Боль мне к лицу (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 4

— Ищите за старым мясокомбинатом. С собаками ищите, так не найдете.

Сказала и тут же пожалела, по тому, как вытянулось лицо соседа. Бабушка шикнула и погнала с кухни, всовывая в руки пирожок со смородиновым вареньем, и что-то шепча Петру Сергеевичу. Не знаю, что она говорила ему, — кроме того, что у меня не все дома, — но ушел он довольно быстро. А явился через несколько дней, уже с тортом: стоило мне только перешагнуть порог бабкиной квартиры, как и дядя Петя постучался следом.

Молчал, ждал, когда окажемся с ним на кухне вдвоем, а после начал:

- А мы нашли ведь. За мясокомбинатом, — я кивнула, абсолютно не интересуясь подробностями. Догадывалась, о чем идет речь, но в прошлый раз просто озвучила ему настойчивые вопли шептунов, не в силах слушать их громкие речи. Всего лишь хотелось, чтобы они ненадолго заткнулись.

Еще два раза я называла ему места, где стоит искать. Чувство, что и от моего бестолкового существования есть польза, приятно грело душу. Дядю Петю я успела полюбить. Он искренне интересовался тем, что происходит в моей голове, а я, наверное, впервые, кому-то рассказывала про шептунов, про то, как они помогали решать контрольные и поступить на бюджет, набрав максимальное количество баллов за тест.

— Обычно их трое, — объясняла я соседу. — Хотя по голосу, если так можно выразиться, их нельзя отличить. Вы сами замечали, что ваши мысли в голове говорят каким?.. Мужским? Женским? Вашим голосом? — дядя Петя надолго задумывался, а я продолжала. — А никаким. Его просто нет. Есть интонации, знакомые выражения, все на этом. Шептуны все с одинаковым «никаким» голосом, но мне удается различать их.

Есть еще один, четвертый. Он тише остальных, появляется реже и говорит по делу, но… странные вещи. Да, черт возьми, и для шизофреников что-то может казаться странным. Именно этот, четвёртый голос, подсказывал Петру Сергеевичу, где искать очередную жертву маньяка, а в том, что они будут, никто не сомневался.

После третьего тела он четко сформулировал вопрос — где искать убийцу.

Ответа я не знала, и две недели, что сосед исправно ходил к нам в гости и вел беседы, мы разговаривали, разговаривали, но помочь ему не удавалось. Очень хотелось, чтобы это время не заканчивалось. В семье никому дела не было до того, о чем мы беседовали. Мама с папой стали довольно холодно относится ко мне после первого лечения в стационаре, когда я призналась, что голоса так и остались со мной.

— Не говори о них вообще ничего! — строго заявляла мама, будто от того, что молчишь о болезни, она исчезнет. Какие глупости…

И вот дядя Петя с тех пор стал моим единственным собеседником, принимавшим меня такой, какая я есть. Бабушка поощряла наши беседы, выходя прогуляться, и даже не думая о том, что мы обсуждаем с соседом кровавые преступления.

В конце концов, мысль о том, чтобы помочь найти преступника, отняла у меня покой. Голоса, как назло, притихли, не давая дельных советов, а четвертый и вовсе натужно молчал. Пытаясь хоть как-то расшевелить его или придумать способы управления тем, что творилось в моих мозгах, я возвращалась от бабушки к маме пешком, проходя пять троллейбусных остановок за полчаса. Глядя себе под ноги, на темные кеды, перепачканные в дорожной пыли, я отдавала мысленные приказы, удивляя шептунов. Такие тренировки были во благо: мне впервые удалось заткнуть голоса по собственной воле, правда, ненадолго. После они ворчали, ограниченные в своих возможностях, но я ликовала и от таких результатов.

И вот однажды, стоя на остановке, разглядывая табло с расписанием движения маршруток, четвертый голос ожил.

