На пути в академию (СИ) - Птица Алексей - Страница 41

На этот раз, чтобы предвосхитить подобное от каждого неофита, декан решил начать с лекции. Вступительное слово о магии произносил каждый лектор, практически перед каждым занятием, вдалбливая в пустые головы студентов необходимое понимание того, чем они владеют, и как это может отразиться на их будущем.

Результат был, но не сильный. Время от времени студенты боевого факультета проверяли свои навыки на окружающих вещах. Не отставали от них и студенты факультета артефакторики. Иногда в этом были замечены и целители.

Но проявления их магии не шли ни в какое сравнение с действиями «боевиков» и артефакторов. Артефакторы, вообще, лишь отчасти считались такими, реализовывая одно из направлений на их факультете специалитета. Как их только не называли: и амулетчиками, и погодниками, и ремесленниками, и ещё с пол десятка названий прочно закрепились за ними.

Но самую опасную среди них группу составляли те, кто пытался управлять погодой. Дальше шли те, кто придумывал и ремонтировал амулеты, а также применял их в бою. Управление металлами и ремонт вещей по опасности были на последнем месте, но и они временами выкидывали неожиданный фортель. Причём такой, что всем от него становилось тошно.

Первый факультет, он и в магической академии был первым. Никто с инквизиторами связываться не желал. Их духовные практики, а также умение разговорить, кого угодно, пугали всех. Особенно девушек, которые, подавшись льстивым речам, могли потерять не только разум, но и мимоходом свою бдительность, будучи полностью уверенными, что сами в этом виноваты.

Любой скандал оборачивался против жертв, и они снова оказывались в цепких объятиях будущих инквизиторов, прощая им все прегрешения и рассказывая все сплетни, которые только знали.

Зная их феноменальные способности в риторике и предельную циничность в достижении поставленной цели, девиц всячески ограждали от их влияния, разбираясь с подобными проявлениями мужской навязчивости в кулуарах на факультете. А главный инквизитор академии, отец Роберто, жестоко наказывал всякого своего студента, замеченного в подобном.

Но никто не запрещал пользоваться знаниями за пределами академии, если они, конечно, у них были! Практика всегда, практика везде. Мы — последний бастион на пути ереси! — был их девиз.

Последними шли мы, как по причине своей малочисленности, так и по причине особенности своего факультета. Да и не лезли мы ни к кому. Стихийная магия у нас была развита слабо. Вдали от морской глади наши способности также почти не были заметны.

Но уроки магии управления погодой я посещал весьма охотно, стараясь научиться там основам приручения стихии и пытаясь с помощью этих знаний управлять хотя бы ветром или дождём. К сожалению, эффект был весьма слабый.

В группе управления погодой на факультете специалитета училась и рыжая ведьма Элис Гамильтон. Её я приметил на первом же занятии. Трудно было не заметить эту копну медных волос, уложенную в толстый хвост, а иногда и свободно рассыпанных, по белым плечам, в кажущемся беспорядке. То, что её волосы, как и яркие глаза, привлекают к себе мужское внимание, она хорошо знала и всячески этим пользовалась.

Столкнувшись с моим изучающим взглядом, она невольно вздрогнула, видимо, чувствуя что-то знакомое, но потом встряхнулась и ответила мне надменным взором, выразив всё своё презрение высокорождённой дворянки к обычному сеньору.

Хмыкнув и отвернувшись от неё, подумал: — Не узнала! Уже хорошо! Взглянув на Винсенте, я заметил его застывший взгляд, направленный на Элис. Почувствовав его, Элис Гамильтон машинально стала поправлять волосы, медленно пропуская их длинные кудрявые пряди между пальцами, что вызвало ещё больший ступор у Винсенте.

Я сидел далеко от него и не мог толкнуть локтем в бок, чтобы он отвис от созерцания «такой» красоты, а чаровница продолжала его баловать своими волосами и украдкой бросаемыми взглядами. Настоящая леди Гамильтон, не дать и не взять! Ну, да, Винсенте тоже был не обычным сеньором, а виконтом, и дочери графа не было зазорно крутить любовь с равным.

