Двойное искушение - Додд Кристина - Страница 15

– А ты в это не веришь.

– Более того, я считаю, что эта страсть – плод ее воображения. Кроме того, наша девушка слышала где-то, будто выйти замуж за богатого не труднее, чем за бедного.

– Замуж? – закашлялась леди Филберта. – Она что, в самом деле собралась замуж?

– От юной красотки вроде мисс Милфорд можно ожидать чего угодно.

Леди Филберта, пытаясь устроиться удобнее на жестком стуле, заложила руку за спину, но это не помогло, и мягче ей от этого не стало.

– Когда Эллери был молодым, его следовало держать в ежовых рукавицах, – сказала она.

– К сожалению, уже поздно, – откликнулся Трокмортон. – Итак, для того чтобы разрубить этот узел, потребуется…

– Жертва. С твоей стороны.

– Боюсь, что так. Правда, если найдется кто-нибудь другой на роль… – Только сейчас он заметил, как легко согласилась мать принести его в жертву. Она не сомневалась в том, что он сделает это – ради того, чтобы спасти Эллери, ее, самого себя, честь семьи и все, что еще нужно будет спасти. Трокмортон раздраженно вернулся к окну и выглянул в сад. Снаружи не горел ни один фонарь, и потому Трокмортон мог видеть только свое собственное отражение в темном стекле.

Тем временем леди Филберта перебралась за стол и попробовала присесть в рабочее кресло Трокмортона.

– Это единственное удобное кресло во всем кабинете, Гаррик! – воскликнула она.

– Дискомфорт способствует более активной работе мозга, – сухо ответил Трокмортон.

– До чего же ты зануда, Гаррик.

– Ну что ты, мама, я просто дальновидный и опытный человек. И к тому же чертовски старый для этой ерунды, – пробормотал он себе под нос, – соблазнять юных девушек.

– Слишком стар? – переспросила леди Филберта. – Скажи лучше, когда ты был достаточно молод! Ты уже к двенадцати годам успел стать рассудительным, предусмотрительным и готовым к долгой нудной работе.

– Ты забываешь про Индию.

– Ты никогда мне не рассказывал про Индию.

Трокмортон внимательно посмотрел на мать. Леди Филберта была женщиной энергичной, умной, рассудительной, одним словом, она заслуживала доверия, но Трокмортона останавливало то, что это его мать. Трокмортон знал, что она любит его, знал это так же точно, как и то, что матери не понравились бы рассказы о том, что ему пришлось делать и испытать в далекой Индии.

– Там была война, – лаконично пояснил он. – Были герои и были изменники. Когда нужно было убивать, я убивал. Этого достаточно?

– Я так и думала, – голос леди Филберты зазвучал мягче и теплее. – Ты вернулся… другим. Но сейчас мы говорим не о насилии. Мы говорим о том, сколько заплатить женщине, чтобы она оставила нашу семью в покое.

Трокмортон вспомнил сияющее лицо мисс Милфорд. Он знал, как редко в наше время можно увидеть такое светлое и чистое проявление чувств. И Трокмортону стало вдруг противно при мысли о том, что этот огонек он должен будет загасить своими руками.

– Как бездушно ты говоришь об этом, – сказал он с невольным укором.

– Мне очень жаль причинять боль мисс Милфорд, но подумай сам, Гаррик. В Индии вот-вот начнется новая война. Что будет, если индусы со временем обнаружат, что проиграли, и сложат оружие? А с помощью лорда Лонгшо мы можем закрепиться в северных провинциях Индии.

Этого она могла бы и не говорить. О том, как обстоят дела в Индии, Трокмортон знал гораздо лучше леди Филберты и при том не понаслышке. Он сам принимал участие и в разведке, и в бесконечных дипломатических переговорах, и в жестоких сражениях.

– Мы не можем потерять эти плантации, – сказала леди Филберта.

– Зато я потеряю прекрасную гувернантку. – Трокмортон взял со стола письмо, развернул его и начал читать вслух:

– Я была вдовой с двумя детьми, когда вышла замуж за вдовца, у которого также было двое детей от первого брака. До приезда мисс Селесты в нашем доме царил ад. Мои дети воевали с детьми мужа, и те, и другие совершенно не желали учиться, а мы с мужем не знали, что нам делать дальше. Но с появлением мисс Селесты все изменилось буквально как в сказке. Она сумела все исправить и все наладить заново. Я предлагала ей любые деньги за то, чтобы она согласилась ехать с нами в Россию, но мисс Селеста ответила отказом. Она пожелала вернуться в родную Англию, и нам с мужем ничего не оставалось, как только попрощаться со слезами на глазах с нашей феей и порекомендовать ее вам, как самому уважаемому из клиентов, желавших воспользоваться услугами мисс Селесты.

