Неподчинение (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 38

Лицо блаженное, взгляд куда-то внутрь себя. Такая красивая Зай в этот момент, и совершенно недосягаемая. Не здесь, не со мной она, всеми мыслями со своим ребенком.

И мне хочется, чтобы он был нашим общим. Был здоровым, родился, невзирая на творившийся ужас.

Но я реалист, а не трепетная лань, и моя вера в чудеса сдохла задолго до сегодняшнего дня. Шанс, что с ним все в порядке, ничтожно мал. И сейчас для меня главное — сама Зай.

Я не мог сделать выбор за нее, не мог подтолкнуть на аборт, хотя другого варианта решения ситуации не видел.

Она с трудом выбралась из депрессии после первых родов, она нестабильна, и одному Аллаху известно, что может произойти во время этой беременности с ее психикой. Я все ещё помню петлю у нее над головой, что осталась в том доме, так почему у меня ощущение, что сейчас она стягивается у нас на шее все туже и туже?

Я сжал кулак, боясь смотреть на Зай. Так коснуться ее хотелось, прижать к себе, но она казалось чужой, какой и была всегда.

— Нам с тобой надо в больницу другую съездить, на осмотр. Здесь гинеколога нет, аппарат УЗИ только, но спецы не по этой части.

Зай на меня посмотрела удивлённо, а я продолжил, — одевайся, за дверью подожду.

И только тут заметил, что в комнате букет роз, пошлая краснота на фоне бледных стен. Неужто Таир?

Тронул в задумчивости бутоны, нахмурился:

— Это брат?

А Зай, наклонившаяся, чтобы джинсы натянуть, замерла. Одну штанину натянула, вторую не успела. Выпрямилась, глядя на меня, но ей даже говорит не пришлось — и так все понятно. Блядство.

— И когда ты мне сказать собиралась?

— До того, как ты ошарашил меня новостью о беременности моей.

Злюсь, на нее, на ситуацию, на выродка этого — руки коротки пока достать его. А хочется сразу за шею взять и как куренку, свернуть, только подставить Зайца и дочку ее ни я, ни Таир права не имеем.

— Он все равно с папенькой своим, сюда пробраться не посмеет. Но, Зай, — сказал, глядя внимательно в глаза ей, — ты должна пообещать, что любой свой шаг, любое подозрительное движение вокруг — обо всем докладываешь мне. Понятно?

Она кивнула, а потом села на край койки и начала джинсы натягивать на вторую ногу. Я вышел, добрался до Василича.

— Какой шанс у ребенка родиться здоровым?

Виталич глянул косо:

— Руслан, друг мой, хоть ты не страдай этой романтической хернёй. Я не гинеколог, но я каждый день сталкиваюсь с алкоголиками и наркоманами, и я видел не одного ребенка, у которых это наследственно. Организм все силы бросил на то, чтобы она сама не померла, какие ресурсы остались на беременность, сам подумай? Я до сих пор удивлен, как плод не выкинуло ещё.

Я глазами потолок сверлю: где он там, кто наблюдает за нами с неба? Я давно не жду для себя справедливости, но почему страдают невинные?

— В общем, верить в чудо вы можете сколько угодно, но с исходными данными ничего не поделать.

— Я тебя понял.

Руку пожал ему, вышел в коридор. Зай ждала меня в палате, мы вместе спустились вниз, сели в автомобиль. Она окошко со своей стороны открыла, и словно надышаться не могла.

— Тошнит? — покосился на нее, не выпуская руля.

— Наоборот. Мне хорошо

Курить хотелось жуть, сегодня день и так говно.

Мишку похоронили, у него невеста осталась. Плакала, на меня с кулаками броситься хотела, насилу успокоил. И паршиво так с этого, и понимаю, что умер он ни за что. Да, спасая Зай, только если бы сидела она на жопе ровно, ничего бы этого не случилось.

Мишка был бы живой.

Мне не пришлось бы думать, как уговорить ее на аборт, пока не стало поздно. Есть ещё несколько недель, но чем дальше она будет думать о том, что внутри нее жизнь, я уверен, тем сложнее.

Она же дочку свою любит до безумия.

А тут — ещё один ребенок. И не важно для нее, чья в нем кровь, Сафина или Бикбаева. Если моя…

Думать, что я любимую женщину заставлю отказаться от ребенка, чьим отцом я могу быть, хуево. Я поступаю, как отец собственный, — делаю то, за что его ненавидел. За поступок этот с матерью моей, за брошенные, точно подачка, на аборт деньги.