Наконец, Винсенте отмер и стал смотреть не только на неё. А посмотреть там было на что, ведь на занятиях сидела элита своего времени. Элита, полученная столетиями скрещивания сильных агрессивных мужчин и самых красивых женщин, достававшихся им в качестве приза.

Чёрные, каштановые, рыжие, белокурые девичьи головки низко склонялись над пергаментами, старательно и аккуратно записывая умные мысли, формулы и рисунки различных магических проекций. То и дело с их рядов слышались горькие вздохи огорчения, от запачканных чернилами пальцев или некрасиво сделанных записей.

Надо ещё сказать, что однообразной формы в магической академии не было. Если молодые идальго ещё придерживались более однотипной одежды, состоящей из белой рубашки, камзола тёмной расцветки, пышных штанов, чулок и туфель, из тонко выделанной кожи, то девицы пытались выделиться изо всех своих сил.

Их наряды были показателем блеска и нищеты родителей, и небогатым девушкам приходилось нелегко, чтобы соответствовать заявленному уровню. В основном, молодые дворянки предпочитали длинные платья, с открытым лифом, чтобы можно было продемонстрировать все имеющиеся достоинства. Те, кому это было не нужно, предпочитали закрытые платья, или что-то, похожее на охотничий костюм.

Переходя после занятий с Винсентом в другую аудиторию, я спросил у него.

— А чего ты так пялился на рыжую?

— А ты что, заметил? Да, она такая красавица, и я даже не знаю, как её зовут!

— Элис Гамильтон её зовут.

— ???

— А кто такая Элис, и где она живёт, и откуда я её знаю?

— Да, — удивлённо выдавил из себя Винсенте.

— Видел издалека, а рассказывал о ней один случайный знакомый. Точнее, он рассказывал о её отце, графе Гамильтоне, а о дочери он только вскользь упомянул, рассказав, что она тоже едет учиться в эту академию. Я с ней не знаком, если ты об этом хотел меня спросить.

— Да, — разочарованно протянул Винсенте, — а то бы познакомил.

Это вызвало у меня улыбку. Невольно я вспомнил наглые зелёные глаза и требование идти с ней, а потом вспомнил удар арбалетного болта, и всё очарование рыжей красавицы померкло перед той болью, которую я испытал от её выстрела, и если бы не спасший меня амулет, я бы здесь уже не стоял.

Пожав плечами, я промолчал, подумав, что вот насчёт амулета надобно подойти к декану специалитета и спросить у неё, как его подзаряжать. Да и маленькая витая раковина, с жемчужиной внутри, пока так и не стала настоящим амулетом, а была просто запчастями к нему.

Вернувшись от своих воспоминаний к крепко сжатым вёслам, работая которыми мы неслись вниз по реке, я замахал ими быстрее. Можно себя поздравить, плыть на шлюпке я научился. Настоящий моряк, с печки бряк. Но, всего нужно знать понемногу, и это умение было из числа востребованных, для любого моряка.

Через час мы пристали к берегу, подвели итоги нашей лодочной гонки и отправились обратно в Толедо, опять по реке. Это далось намного тяжелее, ведь ладони уже украшали здоровые пузыри, ещё не успевшие превратиться в трудовые мозоли.

Вернувшись и вытащив лодки на участке, который принадлежал магической академии, мы направились шумной группой к себе на факультет. Пользуясь случаем и усталостью, наш самый шумный товарищ, барон Алонсо Перес, предложил зайти в кабачок и славно там посидеть.

Возражений ни от кого не последовало. Стоявший рядом со мной Винсенте ощутимо нахмурился и напрягся. Денег у него было мало, каждый реал на счету, да и взять их было ему неоткуда. А вот у меня деньги ещё были.

— Зайдём, Винсенте, выпьем за дружбу, я угощаю!

Этот аргумент сломил волю моего друга, на его лице появилась улыбка и, кивнув, он согласился с моим предложением. Шумной толпой, вооружённые саблями и шпагами, мы завалились в кабачок, где продавали отличное вино с местных виноградников. Но эстетам могло быть предложено и бургундское, и анжуйское, мадера или херес, и ещё с десяток наименований различных вин.