагами рабочих и крестьян, вот его дед и придумал исконно трудовое имя: «Передовик Пятилетки»! Вот под таким имечком он и проходил полжизни…

– Было дело, было, – согласился Феликс. – Сейчас меня называют Графом, а по существу я ведь из княжеского рода. А князь – он повыше графа будет! Только, в отличие от паспортных имен, погоняла не меняются…

Он потянулся через стол, зачерпнул ложечкой из стоящей во льду серебряной вазы севрюжью икру, положил на намазанный маслом кусочек еще горячей булки, выпил очередную рюмку водки и с удовольствием закусил.

Сухомлинов внимательно смотрел на его руки.

– Помню, Александр Исаакович тебя за неосторожность корил, – вздохнув, сказал он. – Мол, маникюрша домой приходит, парикмахер. Еще спрашивал: «Не боишься?» А ты никаких выводов не делаешь, до сих пор с маникюром ходишь, небось, еще и педикюр делаешь…

– Ну и что? – ответил Феликс, снова наполняя рюмку и набирая икры полную ложку с горкой. – Я делаю то, что всем семейным укладом приучен… Да и времена-то сейчас другие, помягче!

– А кто такой этот Александр Исакович? Вы его часто вспоминаете, – спросил молчащий до сих пор Пересветов.

Сидящие за столом переглянулись.

– Товарищ наш… Очень солидный человек, иконами занимался. И такую коллекцию собрал! – сказал адвокат.

Сергей Сергеич заерзал в нехороших подозрениях.

– А где же он?

Наступила долгая пауза.

– К сожалению, ушел из жизни, – сказал, наконец, Охотников. – Нежданно. Раз – и ушел…

– Не так уж и нежданно, – добавил Сухомлинов. – Неприятности у него были. И арестовывали, и блатные ему угрожали.

– Вот даже как! – удивился Пересветов. – Я и не слышал об этом…

– Да, Сергей Сергеевич, ты же в нашей компании, можно сказать, новичок. Собственно, на его место и пришел. Сын у него есть правда толку от него немного…

– Вот уж действительно не в отца пошел! – согласился Охотников. – Даже фамилию жены взял – не захотел Бернштейном быть…

– Ну, почему «не в отца»? – возразил Граф. – Телогреечку старую, кирзачи, шапку солдатскую, – помните, в которых папашка по рынку на Уделке рыскал, – до сих пор надевает, когда на «плешку» выходит: старательно маскируется под простого трудягу… И даже переигрывает – сейчас уже так не ходят! А «доскам» отцовым ладу дать не может, и продавать не хочет! Да и не понимает в них ничего! К тому же покойник в первой семье мало что оставил…

Теперь выразительно переглянулись Сухомлинов с Охотниковым. Уж больно пренебрежительно отозвался Граф о покойном товарище и его наследнике. А ведь не ему бы говорить в таком тоне…

– Ну, если уж вспомнили, давайте за Александра Исаковича поднимем. Помянем его светлую душу. Может, он сейчас смотрит на нас свысока…

– Свысока вряд ли, – перебил адвоката Граф.

– Я имею в виду с высокого облака. Смотрит на своих друзей с умилением и радуется, что живем мы хорошо и прятаться уже не надо. Ведь мы же, Сергей Сергеевич, настоящее имя нашему Графу на квартире праздновали! Потому что, если бы тринадцать лет назад мы вот так, в ресторан, закатились, то сразу бы на карандаш к ОБХСС[3] попали: на какие такие доходы жируете?! Это сейчас вольнее становится, и жить легче…

Они выпили. Все осушили рюмки как и положено, до дна, а Феликс лишь пригубил и поставил на стол.

– Неправильно поминаешь, Феликс, – заметил Охотников. – Если и было что между вами, так и забыть уже пора!

– Это точно, – согласился Сухомлинов.

– А что же было у вас такое? – снова полюбопытствовал Сергей Сергеевич.

