Игры скучающих купидонов (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 20

— Кто здесь? — пискнула я, крутанувшись на все триста шестьдесят градусов.

— Обещала до вечерней зари вернуться…

Я растопырила руками русский сарафан, расшитый узорами по подолу, на голове нащупала кокошник. Перебросив на грудь тугую косу, ставшую длиннее минимум на полметра, убедилась, что она сохранила свой первозданный колер.

Так. Блондинка, значит, уже годится. Нос воротить не станем.

— Обещала до вечерней зари вернуться… — не услышав ответа, с упреком повторил тот же голос.

— Да вроде и не сговаривались! — поддержала я разговор, а сама пошла туда, где раздражающей точкой светился яркий огонек, похожий на лазерный. Вот если бы такой светил мне в лоб или, скажем, ерзал по груди, наметившись на сердце, мигом кинулась бы на землю, подозревая, что в кустах залег снайпер. А так куда еще идти? Кругом дубы столетние да трава по пояс. Не в чащу же ломиться?

— Как не сговаривались? — удивился невидимый собеседник. — Все время приходила, развлекала своей непосредственностью, а вчера вместо дивного общения голая степь, да ковыль-трава от ветра по земле стелющаяся. Не по мне было то одиночество…

— Ну, допустим, не в первый раз пропускаю… — начала я, вспомнив ту ночь, когда мы с Галкой шампанское пили, но тяжкий вздох оборвал мою речь.

— Тогда я к тебе не привязался еще. И выбор дев доступных был немалым. А теперь… Никого кроме тебя…

— Чудовище! — одернула я неправедные речи. — Ну ты и чудовище! Выбор у него был… А каково мне? То коса не той толщины, то кокошник криво сидит.

Я раздвинула руками кусты, нацеливаясь рассмотреть то, что так назойливо сияло алым.

— Это ты о потерянной непорочности? Такую аллегорию, значит, выбрала. Кокошник… — и такая насмешка звучала в том голосе, что я невольно зарделась, представив, какой потаенный смысл мой невидимый герой вкладывает в слово «кокошник».

Когда в полутьме раздался издевательский смешок, я моментально забыла о красном огоньке. Распрямившись, уперла кулаки в бока. Храбро осмотрелась, ища хоть какой-то признак прячущегося за деревьями мужчины. Или чудища. Что, впрочем, одно и тоже.

— Что? Раз в кокошнике, значит, компания не подходящая? — я с вызовом тряхнула головой. Коса непривычно стегнула по спине. — Ваше Чудовищное Величество лишь до девственниц снизойти может?

— Ну если на то пошло, то во всех сказаниях и мифах на откуп чудовищам только непорочных дев и поставляли. Чем я хуже остальных? А тут ты. Кокошник. Знаешь, как его встарь называли? Кокошка, кокуй, курица…

— Ну все, хватит! — топнула я и с еще большим рвением ломанулась через кусты. И не любопытство гнало меня вперед, а ненависть. Красный огонек выступал в роли единственного видимого раздражающего фактора. Светит и светит. Глаза аж слезятся…

— Ну, а кроме того, никогда мне не было дела до твоей непорочности, — чуть тише и уже без насмешки в голосе произнесло Чудовище. — Какая мне разница?

— А кто же говорил «жаль, что не девственница»?

— На балу чаровниц непорочность подразумевалась. Это как модная мушка на лице. Раз модно, значит, должна быть. Но если лицо прекрасно, зачем мне мушка? Я разве не послал к черту Дафну?

Я замерла.

Ну да. Так и было. А потом поцелуй, который до сих пор не могу забыть…

Мое лицо расплылось в мечтательной улыбке.

Спохватившись, что за мной наблюдают, зло сузила глаза.

— А кто возмущался: «Распутница в гареме!»? — я не я, если не увижу кровь.

— Разве к тебе те упреки были? Я лишь спросил, кто впустил распутницу в гарем. Согласись, звучит совсем иначе.

— Ну да, — я вспомнила, как халиф провел пальцем по моей щеке и произнес с печалью в голосе: «Как жаль, что я не люблю светлые волосы». И ни слова сожаления о чем-либо ином. Выходит, мои страхи мною же и придуманы? — Тогда ответь, почему шпынял за светлые волосы?

Огонек светил совсем близко. Буквально рукой подать.

Чудовище вздохнуло.

