Дитя Зла (СИ) - Химченко Павел - Страница 10

На следующее утро отряды стали возвращаться со всех направлений, неся с собой добычу. Группа, ушедшая на запад, рассказала о своем столкновении с дикарями–рейдерами, которые в очередной раз вышли на промысел. Командир группы отметил, что дикари сражались стойко, хотя и не смогли никого ранить. Уровень их боевой подготовки оказался высок, и если бы не грамотное управление командира, то группа вполне себе могла быть разбита. Восточная группа, которую возглавлял Завид, также повстречала дикарей, но капитан избежал схватки, не желая вступать в бой с превосходящим в численности противником. К полудню вся сотня была в сборе, провианта, которого они собрали, хватало на три дня. При этом северо–западный отряд привёл три коровы и две свиньи, что позволило иметь «живой» провиант на обратном пути.

Алистер стоял и смотрел на лес, который покрыл ещё полтысячи шагов территории Славизема. Завид молча подошёл к паладину и прочистил горло, намекая на своё присутствие, но Алистер не обращал внимания, продолжая всматриваться в чернеющую гущу.

— Знаешь, что? — тихо начал паладин так, что капитан едва ли не пропустил начало диалога. — А ведь мы собираемся в опасное путешествие. Я, конечно, понимаю, что мы должны быть преисполнены мужества и решимости, но, смотря в глаза истине, я осознаю, что мы идём на серьёзный риск, Завид.

— Командир, я не могу обсуждать приказов.

— Это пока ещё не приказ, капитан, а так… рассуждения. Мне ничего не мешает сейчас же повернуть назад и дать отчёт Первому Мастеру, а в качестве доказательства принести ему свёрток с писаниной коменданта форта и, в принципе, моё задание будет считаться исполненным, цели достигнуты.

— Вас что–то тревожит, командир?

— Дело в том, что я чувствую необычайную тягу к этому лесу. Я больше ищу поводов туда проникнуть, чем отступить назад. Мой здравый, пока ещё здравый, рассудок твердит, что это может оказаться опасной авантюрой, а нутро и вовсе кричит о том, что это наш путь в один конец.

— Командир, изъясняйтесь яснее. — в голосе капитана промелькнуло раздражение. — Я не хочу угадывать ваши мысли и тем более прикладывать к ним свои. Отряд готов выступать, мы ждём ваших указаний.

Алистер не спешил отвечать. Паладин находился в глубоких размышлениях. Тяжёлая дума заполонила его разум ещё с ночи, когда оруженосец обратил внимание на необычайную широту зрачков мастера после выхода из леса. Алистер решил, что всему виной изрядная усталость от похода, но он не чувствовал никакой усталости, лишь прилив бодрости и энергии, даже когда время ушло за полночь. Паладин долго не мог уснуть, постоянно ворочаясь и бесконечно бряцая своей бронёй, — он на отрез отказался снимать латы, когда оруженосец предложил ему. Бесхозная изба радушно приняла небесного воина и его оруженосца, предоставив дрова, посуду и место для ночлега. Ночь, казалось, не закончится никогда, и вот ему удалось уснуть. Алистер долго дремал, слушая потрескивающий огонь в печи, но как ушёл в сон не заметил, впрочем, как и всегда.

Ему снился тот самый лес, тот самый форт. Во сне он снова перечитывал отчёт коменданта, но вот текст был другой. На листах было написано о каком–то древнем пророчестве или сказании, которое, вероятнее всего, написал либо просветлённый, либо сумасшедший человек. Речь шла о войне Богов и о супружеской неверности одного Бога другому; о каком–то ребёнке и затравочном семени; о тюрьме внутри земли и о предателе из числа рода человеческого, который суть есть человек, но по крови — от Бога.

Читая текст, Алистер стал подозревать, что находится не в своей реальности, что такого он точно не мог прочитать. Его сознание стало сопротивляться, пытаться выбросить его из сна. Паладин заметил, что свет огня падает на бумагу позволяя прочесть текст, но при этом он держит листы двумя руками, а рядом никого нет. Закончив читать бред безумца и сильно нахмурив лоб, паладин услышал какой–то шум снаружи. Он выбежал из здания и обнаружил, что по дороге, по которой он шёл со своим отрядом, движется колонна дикарей, и ей не видно ни начала, ни конца.

Одетые в шкуры, обрывки тканей и украденные у селян одежды, вооружённые палками, луками и предметами домашнего и хозяйственного быта, они не выглядели как захватчики, но походили на сборище нищих, убогих людей.

Алистер стал замечать в толпе стариков, женщин, детей, калек, изъянных и даже одомашненных животных. Чем дольше он смотрел на эту толпу, тем больше понимал, что это не войско, нет… Это… Это переселение! Все эти люди идут не воевать, но заселять землю!

«Кто же вас всех ведёт? Кто захватит нашу землю и предаст в ваши руки?» — немой вопрос, который медленно, но настойчиво заполнял разум паладина полностью.

Непреодолимая сила заставила его повернуть голову вправо, где он увидел рыжую лисицу. Она стояла на том же расстоянии от дороги, что и Алистер и смотрела на него, будто бы она не зверь, а человек.

«Я покажу тебе кто.» — прозвучал голос в голове паладина. Он не смог определить пол говорившего.

С этого момента Алистер чётко понял, что спит, но он не мог понять, что его держит и как ему выбраться из этого сна.

Лисица развернулась и рысью побежала в глубину леса, откуда двигалась колонна дикарей. Алистер побежал вслед за лисой и обнаружил, что на нём нет его доспеха, лишь только льняная рубаха и шерстяные штаны. Босые ноги оказались тяжелы́, словно он пытается бежать по вязкой грязи. Излишне наклонившись вперёд, Алистер не удержался и упал ниц, ударившись носом о мягкую почву леса. Он сразу же попытался подняться на ноги, но и это далось ему с трудом. В конце концов он преодолел тяжесть своего тела и встал на колени. Перед его взором открылось ужасное зрелище: он стоит на краю Оврага Изгнанников и видит глубокое дно, полное костей, ещё свежих тел селян и некоторых княжеских воинов с пограничных фортов. По краю оврага стоят факелы, создающие какое–никакое освещение. Алистер почувствовал, как на его усах скопилась жидкость и дотронулся до них языком — вкус солёного железа. Кровь.

Внезапно раздались крики слева от него. Паладин повернул голову и увидел людей, стоящих на коленях в ряд на краю обрыва. За каждым человеком стоял дикарь с ножом, приставленным к горлу пленника. За спинами дикарей стояли люди похожие на шаманов или жрецов, которые били в свои бубны и пели горловым голосом ужасающие песни, заставляющие сердце биться быстрее. Алистер почувствовал, как из–за музыки участилось его сердцебиение ещё больше, чем после бега; усы промокли насквозь, и кровь потекла по губам и подбородку, капая на землю.

Паладин стал всматриваться в пленников и обнаружил, что они все — его отряд, а ближе всех к нему находился Завид, который с каменным лицом смотрел прямо перед собой. Остальные бойцы по–разному реагировали на близость смерти: кто–то плакал, кто–то пел песни, кто–то молился, но только не капитан. Капитан стоял на коленях твёрдо, на лице ни капли страха и сожаления.

«Его мужеству и стойкости позавидовал бы сам Перун.» — подумал про себя паладин.

«Не гневи Бога, глупец!» — раздался в ответ тот же голос, что и привёл его сюда.

Алистер опустил глаза и обнаружил возле себя ту самую лисицу, которая стояла мордой к пленникам. Он вернул взгляд на Завида и попытался окликнуть его, но из раскрытого рта не издалось ни единого звука, будто бы он потерял голос. Паладин попробовал что–то сказать вслух и понял, что не может даже выдохнуть со звуком, словно его нет в этом мире.

Внезапно перед ним появилось тело высокой женщины, которая шла вдоль обрыва так, будто только что прошла насквозь паладина и не наткнулась на него. Алистер в ужасе раскрыл глаза и через него снова прошёл человек, потом ещё и ещё. Дородная женщина в обществе трёх мужчин подошла к жрецам, которые стояли за спинами пленных; она на полголовы превосходила ростом всех стоявших там мужчин. Женщина что–то сказала жрецу и повернулась лицом к обрыву, оказавшись боком к Алистеру. На руках женщины лежал грудной ребёнок, которой сосал сиську матери.