Дитя Зла (СИ) - Химченко Павел - Страница 6

— Стой! Скажу, стой! — выдавил сквозь крик бандит.

На лице пленника зияли кроваво–красные, перепачканные углём ожоги, веки обожжённого глаза не раскрывались, бровь обгорела.

Паладин присел на корточки и вновь задал свой вопрос:

— Кто ты и откуда?

Тяжело дыша, пленник ответил:

— Моё имя тебе ничего не скажет. Я охотник, жил на окраине страны, охотился в южном лесу.

— Почему ты пошёл в разбойники?

— Лес уничтожил мой дом. Как–то утром я вернулся с охоты, а дома нет — всё поросло лесом, деревья проросли прямо сквозь мою хижину.

— Почему ты пошёл в разбойники?! — прокричал Алистер.

— Потому что нужно было что–то жрать, а лес стал слишком опасен! Звери жрут друг друга, нападают на охотников и егерей! Зайцы загрызли бобров, ты такое видел?! Пришли вести, что южные форты пали, а князевы ратники ничего не могут сделать. Появились слухи о том, что дикие люди двигаются на нас вместе с лесом.

— И почему вы стали грабить?

— Мы собрались окраинными мужиками в банду и решили, что нужно двигаться на север. А как двигаться, если еды нет? Вот мы и пробрались в одну из крепостей, чтобы вооружиться. Набрали щитов, топоров, наш главный даже кольчугу себе нашёл.

— Крепость так и была оставлена? — подняв бровь, спросил паладин.

— Клянусь Богами, ни души! Только мы взялись уходить, на нас напали дикие люди, человек десять, не меньше. Мы их порубали как смогли, двоих своих потеряли. Мы поняли, что дело плохо и решили двигаться вот как есть. Так и шли, и грабили, чтобы идти дальше.

— Чем же заняты южные князья, раз вы так легко смогли разбойничать?

— Князья эти — шавки трусливые, их сейчас заботит только собственное имение да бегство на север, и плевать они хотели на своих холопов! Мы не единственная банда, на юге вы ещё много таких повстречаете. Да что там банды, уже сёлы стали объединяться и объявлять свою независимость! Сейчас каждый сам себе голова, нет власти более на юге!

Алистер понимающе кивнул и поднялся на ноги.

— Больше от него ничего не нужно, верните кляп.

Боец исполнил приказ командира. Алистер подошёл к Завиду, который наблюдал за допросом со стороны.

— Кажется, дела у нас и вправду дрянь. Но нужно увидеть всё своими глазами. — начал паладин. — С этими у нас нет времени возиться, повесить. Наших сильно раненых оставить на селе, на обратном пути заберём, ежели они поправятся раньше, пусть сами возвращаются в столицу. Поторопись, выступаем немедля, у нас мало времени.

Капитан молча кивнул и начал криком раздавать приказы. Алистер направился к своему коню, поручив оруженосцу начинать приготовления к пути. Отряд выступил через час, преступников повесили на трёх деревьях возле южной дороги на показ всем проходящим мимо.

Чем дальше на юг продвигался Алистер, тем больше он видел беженцев, которые шли с полными повозками нажитого добра — свидетельство об их твёрдом намерении покинуть свою отчину если не навсегда, то на весьма долгое время. Все проходящие по дороге на север говорили про «живой» лес и диких людей, что направили этот лес.

Кучки беженцев стали превращаться в вереницу, которая растягивалась вдоль всей видимой дороги.

На пятый день пути от столицы, отряд Алистера повстречал очень большое скопление людей, стоящих на привале. Они не выглядели как крестьяне, напротив, походили на знатных не ниже боярского титула. Люди в богатых одеждах, с лошадьми, с большими повозками, гружёные дорогими сундуками и ларцами, женщины в красивых платьях, отборные воины в кольчуге, с копьями наперевес — это был князь со своим двором, прислугой и дружиной, которые также уходили на север.

Алистер подошёл к первому дружиннику из выставленного дозора и попросил аудиенции у князя. Воин не смог отказать человеку в таких доспехах и передал послание своему господину, который согласился принять паладина.

Алистера подвели к большому костру, возле которого сидел важный человек, одетый в расшитый золотом зелёный кафтан, с длинным мечом на поясе. Несмотря на то, что кафтан сшит по размеру, он так и не смог спрятать большое пузо вельможи, поэтому приходилось расстёгивать кафтан, если князь хотел сесть.

