Цена покорности (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 17

А потом происходит самое страшное. Назар сжимает мою руку и намеренно ведёт к Глебу. Иду за ним, но с каждым шагом становится все сложнее сдержать чувства.

— Добрый вечер, — как ни в чем не бывало здоровается он.

Кажется, я онемела. Все, что делаю — это смотрю на живот Стефании. Мужчины здороваются за руку, Глеб представляет Назару свою любовницу и сдержанно кивает мне. А я даже кивнуть не могу.

Когда-то в детстве я проснулась посреди ночи в темноте и сильно испугалась. Родители были за стенкой, но меня сковало страхом настолько, что пропал голос. Я так и лежала с зажмуренными глазами, пытаясь дышать. И сейчас меня почему-то душит тот же самый страх. Они о чем-то мило беседуют, а я ничего не слышу. Делаю глубокий вдох, вдыхая запах Глеба, такой родной и в то же время с примесью женских духов.

— Да, Оксана? — спрашивает меня Глеб, а я опять невпопад киваю.

Зачем он обращается ко мне? Они продолжают беседу, а смотрю в пол, поскольку глаза нещадно жжет от подступающих слез. Если я не выдержу и разрыдаюсь, Назар опять разозлится, а я совершенно не хочу его огорчать. На меня начинает давить чувство вины, на грудь словно ложится груз.

— Извините, мне нужно… — наконец, выдавливаю из себя, отпускаю Назара и быстро, не оборачиваясь, ухожу в сторону туалета.

Так лучше, никто не увидит моих слез, я успокоюсь и вернусь в зал адекватной.

Забегаю в туалет, закрываюсь, и меня прорывает, слезы сами неконтролируемо брызжут из глаз, а из горла вырывается вой. Быстро умываюсь холодной водой, пытаясь остановить истерику. Поднимаю голову и понимаю, что размазала косметику и намочила волосы, теперь я похожа на облезлую кошку. На жалкую, побитую, дворовую кошку! Вновь рыдаю уже над своей невменяемостью. Назад возвращаться нельзя, телефона у меня нет, и я не знаю, что делать. Зачем он меня сюда привел?! И ведь он знал, что здесь будет Глеб со своей… Знал!

— Знал! — кричу своему отражению и злюсь уже на Назара.

За что он так со мной?! Его очередной психологический тест?! Психолог чертов! Бью ладонями по раковине, отбивая ладони. Больно, но становится легче. И я бью ещё и ещё, и опять рыдаю, уже в голос. Когда это уже выйдет из меня? Когда избавлюсь от этой больной зависимости?!

— Сколько можно?! — кричу своему отражению и вновь колочу по раковине.

Дверь дергается, кто-то стучит, и я понимаю, что не могу здесь прятаться. Хочу на воздух, на улицу. Хватаю бумажное полотенце, быстро вытираю мокрое лицо, открываю замок и натыкаюсь на сильную грудь Назара, запах кофе и специй врывается в легкие, но легче не становится. Он не должен видеть меня в таком состоянии! Пытаюсь его обойти, но Назар хватает меня за плечи, удерживая, всматривается в лицо, видит мое жалкое состояние и хмурится, стискивая челюсть.

— Отпусти! — дергаюсь, пытаясь вырваться. — Отпусти! Пожалуйста! — меня вновь накрывает истерикой. Не хочу никого видеть. Хочу домой, рыдать где-нибудь в темном углу, жалея себя. — Это все ты! Ты! — кричу во весь голос, забывая, что нахожусь в общественном месте. — Зачем ты привел меня сюда?! Зачем?! — колочу его руками, чувствуя, как меня начинает трясти, и не хватает воздуха. — Ненавижу тебя! — вырывается у меня. — Ненавижу вас всех! — уже сама не понимаю, что несу.

Кажется, я сошла с ума. Щеку обжигает, и я прикладываю к ней руку. В первые секунды даже не понимаю, что Назар дал мне пощечину. Сильную и отрезвляющую. И я замолкаю, закусывая губы. Он хватает меня за руку и ведёт за собой к черному выходу. И мне уже все равно, куда мы и зачем. Я ничего не вижу и не слышу, ничего не чувствую. Горит только щека от его пощёчины.