— Зачем на пустые разговоры время тратить, если я могу показать тебе чудо чудное, диво дивное?

— Тарелочку с крутящимся по нему яблочком? — я скривилась, вспомнив старый советский мультфильм, где Чудище развлекало свою гостью, показывая ей всякие страны, дно морское и в завершение — отчий дом, что сильно ее опечалило.

Миновав колючие кусты (и наверняка оставив на них часть косы), я выбралась на поляну, где среди пахучей травы, на тонкой ножке, покрытой мелкими колючками, пробивался крохотный бутон розы. То ли юбка моя его задела, то ли по поляне прошелся слабый ветер, но блеснув шелком лепестков, бутон качнулся, словно поприветствовал нежданную гостью.

«Так вот ты какой, цветочек аленький», — потянулась я к нему.

— И я совсем не о серебряном блюдечке и наливном яблочке… — совсем рядом произнес хозяин невидимый. Его теплые руки обняли меня, а шею, там, где она плавно переходит в плечо (и где у меня особенно чувствительное место), опалил поцелуй. От неожиданности я вздрогнула, и бутон розы, что был так нежен и раним, оторвался от своей ножки и скатился с ладони куда-то в густую траву.

Мое тело прошила жаркая молния. Начиная от губ супостата, она закончила свой полет где-то там, внизу, попутно испепелив всех бабочек, что вздумали порхать в животе.

Организм, столько времени ждущий разрядки, бабахнуло мощным оргазмом, запущенным всего лишь одним поцелуем. Не считая пары горячих дланей, что успели накрыть мои спелые перси.

«В глазах потемнело али как?..»

Али как.

Зазвонил будильник.

Я лежала и смотрела в потолок.

И зачем сорвала цветочек аленький?

Могли бы еще поговорить…

Прикоснувшись к шее, где еще не остыл след от поцелуя, я вздохнула.

Взяла в руки мобильник и посмотрела на время. Семь ноль пять.

Выходит, зазвонил не чей-то там будильник. Меня разбудил мой собственный телефон. «Неужели мне впервые был дан шанс досмотреть сон до конца, а я его профукала? Лучше бы на работу опоздала».

Сев на кровати, я заглянула в стоящий на тумбочке ковшик. Вчера настойку не сцедила, пила, сдувая соринки в сторону. Если через сито пропустить, навряд ли чудодейственного отвара наберется больше ложки.

А может по новой сварить? Лаванда у нас в аптеке есть, а засушенные розы продаются в магазине «Китайский дом».

Выдавив пасту на зубную щетку, я оторопело смотрела на свое отражение в зеркале. На шее алело небольшое пятно. Потрогала. Оно стало еще ярче.

Никакой мистики, просто натерла, когда вспоминала о ночном поцелуе.

Скидывая пижаму, опять вздохнула. Судя по желанию Его Чудовищного Величества показать мне чудо чудное, меня ждало весьма интересное продолжение. И, кстати, ему было до лампочки, имела я сексуальную связь до встречи с ним или нет.

И зачем сорвала цветочек аленький?

Отрегулировав воду, встала под холодный душ. Может быть, он заставит перестать рефлексировать? Пора вернуться к реальности.

Реальность полоснула воспоминанием: Чудище хотело меня, несмотря на то, что я блондинка. На безрыбье и такая сгодится?

Нет. Не буду думать об этом, иначе на ровном месте заработаю комплекс. Мне мой цвет волос нравится.

Колючее махровое полотенце разогнало кровь и неприятные мысли.

Но на кухне стебельки и веточки, брошенные на столе после потрошения букета, заставили всплыть забытые слова Чудовища: «Вчера вместо дивного общения голая степь, да ковыль-трава от ветра по земле стелющаяся. Не по мне было то одиночество».

Что бы это значило? Неужели мы с ним так тесно связаны? Если я не пью «Любарум» и не вижу своего «героя» во сне, то и он ничего не видит? Нет королевских покоев с покорной Дафной, нет бассейна с обнаженными пери, нет вигвама с драчуньей скво? Не в этом ли заключается смысл игры — нет меня, нет волшебства? Один ковыль да ветер…

Знать бы только, кто затеял эту игру и выбрал именно меня.

Горячий кофе обжег язык.

М-да. Буйная у меня фантазия. И ведь не расскажешь никому о том, что творится в моей голове. Не поймут. И посоветуют психиатра.