Первый любовник Англии - Додд Кристина - Страница 2

— Этот намного лучше, чем старик, — согласился другой солдат и, грубо отпихнув сэра Дэнни к стене, приставил к его горлу острый клинок.

Итак, сэра Дэнни ожидала смерть. Их ожидала смерть, а вместе с ними должны погибнуть и все мечты о грядущей славе. Сэр Дэнни возвел глаза к небу, произнося про себя короткую молитву. Лишь бы пришло избавление! Он обещал про себя исправиться, бросить вино и табак, необузданную жизнь, сцену… Нет, сцену — вряд ли. Да и с праведной жизнью тоже не выйдет: сэр Дэнни любил женщин. Но от всего остального он откажется ради собственного спасения, а самое главное — ради спасения Розенкранца.

Спасение пришло, однако пахло оно совсем иначе, нежели мог предположить сэр Дэнни. Целый поток еще теплой мочи обрушился из открытого окна на их головы, и пронзительный женский голос завопил:

— Может быть, хоть это вобьет в ваши тупые головы, что значит портить дело Крошке Мэри!

Второй потоп не заставил себя долго ждать, и ошеломленные солдаты выпустили из рук своих пленников. Взглянув наверх, сэр Дэнни обнаружил, что из всех окон у них над головой высунулись полураздетые женщины.

— Будете знать, как мешать честным шлюхам во время работы! — пронзительно закричала другая.

Сэр Дэнни громко расхохотался.

Осел! Боже, какой осел! Только сейчас он узнал и эту узкую улочку, и дородную Крошку Мэри. Его и Розенкранца занесло под окна известнейшего в Лондоне борделя, и потревоженные жрицы любви, оторванные от своего дела, атаковали отряд солдат.

Мокрые солдаты выделывали резвые танцевальные па, стараясь уклониться от летящего вниз содержимого ночных горшков. Они и представить себе не могли, что такое Крошка Мэри, напоминающая сейчас разъяренную козу, бьющую землю копытом перед последним решительным прыжком. Она ринулась в атаку, и трое солдат свалились на землю, как деревянные кегли; двое других удержались на ногах, шатаясь, отплевываясь и ругаясь на чем свет стоит.

Шлюхи разразились одобрительными воплями, и сэр Дэнни с радостью присоединился к ним: он и Розенкранц спасены, теперь сэр Дэнни ничуть не сомневался в этом. Небеса услышали его молитву, поскольку только он мог спасти ее величество королеву Елизавету от плетущегося против нее заговора; только он был в состоянии вернуть Розенкранцу законное положение в жизни. Сэр Дэнни снова рассмеялся, и Одноглазый сразу протер свой единственный глаз.

— Идиот, — пробормотал Розенкранц. — Старый глупый актеришко!

Когда Одноглазый, обнажив шпагу, повернул к нему голову, сэр Дэнни почти согласился с этим утверждением. В руке Розенкранца что-то блеснуло, и сэр Дэнни разглядел кухонный нож. Простой кухонный нож! Против вооруженного солдата!

Низко наклонив голову, сэр Дэнни боднул противника в пах. Одноглазый сложился пополам, но, падая, успел увлечь за собой сэра Дэнни и, перекатившись через него, крепко прижать к земле всем телом. Сэр Дэнни, стараясь освободиться, бился под Одноглазым, словно рыба, вытащенная на берег. Внезапно он ощутил, что держащие его руки разжались, а по тяжелой туше солдата, заоравшего нечеловеческим голосом, пробежала судорога.

Розенкранц потянул сэра Дэнни, помогая подняться, и крикнул:

— Бежим! Скорее! Нам нужно удирать отсюда!

Спотыкаясь, сэр Дэнни постарался обрести дыхание. Нет, теперь он больше никогда не станет шутить с судьбой! Рванув застежку, сэр Дэнни освободил судорожно вздымающуюся грудь.

Уже находясь на углу переулка, он оглянулся назад — тяжелые железные ночные горшки продолжали бомбардировать солдат, все еще стоящих на ногах; Крошка Мэри, сидя на двух лежащих мужчинах, обхватила их шеи и изо всех сил душила своими крепкими локтями; Одноглазый, корчась от боли, катался по земле, изрыгая страшные ругательства.

Возможно, впервые в жизни сэр Дэнни почувствовал себя в замешательстве.

— Что?.. Что?.. — только и мог он пробормотать, заикаясь.

