Дитя Зла (СИ) - Химченко Павел - Страница 39

— Я не слышал, чтобы Изяслав жаловался на регента. — потирая подбородок, задумчиво произнёс Радомир.

— Ещё есть князь Духовла́д. — сказал Онагост.

— Так он же ещё ребёнок! — князь скептически ответил на предложение своего воеводы. — Что в шестнадцать можно понимать в политике?

— А что юнцу в таких летах потребно? Кураж и слава, господин. Сказать ему, что войну против узурпатора ведём, и он лихо впереди всех поскачет в бой.

— Неплохо сказано, Онагост. Кого ещё можем позвать?

— Градими́ра, господин.

— Он не пойдёт. Он предан трону до мозга костей.

— Он предан великому князю, а регента он также, как и вы на дух не переносит.

— Он не поднимет руки против престола.

— Но поднимет за! — встрял Алистер. — Если убедить его, что регент узурпировал Славизем, отравив своего племянника, то Градимир выступит на нашей стороне.

— И кто же сможет убедить его?.. Знаю! Я беру это полностью на себя. — довольно хлопнул в ладоши Радомир, радуясь своей идее. Стол был уже полностью заполнен блюдами, но князь утратил всякий аппетит, войдя в кураж беседы. — Получается, что мы можем собрать войско численностью в пятнадцать тысяч, и если Градимир к нам присоединится, то и все двадцать! Этого хватит, чтобы поставить регента в дерьмо по шею.

— Господин, нельзя так расслабляться. — заявил Онагост. — Даже если мы и соберём все двадцать тысяч, то за регентом встанет весь запад, а это само по себе десять тысяч воинов, не считая столицы. Наши войска будут сопоставимы в численности, и даже если мы сможем победить в сражении небесное воинство, то останутся ещё тысячи бойцов.

— Если небесное воинство падёт, противник в бегство обратится. — отрешённо произнесла женщина, а после резко повернула голову к князю. Глупо округлив глаза, она протараторила. — Я ничего не понимаю в ратном деле. Так, мысли вслух.

Князь заговорщицки ухмыльнулся и ткнул в неё пальцем.

— А я ей верю! Так и будет.

Поведение князя по отношению к женщине вызывало бурное негодование в головах военачальников, но они не осмеливались высказаться вслух.

— Сколько у нас времени на сбор войска и подготовку масла?

— Не больше месяца. — ответила дикарка.

— В противном случае, сражаться будет уже не за что. — сдержанно добавил паладин.

— Значит, месяц. Хорошо. Сегодня вечером я соберу свой совет, на котором и вам нужно присутствовать. Там мы обговорим наш план более подробно, и завтра я разошлю послов; к Градимиру поеду сам.

— Князь, мне уже начинать подготовку новых рекрутов? — спросил Онагост.

— Да и передай кузнецам, чтобы работали денно и нощно, казна за всё уплатит. Если мы победим в этой войне, то немыслимо обогатимся. Кстати, Мовибр… бра–бра–бра. Как её зовут, Алистер?

— Мовиграна.

— Мовгара… А можно как–то покороче?

— Нет, — покачал головой паладин, — Мовиграна.

— Хорошо. — князь напрягся. — Мо–ви–гра-на.

Женщина медленно перевела на князя свои зелёные глаза.

— Мовиграна, из чего состоит твоё чудо масло?

— Семя Сварога, жгучий порошок, огненное золото и огненная соль. — легко и непринуждённо ответила женщина.

— Я ни хрена не понял. — весело ответил князь. — Эти вещества вообще существуют в нашем мире?

— Конечно, иначе я бы не смогла сделать такую смесь.

— А можно как–то попонятней?

— Можно. Огненную соль вы зовёте селитрой; огненное золото ‒ сера; жгучий порошок ‒ негашёная известь; семя Сварога ‒ нефть.

Князь внезапно разразился громким хохотом.

— А поч… а почему это нефть стала семенем Сварога? — хохоча, спросил Радомир.

— Потому что из Сварога исходило, когда с Мореной в яви возлегал он.

— Чего?!.. Ладно, не буду вникать. Нефть, так нефть. Три из четырёх компонентов у нас в княжестве в избытке, но вот семя Сварога, — князь ещё раз содрогнулся от смеха, — ой… В общем, с нефтью нужно будет повозиться. Знаю, что в Уздумском княжестве её полно. Как хоть мы назовём эту смесь? Нужно какое–то грозное, устрашающее название.