Блядство, что ж как сложно-то все?

Ныла щека, по которой Таир сегодня съездил, — все по этой же теме, — я по ней ладонью туда-сюда провел, точно оттереть пытался, не помогло.

Нужная больница находилась в пятнадцати минутах езды от клиники Виталича. Я в кобуре под тонкой ветровкой на всякий "ТТ" прятал — оружие боевое, насквозь прошьет.

Нас уже ждали. Я помог Зайке надеть бахилы, на корточки опустился, взял ее ногу за щиколотку — тонкая, в обхвате помещается в кольце моих пальцев целиком. Она глазищами на меня своими смотрит, а я молча ей пакеты синие натягиваю на кеды ее.

А у самого от взгляда этого внутри крутит все. Ведьма Зай, что ли? Я подыхаю с ней рядом, так ее хочу, что дышать трудно.

— Пошли, — за ладонь крепко взял, сам пялюсь в затылок медсестры, которая провожает нас на второй этаж.

— Здесь подождите, пожалуйста, как пациент выйдет, вас пригласят, — прочирикала она и убежала по своим делам.

Коридор весь украшен был фотографиями, сплошь все — детские, с новорожденными разных сортов. Заебись они придумали, конечно.

— Таир завтра поедет домой. Ясмин с ним отправим.

Я ожидал, что Зай начнет возражать. Она встрепенулась, села с прямой спиной:

— Это безопасно?

— Да, с ними моя охрана поедет, Таир не доверяет своим. Они на команду мэра работают.

Казалось, что рядом со мной Ясмин в безопасности, но я не ее родитель, и нянчиться с чужим ребенком не мог. Не Юльку же, в самом деле, просить за ней приглядывать, а левым людям я не доверял.

А с дочками Таира, с их эби девчонке будет спокойно. Там за ней точно присмотрят, лучше, чем это сделает одинокий, мать его, волк.

— Когда меня выпустят?

— Виталич сказал, что по его части ещё пару дней.

Я не продолжил мысль, но она меня и так поняла. Снова этот жест — ладонь на животе, а я сглатываю шумно, оттого, что жарко. И в ветровке жарко тут сидеть, и от Зай меня в пот бросает.

— Заходите! — позвали нас, я дверь распахнул, пропуская Зайца вперёд. Огляделся: кабинет как кабинет, врачиха сидит в голубой форме, медсестричка ее по клавиатуре ногтями цокает. Окна закрыты, второй этаж, вроде безопасно все.

— Я в коридоре подожду, — предупредил Зай, но она вдруг в мою ладонь вцепилась двумя руками:

— Останься со мной. Я… боюсь.

В голосе столько мольбы, что я сдался, даже не сопротивляясь. Сел в уголок, ноги под стул подогнул: кабинет разом маленьким казаться начал, точно я как в теремке, все место свободное занял. Руки на груди сложил, стараясь не вслушиваться в чужой диалог: казалось, если я отгородился от их разговора, то меня это не заденет все.

Зай выписку от Виталича протянула, я знал, что он созванивался с врачом, поэтому для нее не стало неожиданностью то, чем лечили пациентку.

Осматривали ее за ширмой, отсюда я видел мало, только как Зай раздевалась, а потом взбиралась на высокое кресло. Ощущение, будто подглядываю в дырку в бабской бане, ей-богу.

— Не бойтесь, я только возьму мазок. Живот не болит?

А потом на УЗИ в соседнюю дверь попросили пройти, и снова Зай потащила меня с собой. В комнате было темно, на стене монитор весит, на котором ни черта не разобрать.

— Сделаем трансвагинально, чтобы определить, где плодное яйцо, — предупредила врачиха, а я насторожился: какое транс, что за яйцо?

Я смотрел на экран, — черные дыры, белые полосы, видимо, внутренности человечьи, но как тут хоть что-нибудь разобрать, черт возьми?

— Тело матки увеличено, в полости определяется один эмбрион, плодное яйцо не деформировано.

На экране, среди прочей белиберды, маленькая черная точка.

Ни рук, ни ног, ни головы, вообще ничего. Только одна эта точка, крохотные клетки, из которых потом разовьётся человек. Или не разовьётся.

В горле словно ком застрял, и ощущение такое дурацкое, точно слезы в глазах собираются. Я взрослым плакал однажды только, когда матери не стало, а сейчас, как баба, почти разрыдаться готов.