По лицу Розенкранца пробежала гримаса зловещего удовлетворения.

— Я только показал ему, как острие моего кухонного ножа легко пропарывает войлочные штаны и входит прямо в…

— О Боже! — Сэр Дэнни схватился за грудь.

— Ага, — продолжал Розенкранц. — И теперь он не скоро бросится за нами в погоню.

Вытерев перепачканные руки о фартук, Крошка Мэри криво ухмыльнулась в сторону лежащего на земле Одноглазого:

— Ну что, достала она тебя в твои детородные яблоки?

Одноглазый прекратил исследовать интимные части своего тела и свирепо сверкнул глазами.

— Рана совсем нетяжелая, — проворчал он в ответ.

— Она показалась бы тебе еще легче, если бы эта девка вообще отрезала их!

По лицу раненого Одноглазого пробежала гримаса ярости.

— У меня еще достаточно сил, чтобы разделаться с тобой, слышишь, ты, пивная бочка?!

Крошка Мэри расхохоталась, откинув голову, — ее звонкий смех громким эхом отражался от стен, мощное тело сотрясалось от ликования.

— Эй, вы только посмотрите: этот хилый стручок никак не может пустить корни!

К веселью Мэри присоединились остальные женщины, и даже пришедшие в себя солдаты, на всякий случай пряча головы, сдавленно фыркали.

Одноглазый тут же пришел в себя и вскочил, нащупывая на боку шпагу.

— Уж не это ли ты разыскиваешь? — Крошка Мэри указала жирным пальцем на лежащую на земле шпагу. — Ты ее потерял, когда эта малявка ударила тебя ножом.

Прислонившись спиной к стене, Одноглазый застонал, стараясь держаться.

— Кажется, он потерял тогда гораздо больше, чем просто шпагу, — заметила одна из «девочек».

— Эй, Крошка Мэри, а ты разве знакома с ней? — спросила другая.

— Нет, — ответила Мэри, — но с таким кухонным ножом она вполне могла бы справиться с целым отрядом!

— Ты, старая глупая шлюха! — Кровь ручьем текла по ноге Одноглазого. — Это же был актер! Мужчина, который играет женские роли, а не женщина. Ты что, не знаешь, что женщины не могут играть на сцене? Это же неприлично!

— Ты, тупой старый солдафон! — передразнила его Крошка Мэри. — Это была женщина! Я не хуже тебя знаю, что говорит закон про женщин на сцене, но уж поверь, на своем веку я видела достаточно женщин. Кстати, зачем мужчине, убегая, прихватывать с собой женское белье, висящее на улице?

Взглянув на потрясенного солдата, она снова расхохоталась громким смехом, который был дружно подхвачен ее товарками.

Женщина? Женщина чуть было не кастрировала его кухонным ножом? Его победила женщина?!

— Это невозможно! — пробормотал себе под нос Одноглазый.

— Можешь подбить войлоком свои штаны хоть два раза, но даже такой дурак, как ты, способен понять, что мужчина никогда не станет колоть врага в задницу! Никакого сомнения! — Мэри беспощадно била не в бровь, а в глаз. — Нет, похоже, папистские монахи обладают большим житейским опытом, чем графские солдаты. У тебя осталась еще хоть капля здравого смысла?

Одноглазый припомнил худощавое, безбородое лицо, карие глаза… Он уже знал: все, что говорит эта толстуха, — горькая и постыдная для него правда. Его победила женщина! Его, убившего и изнасиловавшего женщин больше, чем гунн в припадке безумной ярости!

Кровь бросилась в голову Одноглазого, и он напрочь забыл о ране. С воплем «Розенкранц!» Одноглазый бросился из переулка, однако на его пути неожиданно возник какой-то мужчина. Резко затормозив, солдат потянулся за шпагой, но, не обнаружив ее на боку, выхватил нож, замахнулся, но…

— Ты! — Одноглазый вздрогнул от неожиданности и опустил руку, хотя мужчина даже не шелохнулся. — Ты! Я знаю тебя. Мы же вместе воевали…

— Очень давно.

Низкий гортанный голос с легким акцентом был полностью лишен каких-либо эмоций, но по спине у Одноглазого пробежала холодная дрожь. Несмотря на то, что мужчина был не в военной форме, его осанка, твердый, повелительный взгляд, от которого веяло жестокостью и готовностью вступить в схватку, говорили сами за себя. Лихорадочно пытаясь вспомнить имя этого человека, Одноглазый быстро заговорил: