Львёнок, который хотел выжить (СИ) - Бими Ева - Страница 53

Шум воды заглушал стучавшую в висках кровь, но ледяные струи не помогали утихомирить вырывающееся из него желание. Он с силой приложился лбом о неровность скалы, рыча на нее, требуя прекратить его муки, помочь ему справиться с собой, остановить его.

Но вкус ее губ и нежного язычка все еще был во рту, а пьянящий запах ее желания заполнял изнутри, выталкивая за собой наружу его душу.

Лидер сходил с ума от вожделения к ней, и как только почувствовал исходящую от нее теплую сладость, понял, что не сможет себя сдерживать. Трепещущее тело, источавшее под ним аромат влечения, тянулось к нему, и внутренняя звериная сущность почти успела захватить рассудок, намереваясь сорвать с неё одежду, вылизывать каждый участок обнаженного тела, войти в нее, ощутить на себе ее влажность, проникнуть в нее, заполняя собой, с каждым толчком присваивать ее себе.

Болезненное напряжение сводило пах, рука потянулась к ремню, в нетерпении разрывая кожаный широкий пояс. Пульсирующий член вырвался из-под пластрона, он больше не мог его удерживать под защитой. Лео сжал его в кулаке и резкими короткими движениями удовлетворял исступляющее желание. Перед глазами стояла она: ее влажные теплые губы, тихие сладкие стоны, прильнувшее мягкое тело, отзывающееся на его ласки. Она впускала его в себя, ласкала своим маленьким горячим язычком, потирала бедром о его пах. Заключенная под ним, она издавала дрожащие вздохи, и вжимающиеся в него маленькие, тонкие, но удивительно сильные пальцы словно разрывали его на части, и он был готов позволить ей все, лишь бы овладеть ею.

Большой палец в движениях руки проходил по толстым выпирающим венам и касался ободка набухшей головки, и он не мог не представлять то, как бы он проталкивался в ней, толчок за толчком, все глубже и глубже, шире разводя ее бедра и полностью заполняя собой, вырывая из нее приглушенные поцелуем вздохи.

Гул водопада подавлял рычание и шумные выдохи, и Лео больше не сдерживал их. Пик оргазма приближался, рука быстрее заскользила по пульсирующему органу, тело напряглось в ожидании взрыва, челюсть до боли сжалась, и в этот момент он боялся выкрикнуть имя той, из-за которой так отчаянно страдал.

Разряд, словно удар молнии, пробил его тело, расползаясь по нервным окончаниям. С громким протяжным стоном, переходящим в рык, он задрал голову кверху, сильнее сжимая рукой подрагивающую головку члена, изливая из себя семя.

Это принесло лишь крохотное облегчение, заставившее его ненадолго позабыть о своей борьбе. Он так хотел сдаться самому себе, той звериной сущности, которая обитала в нем. Он думал, что сможет с нею справиться. Но теперь знал — он обречен на поражение.

Орган в его руке стал постепенно уменьшаться, и Лео было стыдно оттого, что он удовлетворял себя. Оттого, что звериные инстинкты оказались сильнее, чем его выдержка, разум и дух.

После того, как ему была вручена катана, в знак лидерства, он не позволял себе прибегать к подобному, будучи верен аскетизму, и успешно укрощал медитацией природные позывы тела.

Но рядом с ней все его постулаты морали и долга сгорали дотла, развеянные обожжёнными клочками по ветру. Все в нем кричало — она должна быть с ним, должна быть его. Первые мысли о ней были безобидными, но оказалось, что он впустил в себя «Троянского коня». И теперь он сам, подверженный этому вирусу, выискивал бреши в своей собственной защите.

Лео обратно погрузился в воду, наслаждаясь на глубине успокаивающей тишиной. В легких заканчивался воздух, и пришлось вынырнуть на поверхность, туда, где его по-прежнему сжигал стыд.

Он все еще не верил тому, что она ответила ему на несдержанный порыв в поцелуе. Леонардо вновь вспомнил о ее губах, и ему до боли захотелось к ним прикоснуться. Вбежать в лагерь, найти ее, прижать и больше никогда не отпускать от себя.