Алистер вспомнил, с какой яростью огонь противостоял попыткам его потушить.

— Назови его «Ярость Сварога».

— Звучит хорошо. — князь опустил уголки губ, растирая рукой челюсть. — Так и быть, отныне наше оружее называется «Ярость Сварога». А теперь всё, нужно наконец–то поесть!

Трапеза заняла целый час и Алистер снова отказал себе в крепких напитках.

Закончив своё пребывание в трактире, князь, военачальники и паладин с дикаркой разошлись по своим делам. Они договорились встретиться вечером на совете, где уже более подробно будет разработана стратегия грядущей войны.

В своей комнате Мовиграна показала паладину пропорции горючей смеси под запись и к обеду покинула город, пообещав ему, что вернётся в день сражения. На вопрос Алистера: «Куда ты?», он получил ответ: «На восток».

Впереди паладина ожидал долгий месяц подготовки к войне. К войне против своего же ордена.

Глава 3 ч.1 Кровавые сумерки

Месяц подготовки к войне тянулся для Алистера так долго, что ему казалось, будто он всю свою жизнь прожил быстрее, чем идёт этот месяц. Когда он потерял всё, чем жил, о чём грезил и к чему стремился, последним его другом, опорой и надеждой стала Мовиграна. И сейчас он нёс тяжёлый груз в душе, ощущая себя брошенным, покинутым, забытым.

Паладин остался один на один со своими мыслями, неудачами, проблемами и вопросами, ответы на которые никто не мог дать. Алистер доверял Мовигране, ибо она ещё ни разу ему не солгала, всегда сдерживала обещания и не давала ложных надежд.

Весь месяц он метался своими мыслями из стороны в сторону, бегая от одного предположения к другому: «А может, она решила просто сбежать?», «Может, она отправилась к источнику тайных знаний или силы?», «Может, она вообще за одно с этой Богиней и ей было поручено ослабить Славизем перед вторжением дикарей, а истории про бесконечно растущий лес ‒ всего лишь ложь, чтобы заставить меня танцевать под свою дудку как послушную собачку?» — все эти мысли разъедали его сознание изнутри. Он не хотел думать о Мовигране плохо, но оказался бессилен перед непобедимой назойливостью злых эмоций и помыслов. Паладин помнил её слова о том, что нужно думать разумом, а не эмоциями, но ничего не мог с собой поделать, не мог заставить разум думать по–другому.

Алистер чувствовал, как внутри души зарождается сильная обида на Мовиграну за то, что она вот так бесцеремонно оставила его совсем одного в чужом доме на пороге войны, на пороге возможного конца.

Паладин пребывал в напряжённом состоянии, постоянно решая военные и организаторские вопросы, проводя бесконечные дискуссии, инспекции, инструктажи, смотры и прочее–прочее. Такая работа раньше бы принесла ему удовольствие и наслаждение, но сейчас стоит комом в горле. Советников, чиновников и военачальников князя он уже в глаза не хотел видеть, а княжеского сенешаля стал и вовсе воспринимать как личного врага.

Осложняло его бытие и то, что он решил полностью отказаться от хмеля, по крайней мере до конца войны за Славизем. Тем не менее, он не смог удержаться и таки несколько раз предался пьянству, заведя закадычную дружбу со сто́льным. После каждой попойки его снедал жуткий стыд, ведь он понимал, что когда Мовиграна вернётся, если вернётся, то будет недовольна его несдержанностью. Он знал, что не сможет скрыть от неё скелета в шкафу, и она обо всём узнает; если уже не знает…

Каждый день паладин поднимался на стену цитадели или уходил в поле в надежде на то, что вновь прилетит какой–нибудь скворец с замысловатым посланием. Но никто к нему не прилетал, никакой весточки от Мовиграны.

Наконец, злополучный месяц закончился, и сенешаль позвал Алистера на съезд князей, которые встали на сторону Радомира в грядущей битве.

Слуги раскрыли большие двойные двери и паладин вошёл в огромный тронный зал ‒ центр власти Ворсуньского княжества. В конце зала на каменном подиуме, в свете падающих из окон лучей солнца, стоял обитый бархатом трон ‒ символ власти. На троне восседал князь Радомир в нарядных одеждах под стать самому великому князю, на его голове красовался княжеский венец ‒ источник власти.