Рыцарь надежды - Додд Кристина - Страница 19

Однако он решительно отрицал, что специально выслеживал ее. Скорее всего так и было, но в душе у нее поселился страх, что она могла оказаться чьей-то добычей. После этого она всегда брала с собой на прогулки крепкую дубовую палку.

Она встала. И зачем ей только беспокоиться о воображаемом привидении? Как глупо! У нее и так есть два важных повода для беспокойства.

Она направилась обратно, когда крупная капля воды ударила ее по щеке. Подняв глаза, она вздохнула с отвращением и облегчением одновременно. С отвращением потому, что ей придется вернуться за клевером. А с облегчением потому, что дождь поможет лучше приняться лекарственным растениям, недавно посаженным в саду. Это было ее дело, и она радовалась всему, что помогало ей.

Она вновь собрала цветы и, взяв их с собой, пошла к дому. До тех пор, пока Хью де Флоризон живет у нее в хранилище трав, ей не будет ни минуты покоя, вот о чем думала Эдлин, медленно возвращаясь под редким дождем.

Он, видимо, с трудом дождался, пока она переступит порог, и тут же сказал:

— Я подумал, и у меня есть для тебя действительно хорошее предложение. Я ждал тебя, чтобы поговорить с тобой серьезно.

— О чем ты? — Она испугалась, что догадывается, и бросила узел с цветами на стол, чтобы не поддаться соблазну запустить им в него.

— Пожалуй, лучше всего будет, если именно я займусь воспитанием твоих сыновей, а ты будешь жить с нами.

У нее едва не перехватило дыхание.

— Жить вместе?

— Я обещаю хорошо с тобой обращаться, Эдлин.

— Хорошо обращаться со мной?! — Оскорбленная и раздраженная, она топнула ногой.

— Мне понадобится женщина, которая может вести дом, а ты неплохо знаешь, как это делается.

Он изобразил обаятельную улыбку. О, как он привык делать все по-своему!

— Тебе это понравится больше, чем выкапывать растения из грязи и готовить лечебные отвары для всех подряд. — Он говорил сухо и по-деловому, словно заранее знал, что она любит, а что нет.

— Мне понравится?! — Всю свою язвительность она постаралась вложить в эти слова.

— Обязательно понравится, — сказал он уверенно. — Эдлин, — он протянул ей руку ладонью кверху, — ты и я станем непобедимой парой.

— Какой парой? — недоуменно спросила она.

Его рука упала, и он насупился.

— Супружеской парой, разумеется.

Паника охватила ее, поселившись где-то внизу живота и неудержимо поднимаясь к горлу.

— Супружеской?

В его голосе послышалось легкое раздражение:

— А ты что, собственно, подумала?

— Ну уж, конечно, я этого не ожидала. — Никогда не выходить замуж. Никогда снова. Никогда никого не провожать на войну.

Он неожиданно повысил голос:

— Ты подумала, что я предложу тебе роль любовницы, чтобы твои сыновья стали тебя принимать за?.. Ты подумала, что я воспользуюсь твоим незавидным положением, чтобы унизить тебя еще больше предложением, которое выходит за рамки всяких приличий? — Это звучало почти гневно.

Она подавила панику, бушевавшую внутри, и почувствовала, что и ее охватывает ярость.

— В прошлом меня уже не удивляла никакая мужская откровенность перед лицом женских несчастий.

В приливе невиданного ею прежде гнева он вскочил на ноги и воскликнул:

— Я — Хью де Флоризон! Я — живое воплощение рыцарства!

— Ну конечно, так оно и есть. — Ей доставило громадное удовольствие произнести каждое слово с издевкой. Но, сообразив, что резкие движения ему, безусловно, вредны, она тут же бросилась к нему и обхватила его руками. — Теперь ложись, пока не начал истекать кровью.

— Ты сомневаешься во мне?!

У него уже задрожали колени, и, боясь, что он упадет прямо сейчас, Эдлин поспешно ответила:

— Нет-нет, я нисколько не сомневаюсь. Ты человек чести, Хью. А сейчас позволь, я помогу тебе лечь.

— Я предложил тебе руку со всей серьезностью и ответственностью, с верой в справедливость своего поступка, — он-таки рухнул на пол, увлекая ее за собой, и закончил фразу лежа: — а ты издеваешься надо мной?!