Он сажает меня в машину, садится рядом и приказывает водителю трогаться. А мне холодно, трясет как, будто резко наступила зима, и я обнимаю себя руками, растирая плечи, пытаясь согреться. Чувствую, как на них ложится что-то теплое, поднимаю глаза и понимаю, что Назар надевает на меня свой пиджак. Поддаюсь, кутаюсь, глубоко выдыхая его запах, откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза, продолжая неконтролируемо всхлипывать. Нужно, наверное, попросить прощения за свое поведение, но сил ни на что нет. Хочется отключиться от этого мира.

ГЛАВА 14

Оксана

Не замечаю, как мы заезжаем во двор и машина останавливается, я словно выпадаю из реальности. Становится пусто внутри, мне все равно, что происходит вокруг. Прокручиваю в голове все свои действия в этот вечер и чувствую себя ненормальной. Зачем я так себя веду? Что творится в моей больной голове?

Назар открывает дверь с моей стороны, подает руку и помогает выйти. Не сопротивляюсь, покорно иду за ним, ни о чем не думая. Мы проходим в дом и зачем-то идем в кухню, он сажает меня за стойку, снимает запонки, и они со звоном летят в пустую вазу. Назар закатывает рукава, а я просто за ним наблюдаю, кутаюсь в его пиджак. Мы в доме, но мне все равно холодно, кажется, истерика вытянула из меня все силы. Наверное, сейчас я идеальная нижняя — не хочу ничего решать, пусть это сделает кто-то за меня. Я чистый лист, лепите из меня что хотите, главное — не причиняйте душевной боли, я больше не выдержу. Он ставит чайник и достаёт с полок какие-то баночки. А я смотрю на его сильные руки с выступающими венами. Ни о чем не думаю, просто наблюдаю.

— Прости, — сама не понимаю, зачем это говорю, наверное, потому что давит тишина.

— За что ты просишь прощения? — спокойно спрашивает он и засыпает в фарфоровый чайник травы.

— За слезы, за истерику, за неоправданные надежды, — отвечаю, продолжая рассматривать его руки. В такие не страшно отдаться.

— Слезы — это естественная реакция, обусловленная неспособностью справиться с повышенной чувствительностью, эмоцией. Когда человек плачет от эмоций, причиной которых является страдание из-за неприемлемой ситуации, он позволяет управлять собой, усиливая тем самым свои страхи и чувство вины. А все это от неприятия ситуации. От блока в голове, который не дает отпустить ее. Слезы опустошают, истерика — это механизм выплеснуть энергию. Ты могла еще долго притворяться, что все хорошо, и хранить внутри себя обиды и боль. Сегодня ты столкнулась со своим страхом и внутренней болью лицом к лицу. Это было жёстко с моей стороны, прости. Но это было необходимо, чтобы заставить тебя выплеснуть негативную энергию и опустошиться навсегда, чтобы заполнить душу чем-то другим, — спокойно поясняет он, раскладывая все по полочкам.

И не поспоришь, я абсолютно пуста. Во мне нет злобы и обиды на Глеба, во мне нет горечи и сожалений. Но и одновременно во мне нет и ничего хорошего, жизнеутверждающего — я пуста.

— Проводишь на мне эксперименты?

— Нет, пытаюсь нам помочь закрыть гештальт.

— Нам? — удивленно приподнимаю брови. А он просто кивает и наливает нам в чашки чай, над которым долго колдовал, добавляя травы и мед. — Я пытаюсь все прожить вместе с тобой. Возможно, я совершаю ошибки, но… — он замолкает и садится напротив, меня всматриваясь в глаза.

— Зачем тебе это нужно? — обхватываю чашку с чаем, грея об нее холодные ладони.

— Потом что ты стала мне дорога как женщина, как человек, и я искренне хочу помочь тебе справиться с твоей болью. Наверное, я виноват в том, что не забрал тебя раньше и не сделал своей. Ты умеешь преданно любить и отдавать себя до конца. Это самое ценное качество в женщине, — его голос становится опять теплым, бархатным, успокаивающим, он греет меня лучше травяного чая, мне хочется заснуть под него.

— Ты не злишься и не хочешь меня наказать?

— Я злюсь и очень хочу тебя наказать, — совершенно спокойно отвечает Назар, и я поражаюсь его выдержке. — Но это мои эмоции, ты здесь не причем. Я не буду вымещать на тебе свои разочарования.

— А ты разочарован во мне?

— Не в тебе, а в своих амбициях. — Все мы разочарованы. Какое-то время молча пьем чай, думая каждый о своем. — Чего ты хочешь? — спрашивает Назар.