– Да многое было, – глядя в сторону, буркнул адвокат.

– Что «многое»?! – повысил голос Граф. – Что вы перемигиваетесь? Что вы переглядываетесь да на меня косо смотрите? Новый человек в нашей компании что подумает? Хотя не такой уж и новый – пять лет вместе тремся. Так пусть знает, как все было на самом деле. Не я во всем виноват… Я все честно сделал, слово свое сдержал!

– А что же случилось? – не успокаивался Сергей Сергеич.

– Я перстень искал свой, фамильный, вот этот! – Феликс поднял полученную книгу, ткнул пальцем в обложку. А он в Эрмитаже оказался. Ну, и попросил я Бернштейна покойного достать его мне…

– Из Эрмитажа достать? – изумился Сергей Сергеич.

– Из Эрмитажа, из Эрмитажа… Что тут особенного? Есть специалисты, которые и из Грановитой палаты достанут то, что надо!

– Нууу, – протянул Пересветов. – Я в этих вопросах не понимаю.

– Так вот, и мы не понимаем, – ядовито вставил Сухомлинов. – Я, как адвокат, так особенно! Феликсушка наш попросил Александра Исаковича с нужными людьми поговорить. А тот доктором работал, венерическим, знакомые у него всякие были. Вот и потолковал с блатными. Денежку им передал…

– Передал или нет – неизвестно, – вставил Феликс.

– Передал, передал, Феликсушка, не бери грех на душу. Не подумаю я никогда, что Александр Исакович подлянку такую сделал. Да и не стали они бы без денежки работать. Не такие это людишки…

– И что получилось? – спросил Пересветов в очередной раз.

– Да нехорошо как-то получилось, – пожал плечами Сухомлинов. – Наперекосяк все пошло. Перстень-то из Эрмитажа вынули, только сторожа в живых не оставили! А дальше больше – непонятки начались: один блатной убит, второй, а потом организатор этого дела по этапу на север поехал. А перстень куда-то исчез, и деньги пропали…

– Немалые деньги, – встрял Феликс. – Десять тысяч!

– Короче, много бед случилось, и все они на Александра Исаковича легли.

– А на меня не легли? – прицепился Феликс. – Что это за привычка все мимо меня грузить? Бернштейн ваш мне всегда говорил: что так размашисто живешь, разве тебе две жизни намерено? Но я одной жизнью так и живу, а он уже где?

– Грешно-о-о говорить так, Феликсушка, грешно-о-о, – протянул Охотников. – С каждым беда может случиться. А деньги-то для тебя не смертельные!

– Да тут дело в принципе. Я бы еще столько же отдал. Мне только перстень нужен!

– Да что же это за перстень такой? – воскликнул Сергей Сергеич.

– Это отдельная статья, – протянули Охотников и Сухомлинов одновременно.

– Статья все та же! – раздраженно сказал Феликс. – Прапрадеда моего перстень!

– Ну, не совсем так, – уточнил Сухомлинов, проявляя адвокатскую натуру и склонность к крючкотворству. – На сегодняшний день это спорный объект имущества…

– Стрелялся он из-за него, – пропустив мимо ушей реплику, продолжил Феликс. – И погиб. Причем прапрадед-то дуэлянтом был. А застрелил его лох зеленый, который пистолет в руки впервые взял. Только перстень у него был на пальце!

– А что, это роль сыграло, думаете? – спросил Сергей Сергеич.

– Уверен, – кивнул Феликс. – Уверен. Мы давно древностями занимаемся, сталкивались. Бывает, икона хорошему человеку желания выполняет, а плохого наказывает. Или какая-нибудь старинная штучка беду сулит. Так вот, этот перстень, удачу приносил, факт. Потому я его и хочу получить. Только ушел он в неизвестном направлении, провалился в блатной мир. И где он, как его достать – не знаю. Вот книжку твою прочту, может, что-то и прояснится…