— О–о–о, кто к нам пожаловал! — начал князь, сделав глоток эля из кружки и подняв свободную руку вверх. — Не иначе, как сам великокняжеский паладин собственной персоной! Приветствую, приветствую.

— И вам доброго дня.

— Ну-с, садись уже, и тебе сейчас нальют. Как звать тебя?

— Алистер, благодарю за услугу, но я пить не буду, на службе.

Князь понимающе покивал, едва улавливая запах перегара изо рта паладина.

— Ну, а меня звать Тихоми́р, князь центральных южных земель, княжество Юлва́нское. Ты сейчас на моей земле, паладин. Какими судьбами у меня в гостях? Знаю, что по своей воле вы никуда не ходите.

— Твоя правда, князь Тихомир. С заданием я тут от князя–регента Всеволода.

Услышав имя князя–регента, Тихомир сплюнул на землю, выказывая презрение.

— И что же этому червяку нужно на моих землях?

— Неожиданная реакция от преданного вассала. — Алистер слегка опустил уголки губ.

— Я преданный вассал нашего великого князя Владисла́ва, а не его идиотского дяди. Эта скотина всегда была у меня, да и у всех южных князей, поперёк горла. Эта шваль любила обирать наших холопов до нитки, если, не дай бог, рядом где–то проходил. А сейчас и вовсе, как стал регентом, издал указ о повышении налогов до одной пятой! — последнее слово вырвалось с криком. — Пятую часть дохода забирать решил, собака! Всегда брали десятую и всем хватало, а этот решил брать пятую, и только с нас, с южан, мол у нас урожая больше, вот и отдавать больше должны! Причём так ещё сформулировал, мол десятую часть мы, как и раньше, отдаём налогом, а вторая десятая часть — «Дань за благоденствие на земле южной», будто бы это он нам солнце поднимает и дожди изливает. — князь снова сплюнул на землю.

— Я понимаю вас, это несправедливо.

— Несправедливо? Мне так он вообще личное распоряжение прислал, чтобы я ему поставил тридцать бочек вина к празднеству тысячелетия! Он, видите ли, посчитал, что раз прошлый год выдался очень солнечным, значит и виноградники моих холопов разрослись аки сорняки по полю, и я прямо–таки тону в вине и праздности! Это не управитель, а херня из–под коня, да и та ценнее будет! — монолог Тихомира не на шутку разозлил его самого.

— Вам не страшно так говорить о регенте?

— А что он мне сделает? Войной пойдёт? Да за меня весь юг встанет! — князь сделал небольшую паузу. — Хотя… если так дальше пойдёт, то юга не останется и вовсе… Ну так а ты тут зачем?

— Меня послали разобраться со слухами на границе. Поступили вести о том, что появились еретики и прочая нечисть.

— Ты про безумных проповедников конца света? Да, есть такие, но это всё ничто по сравнению с тем, что уже несколько дней как, нет у нас больше границы, и фортов больше нет. Думаю, что уже и моей лесной резиденции тоже нет. Один из моих комендантов что–то лепетал про какую–то мистику, но мне сейчас не до него.

— Так что же произошло? Крестьяне говорят, что лес растёт.

— Он не просто растёт, он идёт! Продвигается не менее чем на триста–четыреста шагов в день. Ну, «идёт» — это формально, конечно, но если постоять перед ним, то увидишь, как он растёт прямо на глазах, будто его сама Сыра Земля из–под земли толкает. Деревья вымахивают за день так, как росли бы несколько столетий. И лес растёт так плотно, что буквально сносит всё на своём пути.

— Рубить или поджигать не пробовали?

— Шутишь, что ли?! Дровосеки и на сотню шагов не приближаются к лесу, а поджигать пробовали, да. Не горит он! Вообще! Лес настолько сырой, что даже облитый жиром не горит; жир сгорает, кора где–то сгорает, но потом всё заканчивается. Что обгорело — зарастает и всё. Это какое–то проклятье, не иначе!

— Как давно это началось?

— Ну так вот неделю назад и началось, может раньше. Мы же как сели праздновать новое тысячелетие еще в прошлом месяце, так и пили. Но, вроде, холопы твердят, что не больше двух недель назад началось.