«Бородатый, темный, сзади, бойся!» — сбивчиво шептал он, будто его мог услышать кто-то, кроме меня. Неторопливо обернувшись, я увидела профиль симпатичного мужчины. Небрежная щетина, темные волосы, красные джинсы. Меньше всего он был похож на маньяка, больше на студента — третьекурсника. Молодой человек обратил на меня свой взгляд, я застенчиво улыбнулась, а в голове творился форменный беспорядок. Теперь уже все четыре голоса кричали, что нам нужно бежать, спасаться, звать на помощь, пока не поздно, но я шикала на них, продолжая знакомство. Мы дошли с ним до аллеи в парке, и мне, несмотря на страх, до жути было приятно со своим спутником, Сергеем. К тому времени друзей у меня почти не осталось, и жгучий дефицит общения мог вылиться боком. Мы провели вместе час, поедая мороженое, договорились о новой встрече и расстались. Я отказалась от попытки проводить меня, запрыгнула в первый попавшийся автобус, ощущая себя, по меньшей мере, шпионом, после чего дворами добралась до бабушки. Петра Сергеевича дома не было, родители отняли у меня сотовый, и я чуть не довела до обморока бабушку, заставляя ее найти соседа любыми способами. Через двадцать минут мы дозвонились до его работы, еще через сорок минут он был у нас, и я рассказывала ему о нашем свидании в подробностях.

— Пожалуйста, если это все — таки не маньяк, если я ошиблась, не говорите о моем участии в деле, — в конце беседы слезно попросила соседа. Обидно было, что обративший на меня внимание парень — убийца, ведь кроме воплей шептунов, ничего больше не указывало на то, что он и есть тот человек, которого мы ищем.

На назначенную встречу Сережа не явился, искали его недели полторы, но описание, данное мною, помогло. Преступника задержали, он ранил дядю Петю и на первом же допросе сознался во всех деяниях. Следующей жертвой маньяка должна была стать я.

И столько лет спустя, мне снова придется делать то же самое — помогать в поисках убийцы. Только вот справлюсь ли я?

Глава 3

В чужом месте я осваиваюсь довольно быстро. Привычные вещи, вроде старой газовой колонки, умывальника с двумя фигурными вентилями кажутся поначалу настолько незнакомыми, будто я попадаю в иное измерение. В чем-то, так оно и есть. Прежде чем включать горячую воду на кухне, я застываю на миг, вспоминая, как совершать обычные движения, путаясь с бабушкиным домом: подносить ли спичку или автоматика сработает сама? К третьему разу я запоминаю, что достаточно просто повернуть кран.

Самое интересное место в квартире — шкаф с книгами. Они набиты настолько плотными рядами, что невозможно вытянуть их по одной; на двух полках выставлены коричневые корешки одинаковых серий, на остальных — стоят в разнобой. Классика, стихи Ахматовой и Цветаевой, которые я тут же откладываю на стул поближе к дивану; детективы, любовные романы, энциклопедии. Кажется, что содержимое набиралось без какого-либо порядка, либо хозяин этого богатства по-читательски всеяден. Радуюсь, что на ближайшее время я обеспечена развлечениями, совершенно забыв, что теперь есть телевизор, а за дверью квартиры — театры, кино, музеи, пусть я и отделена от них небольшой, но вполне преодолимой преградой. Книги по-прежнему ближе всего: жить чужой жизнью страницу за страницей оказывается привлекательнее всех прочих идей.

За перелистыванием творений своей тезки не замечаю, как проходит два часа и тринадцать минут. На душе так томительно и волнующе, будто я во влюбленной весне семнадцатилетней девушки. Прижимаю к себе томик, повторяя беззвучно последние прочитанные строки, и не шевелюсь, думая о своем. Мужской образ, появляющийся после любовных четверостиший, подозрительно напоминает хозяина квартиры.

На нижней полке лежат альбомы, я вытягиваю их с ощущением того, что сейчас буду подглядывать в замочную скважину. Темно-красная обложка из искусственной кожи с тонким слоем пыли озаглавлена выбитой золотом надписью «Фотоальбом. На память». Распахиваю первую страницу и окунаюсь в историю чужой семьи, — тонкой мамы со светлыми волосами, усатого кудрявого папы, двоих мальчишек с разницей года в два. Поначалу тяжело понять, кто из них Иван, настолько они похожи между собой, словно под копирку, и оба — отцовы дети. От него и черты лица, и в будущем — рост, телосложение.

Самые поздние снимки во втором альбоме дольше прочих притягивают взгляд. Все уже цветные, чаще — полароидные. Среди них встречаются и фотографии, сделанные в этой квартире, — ремонт другой, но балкон за спинами с кустами сиренью выглядит неизменным.