— Это моя ошибка! Дело в том, что мне уже не раз приходилось сталкиваться с мужчинами, которые жили по закону рыцарства, — она аккуратно подоткнула под его голову ненавистную подушку, — но это удавалось им лишь в течение довольно короткого времени.

Эдлин должна была, безусловно, признать простую истину — он не прожил бы так долго и, уж конечно, не преуспел бы в жизни, если бы не использовал любые возможности, когда они подворачивались.

Проникновенно, чувственным голосом он вдруг прошептал ее имя:

— Эдлин…

Она посмотрела ему в лицо и, поймав выражение глаз, поняла, что ей угрожает несомненная опасность. Надо сознаться хотя бы себе, что она сама преподнесла ему эту ситуацию, как лучшее блюдо на пиру. А уж он воспользовался ею в полной мере.

Надо ли ей бросить все и убежать? Или по-прежнему выхаживать его? Ей пришлось приложить столько усилий, чтобы сделать его падение на пол как можно более мягким, что самоуверенное выражение на его лице вывело ее из душевного равновесия. Она выпустила его худощавое тело из рук, предоставив ему возможность устраиваться самому, как сможет. Этот ее жест, вполне символичный, вовсе не причинил ему вреда, но послужил предупреждением, что она ему легко не достанется.

Она попыталась отпрянуть назад, но не успела. Он уже обхватил ее руками и, умело использовав ее неустойчивое положение, резко дернул ее на себя. Она всем телом упала на его грудь, от чего он издал стон.

— Так тебе и надо, — сердито сказала она, опершись на локти и стараясь подняться. — Мне этого не хочется.

— Ну что ж, будь безжалостной. — Он только слегка удерживал ее, затрачивая как можно меньше своей драгоценной энергии, и ожидал, пока она не почувствует себя изнуренной. — Бей по ране.

Она не могла сделать этого. Ей очень хотелось так и поступить, но она была не в силах позволить ему опять оказаться на грани смерти. Вместо этого она попыталась ударить его в лицо. Он перехватил ее пальцы и сильно сжал их. Она продолжала сопротивляться, но накопленная за это время усталость брала свое. Он уложил ее затылком на свою огромную ладонь и поцеловал.

Он упорно раздвигал ее губы языком, но это привело Эдлин в бешенство и придало ей новые силы. Что он вообще вообразил о себе?! Что он — ее давно потерянная любовь, которую она жаждет обрести вновь?!

Лучше бы ему так и оставаться потерянным. Он, вероятно, думает о ней, что она легко доступная женщина? Ее молчаливое сопротивление его поцелуям крепко сжатыми губами, должно быть, послужило для него сигналом сменить тактику. Он позволил ей откинуть голову назад, но когда Эдлин снова попыталась освободиться, Хью, удерживая ее с огромной осторожностью, перекатился на ту сторону, где у него не было раны, и снова навалился на нее всей тяжестью.

Он действовал так спокойно, так обдуманно. Как удавалось человеку, который всего несколько дней назад был на грани смерти, удерживать ее, здоровую, сильную женщину? Явное недовольство прозвучало в ее голосе, она все не оставляла попыток сопротивляться:

— Этого… не… надо делать.

— Я собираюсь только целовать тебя, а между людьми, которые только что пообещали друг другу пожениться, это вполне допустимо.

— Я не давала тебе никаких обещаний, — возмутилась Эдлин.

— Скоро ты поймешь, что это хорошо, и все наладится.

Он сказал это так, словно это на самом деле было правдой. Словно ее возражения ничего не значили. Словно она ничего собой не представляла и была всего лишь бестолковой, заблудившейся в этом мире леди, так нуждающейся в мужчине, который устроил бы ее жизнь без всякого ее участия! Хуже того, он сам в это верил, самонадеянный болван.

Прижав ее к полу бедром, он ловко удерживал ее в положении, наименее удобном для сопротивления. Сначала он избавился от платка — легкий кусок ткани соскользнул с ее головы, — и пальцы Хью ощутили великолепные пряди ее волос, выбившиеся из косы. Медленно распуская косу совсем, он неотрывно смотрел на нее.