Трокмортон закончил читать и посмотрел на мать. Она сидела, облокотившись на стол, – поникшая и грустная.

– Прекрасная рекомендация. С такой гувернанткой можно было бы вновь установить порядок на третьем этаже. Понимаю, как тебе жаль упускать такую возможность. Ах, если бы только Селеста не была такой хорошенькой! – Губы леди Филберты дрогнули. – Но она прелестна, и мы не должны забывать о самом главном – для меня, во всяком случае, – об Эллери.

– А именно?

Она посмотрела на сына материнским взглядом, в котором смешались тревога и любовь.

– Мы никогда не говорили с тобой об этом, но ты все знаешь сам. Я долго надеялась на то, что с годами Эллери исправится и возьмется за ум. Увы, он год от года становится все хуже. Крупно проигрывает в карты, много пьет. Люди уже начинают судачить о нем. Наконец он встречает леди Патрицию. Я надеялась на то, что Эллери сумеет по-настоящему полюбить ее и это станет началом его исправления. Но тут на сцене появляется блистательная мисс Милфорд. – При этих словах леди Филберта подняла голову, чтобы посмотреть сыну прямо в глаза. – Полагаешь, тебе удастся одурачить мисс Милфорд?

– Сегодня вечером я положил для этого неплохое начало.

– Чесотка у Эллери пройдет самое большое через два дня.

– Значит, на третий день я придумаю что-нибудь еще, – ответил Трокмортон и успокаивающе погладил мать по плечу.

Эллери медленно пробирался по темным коридорам, зажав в руке наполовину опустошенную бутылку. Было четыре часа утра. В ту ночь Эллери так и не смог уснуть – ворочался, чесался, наконец встал, оделся и вышел из спальни. В доме было тихо. Последние гости давно разошлись, никто не сидел на скамейках в саду, никто не попадался навстречу Эллери, хотя тому очень хотелось найти в этот предрассветный час собеседника, которому можно было бы излить душу.

Лицо Эллери было покрыто красными пятнами, которые зудели, если их не чесать, и горели, если начать их расчесывать. Запах овсяного отвара, казалось, насквозь пропитал кожу Эллери, и так хотелось сейчас, чтобы кто-нибудь ласково притронулся к его руке и сказал ему хоть пару ободряющих слов!

Разумеется, он тут же вспомнил о Селесте. О маленькой милой Селесте, дочери садовника. Гаррик много язвил насчет того, что она дочь садовника, но, узнав, что брат по-настоящему влюблен в эту девушку, сумел поступить правильно. Гаррик всегда и все делает правильно.

До тошноты правильно.

«Только не думайте, будто я не люблю Гаррика! – подумал Эллери, и остановился, чтобы погрозить пальцем невидимому оппоненту. – Пусть Гаррик зануда, педант, пусть Гаррик считает, что танцевать на столе – это верх неприличия, все равно он остается одним из величайших людей во всем мире. Да, да, господа, именно так! Чуткий, славный Гаррик! Когда я подхватил сыпь, он сам вызвался позаботиться о Селесте. В том смысле, чтобы увести ее подальше от других мужчин, которые непременно стали бы к ней приставать.

Милый, славный Гаррик! Лучший брат на свете!»

Селеста выросла в садовом домике, у своего отца, но теперь ее место здесь, возле ее воспитанниц, это Эллери знал наверняка. Ведь Гаррик так готовился к приезду своей гувернантки. Он собирался поселить ее на третьем этаже, рядом с детской.

Правда, на третьем этаже Эллери не был с тех пор, как…

Ну да, с тех пор, как в доме появилась его дочь. Он болезненно поморщился и принялся взбираться по крутой темной лестнице.

Кики. Эллери сделал большой глоток прямо из горлышка. У Кики такой же вспыльчивый и свободолюбивый характер, как и у ее матери. Правда, Гаррик утверждает, что она больше похожа на своего отца. Что ж, может быть, и так. Разве не должна дочь походить на своего отца? В глубине души Эллери даже гордился тем, что у него есть дочь, от этого он чувствовал себя… более взрослым, что ли.