И она дала ему ответ: тот, на который он даже не смел надеяться. Ева хотела быть с ним, и от этого он был готов взреветь на весь мир, оглашая свое право на нее. Тело, как будто в котором был вмонтирован внутренний компас, настроенный на нее, само двинулось в направлении, где она сейчас была. «Моя» — звериная сущность внутри него удовлетворенно заурчала, и он не посмел ей противоречить. Еще никогда ему не было так сладко от поражения. Он был побежден ею и радовался этому.

Леонардо почувствовал внутри напряжение, и врожденные инстинкты сообщили ему, что он здесь не один.

Недалеко, стоя в тени деревьев, за ним наблюдал брат. Лео стер с лица стекающие капли и двинулся на берег, избегая его взгляда, зная, что Раф не стал бы бесцельно дожидаться его.

Гигант в красном двинулся наперерез ему, давая понять, что Лео не избежать с ним разговора.

Лидер остановился, устало выдохнув, и, по-прежнему отводя взгляд, обратился к брату: — Давай не сейчас.

— А когда? — Рафаэль приближался к лидеру и добивался того, чтобы тот посмотрел на него. — Тогда, когда тебе окончательно снесет крышу? Или тогда, когда ты к чертям все поломаешь?

Он добился своего, и старший брат обратил на него искоса свой взор.

— Раф, больше нечего ломать, — лидер вновь отвел глаза, напряженно вглядываясь в пространство перед собой, убеждая то ли себя, то ли его, — нечего.

Жестокая хмурая улыбка растянулась на лице, воспламеняя желтые глаза.

— Ошибаешься, Лео.

Лидер знал, что Раф был прав и точно бил этим в цель. Но он не хотел вновь заводить с ним разговор на эту тему и, обойдя брата, намеревался скрыться из виду.

— Ты забыл, кто мы?

Слова, брошенные в спину, остановили лидера. Он не забывал об этом, ни единого раза, и сейчас как никогда остро чувствовал свою непохожесть рядом с ней. Но…

— Но она ведь может…

— Не может, — Раф, словно читая его мысли, прервал своего брата, — и ты знаешь почему!

Ответа не требовалось. Есть вещи, которые не меняются. И они были тем самым неизменным элементом. Даже этот новый мир им не принадлежал. Пусть так. Ему ничего от него не было нужно. Только она. Ему была нужна только она одна.

Рафаэль понизил голос: — Когда придет время, мы отпустим их — Сью, Сэма и девчонку. Мы согласились. Мы все с этим согласились!

Раф говорил ему все то, что Лео и без него знал. Но она была нужна ему. И в нем рождался протест, отражающийся на лице.

— Как лицемерно, Лео, — Рафаэль обходил его, возвышаясь напротив, — надо же, и ведь не устаю тебе об этом напоминать.

— Тебе-то какое дело? — Лео попытался пройти, но был задержан рукой брата, схватившей его за предплечье.

Склонившийся к нему гигант в красном пристально заглянул в глаза: — Каждый из нас выполняет свою роль. И твоя — поступать правильно.

Леонардо передернуло от этого корёжащего его долга, ноши, которую он принял и продолжал нести, не вправе скинуть с себя, не вправе позволить себе иного. Предназначение, выбранное для первенца, глубоко укоренившееся, не желающее освобождать его, опутывающее колючей броней, которой до встречи с Евой он гордился, ощущая себя в ней непобедимым, непреклонным… Но сейчас оно тяготило, ему хотелось выдрать каждый шипастый отросток, плотно обвивший его тело, внутренности, саму сущность. Плевать на боль, плевать на кровоточащие раны, лишь бы только быть рядом с ней.

— Ты должен поступить правильно, — Раф видел его борьбу и то, как он проигрывает себе.

— А ты тогда что должен? — вспылив, Лео вырвался из захвата, отпихивая Рафаэля.

— Защищать.

Раф был спокоен и настойчив всегда, когда Лео терял свой контроль, он словно был вынужден занимать его место, тот один из четырех отсеков, пространство которого не терпело пустоты.

И Лео это никогда не нравилось: освобождать свое место, потому что он только и умел — поступать правильно, несмотря ни на что.

Дони был их мозговым центром, который решал задачи любой сложности, который мог показать им выход из любой нерешаемой и, казалось, безнадежной ситуации. Он, как аметист, светился своим спокойствием и уверенностью, придаваемой его умом.

Рафаэль, носивший цвет огненного камня, мог вспыхнуть, как рубин на свету, испепеляя препятствия на своем пути, яростью обрушиваясь на любого из тех, кто представлял угрозу его семье.