Когда Кузнечики выходят на охоту (СИ) - Ли Марина - Страница 10

Неудивительно, что я заинтересовалась. Сама-то я о себе ничего такого и близко не знала.

— Вы что-то хотите мне сказать, Бержан? — спросила, останавливаясь в двух шагах от боевика.

— Я? — Он гадко рассмеялся. — Ну уж нет. И без меня желающих хватает.

А после этого отвернулся и, сделав пасс рукой, активировал заклинание левитации, подняв в воздух один из привезенных «Пеликаном» ящиков. А я еще пару секунд сверлила боевика взглядом, но кожа у него, судя по всему, была как у носорога — даже ухом не повел.

— Ну и демон с тобой! — проворчала я и быстро подошла к ожидающему меня Кеву.

Что бы этот боевик обо мне ни знал — а он точно что-то знал, по роже видно было! — это что-то всплывет в самое ближайшее время. Вот тогда об этом и стану думать. А пока — завтракать!

Почтовая столовая, куда привел меня Кев, размещалась в одноэтажном здании, больше похожем на конюшню, однако внутри все было оформлено уютно и со вкусом, а пахло так, что у меня аж в ушах зазвенело от голода и непреодолимого желания немедленно отведать этот аромат на вкус.

По просторному залу талантливая рука декоратора причудливо разбросала симпатичные круглые столики, на каждом из которых стояла миниатюрная вазочка с букетом полевых цветов. Стены были украшены в лучших традициях старинных охотничьих домиков. За огнеупорной ширмой приветливо потрескивал поселившийся в каминном очаге огонь. В углу огромная бочка с медным краником, в таких трактирщики обычно хранили эль или сидр, на стене за прилавком — крепкие полки, сколоченные из толстых досок, а все пространство между ними утыкано небольшими крючками, на которых висят кружки всевозможных мастей и размеров.

Из-за внутренней двери, завешенной бамбуковой шторкой доносится песня о любви цветочницы и трубадура...

Сразу видно, хозяин — или, скорее, хозяйка! — очень любит и это место, и свое дело.

— А говорили, что тут только чай и бутерброды.

Я укоризненно глянула на своего провожатого.

— Ну, строго говоря, бутерброды у Кейлин тоже есть, — хмыкнул он, улыбаясь с таким довольством, словно самолично построил и украсил это очаровательное местечко, да и к готовке не раз руку прикладывал.

И пока я оглядывалась, решая, за какой из столиков присесть, проорал:

— Лини! Эй! Принимай гостью.

Незамысловатый мотивчик, долетавший до нас из внутренних помещений здания, оборвался, и уже через минуту в зал быстрым шагом вышла девушка. Девушка-подросток, больше пятнадцати лет я бы ей не дала, хрупкая до болезненности (я даже Третьим оком ее прощупала на предмет скрытой болезни), каштановые волосы перехвачены алой повязкой, а руки по локоть в муке.

— Гостью? — Посмотрела на меня, в огромных глазах цвета молочного шоколада, играло любопытство. — Ой, здравствуйте!

Ловко вытерла руки о белоснежный передник и быстро, едва ли не бегом, подошла ко мне.

— Здра...

— Наконец-то новое лицо! — перебила меня она и, крепко обняв, звонко поцеловала в щеку. — Вы надолго к нам? На почте служить будете? Мэтр давно хотел здесь переговорный пункт устроить, а то мы вечно без связи. Меня Кейлин зовут. Можно просто Лин. А вас?

— Агава. Можно просто Кузнечик и на «ты».

Она фыркнула:

— Кузнечик? Смешно.

Я пожала плечами, мол, так получилось.

— Ну, девушки, я тогда пойду, — откашлявшись, напомнил о себе Кев. — Эрэ Пханти, вы как позавтракаете, к дирижаблю возвращайтесь. Не заблудитесь?

Не найти огромный дирижабль посреди пустого поля сумел бы разве что полный растяпа. Но я парню на это указывать не стала, вежливо ответив, что справлюсь.

Когда он ушел, Лин потащила меня на кухню. Впрочем, я не сопротивлялась.

— Пойдем. Пока будешь есть, поболтаем, а то у меня там тесто. Ты не смотри, что тут безлюдно. К обеду подтянутся. Столько народу набьется, что сесть негде будет. Ко мне ведь не только почтовые и хуторские ходят. Егерские еще, лесничие. Сюда и щитодержцы каждый день наведываются. — Внезапно осеклась, остановившись посреди пути и подозрительно на меня глянула. — Или хочешь в зале остаться? Платье у тебя красивое. Испачкать не побоишься?

Я вновь рассмеялась, удивляясь тому, как причудливо скачет мысль в голове этой бойкой девушки, и покачала головой.

— Не побоюсь. Я ведь целительница, на практику в Орден приехала, нас такой ерундой не испугаешь. Идем же. Есть хочу так, что в глазах темнеет. Чем это пахнет, кстати?

— Так это пироги из Фархеса привезли, от моей сестры. От Мадди. Она у нас пекарка. У нее булки сам Мэтр покупает. Даже специальный артефакт подарил, с которым они аж неделю свежими и горячими остаются. Наша Мадди вообще молодец. Целую кондитерскую в большом городе открыла.

Замечание о том, что я на самом деле думаю про «большой город Фархес» я проглотила вместе с первым куском невероятно вкусного пирога. А Лин тем временем вывалила из огромной миски прямо на стол кусок теста и принялась его яростно месить, наговаривая:

— И все сама, сама. От матушки ни полушки не взяла. Мы ведь пришлые. Раньше в столице жили, только я тогда болела сильно, плохо помню. А потом нам один мясник помог. Хороший дядька. Мясо нам прямо бесплатно давал. И колбасу. Он нашу Мадди к себе в лавку взял, помощником. Представляешь, он сразу думал, что Мадди мальчишка, это потом уже… вскрылось. А когда у матушки внезапно радость случилась — старый дядька по мужу помер и нам все отписал, мы уже сюда переехали. Он конюхом почтовым тут был... Чаю хочешь? Или молока?

— Молока, — закашлялась я. Уследить за жизненными хитросплетениями судьбы юной Лин и ее семьи было непросто, но я старалась. Хотя голова потихоньку уже начинала кружиться. — Спасибо.

— Возьми жбан в холодильном шкафу, — кивнув на нужную дверь, велела она. И тут же, позабыв о сложной судьбе своей старшей сестры, перескочила на новую тему:

— А ты эрэ, стало быть? Да? Лекарка?

— Целительница, — исправила я. — Лекари без магии лечат, по старинке. Только титул «эрэ» мне присвоят лишь в конце лета, когда я за практику отчитаюсь. А пока я вроде как еще студентка.

— Но лечить умеешь же?

Лин подозрительно сощурилась, и я была вынуждена признать:

— Лечить — умею.

— Ну и не говори ерунды тогда! — Погрозила мне выпачканным в муку пальцем.

— Да я и не говорю, — хмыкнула я, покачав головой. Говорила тут, в основном, Лин. Я лишь кивать да подавать реплики успевала, а девчонка тем временем успела поведать мне все о жизни своей семьи (кроме сестры Мадди, которая в Фархесе жила, у нее было еще три сестренки и матушка, хозяйка этой харчевни), нашептать все местные сплетни, рассказать о предпочтениях в еде у щитодержцев, пожаловаться на Фархесского бургомистра... В общем, тонны полезной информации!

На прощание я пообещала заглядывать в гости — не часто, но по мере возможностей, припомнив при этом слова капитана Дрозера:

— Все же я в замке жить буду, а тут три часа пешего хода.

— Да какое три часа!? — Лини махнула рукой. — Час — и это если у каждого столба останавливаться и ворон считать. А если не останавливаться, или двуколку взять — так и вовсе за четверть часа домчаться можно. Двуколка, правда, тут только у Мэтра. Да у повара ихнего. У некроманта, но там такая труповозка — раз увидишь, потом до конца жизни от страху слово сказать бояться будешь. У молочника две, но на второй только его баба ездит — та ни в жизнь не даст. Жаднючая — страх.

— Лини, я пойду! — закусив губу, выпалила я. — Капитан Дрозер заждался уже, наверное. Увидимся.

— Пока. — Девчушка тоскливо вздохнула. — Ты только приезжай. А то ведь здесь и поболтать не с кем. Маменька да сестры. Маменьке не до того, а сестры малые еще. Приезжай, а?

— Обязательно! — пообещала я, внезапно осознав, что прирожденная, как мне показалось, болтливость Лин, по всей вероятности, всего лишь результат одиночества. Я в ее возрасте в центре столицы жила, в БИА училась. И у меня проблемы возникали не от того, что поболтать не с кем, а от того, что от разговоров не знаешь, куда спрятаться. — Вот как только устроюсь, так сразу в гости наведаюсь.