Мир колонизаторов и магии (СИ) - Птица Алексей - Страница 53

Эта, без сомнения красивая, девушка чем-то напоминающая мне Нелли Фуртадо, даже растерялась от такого продолжения. Не таких речей она ожидала от презренного гачупина. Ну, а мне? Мне было плевать, что она там думает обо мне. Быстро справившись с собой, она спросила.

— Что ты наговорил моей сестре и что за песни пел на незнакомом языке? Ты пират?

— Нет, донья, я не пират, и это, во-первых. А во-вторых, я не помню ничего из того, что говорил, но насколько я знаю, ничего особенного, что могло бы оскорбить слух благородной младшей доньи. Что же касается песен, то я пел песни собственного сочинения, на выдуманном языке.

Не буду же я ей говорить, что пел на русском всё подряд. Услышав об этом, начали бы поступать очередные вопросы, откуда я знаю русский, и тут я точно не смог бы ответить ничего вразумительного. Если кто из них вообще знал, что такое Россия и где она находится. В 1671 в Испании о России не знали ничего, да и называлась она не Россией, а Тартарией, если верить старым портуланам.

Поджав губы и сверкая на меня чёрными, как ночь, глазищами, Долорес о чём-то лихорадочно размышляла, судя по блестевшим в возбуждении глазам.

— Я поняла. Мы тебе ничего не должны. Ты сам хотел напасть на сестрёнку, иначе, зачем тянул её к себе, а твоя правая рука была сжата в кулак и…

Не знаю, зачем я решил ляпнуть глупую фразу. Наверное, разозлился, со всеми бывает… вот и вспылил.

— Нет, я не хотел её бить, просто захотел поцеловать в нежные щёчки.

Долорес запнулась и долго всматривалась в меня своими чёрными глазами, очевидно не веря тому, что услышала от меня, надеясь, что это неудачная шутка.

— Тем более, ты будешь высажен в Гаване, а к сестрёнке больше не подходи, иначе я превращу тебя в жабу и выкину в море.

Ого, пошли угрозы. Я пожал плечами и согласно кивнул головой. В ответ получил надменный кивок благородной молодой доньи и был отправлен восвояси. Сделав несколько шагов, я не удержался и громко квакнул несколько раз, вызвав смех у команды.

И сразу же почувствовал что-то неладное за спиной. Быстро оглянувшись, я увидел судорожно сжатые пальцы в магическом пассе и уже готовую слететь с красивых губ формулу преобразования магической энергии. Инстинкт самосохранения бросил моё тело на палубу, и направленный на меня заряд пролетел мимо и упал в море, на поверхности которого заплясала небольшая льдина.

— Щенок, гачупин, безмозглый каброн, филин без перьев!

Долорес, наверное, бушевала бы ещё долго, в праведной ярости благородной дамы, если бы откуда-то не взялась Мерседес и успокоила её одним своим присутствием. Ведьма плюнула в мою сторону и, развернувшись, ушла, в обнимку со своей младшей сестрой. Уходя, Мерседес оглянулась и поймала мой весёлый и ироничный взгляд. Наши глаза встретились, и свет её зелёных глаз ещё долго мне снился по ночам.

Думаю, Мерседес получила те же инструкции, что и я, и больше я её на корабле не встречал. Поэтому я целиком и полностью отдался морю и кораблю, с интересом осваивая всё, что они могли мне предложить. К исходу недели впереди показались очертания крупного острова, это и была Куба.

Подойдя к острову ближе, мы взяли курс на Юкатанский пролив и преодолев его, с северо-запада обогнули остров и вскоре прибыли в Гавану. К тому времени, как моё пребывание на галеоне «Сантьяго» близилось к завершению, наступил уже июнь. В огромном Гаванском заливе постепенно накапливались суда «золотого» испанского флота, чтобы в августе, в составе огромного каравана, отплыть в Испанию.

Заняв подходящее место на рейде, «Сантьяго» бросил якорь и спустил шлюпки на воду для того, чтобы перевести семью де Сильвы и часть команды на берег. В числе прочих в шлюпке был размещен и я. Расставание произошло на новом пирсе. Мария и Себастьян Доминго де Сильва отвели меня в сторону и вручили небольшой мешочек с серебряными монетами.

— Возьми, Эрнандо, — проговорила мать Мерседес, — здесь хватит, чтобы купить себе одежду и обувь и прожить не меньше месяца, конечно, если ты их не пропьёшь сразу.

Вот что за блин горелый! Стоило один раз оступиться, то бишь, выпить по — настоящему, и всё — ты алкаш! Даже не так, ты — АЛКАШ, ни больше и ни меньше. Но спорить с ними я не стал, к чему?

На мне была моя ещё пиратская одежда, на ногах ничего не было. Нож мне, правда, вернули ещё в шлюпке, и я его подвесил себе на верёвочный пояс, сделанный Диего, завязав для этого специальную петлю на нём. Уж вязать узлы и петли меня моряки научили, как французские, так и испанские.

Взяв кожаный мешочек, наполненный тяжёлыми серебряными монетами, я стоял, сжимая их в руке, и не знал, что дальше делать. Я даже не знал, куда мне идти, и в растерянности смотрел по сторонам, на царившую в порту суету. Себастьян де Сильва молча смотрел на меня, наблюдая за моим замешательством, а потом позвал к себе своего старпома.

— Агустин, принеси мне то, что хотела отдать Мерседес, да захвати мою старую шляпу.

Пока Агустин плыл на корабль, а потом возвращался с него обратно, я стоял в стороне, не решаясь уйти, а Мария де Сильва, вместе с приплывшими на очередной лодке обеими дочками, удалилась в сопровождении охраны в город.

Вернувшийся Агустин вручил мне дагу, сказав, что это подарок и надел на мою голову шляпу, подаренную главой благородного семейства. В таком виде я и ушёл. Богатый оборванец, идальго с мешочком монет, собственной дагой, вместо шпаги, и в старой шляпе, покрытой въевшейся морской солью.

Наверное, я представлял собой нечто из ряда вон выходящее, потому как на меня обращали внимание все, кто проходил мимо. Между тем, я направлялся в монастырь Святого Августина, путь к которому мне указали моряки ещё на галеоне. Дага больно била меня по ногам, ступавшим в густую пыль, при малейшем дожде грозящей превратиться в непролазную грязь.

Путь лежал мимо многочисленных зданий, построенных в основном из дерева, и, вертя головой в разные стороны, я шёл мимо них, стараясь не влезть в ненужные мне приключения, что в принципе, и удалось. Через пару часов я увидел перед собой белое здание, в стиле барокко, с колокольней, возвышающейся справа от него.

На неё я и ориентировался, наблюдая над всеми остальными зданиями и равняясь по ней. Дойдя до монастыря, я набрал в грудь воздуха и решился постучать в массивную дверь. Сейчас моя судьба совершала новый виток в этом мире, и каким он будет, и что ждет впереди, никто не знал. И я уверенно постучал в обитую железом деревянную дверь.

Глава 20 Гавана

Массивное железное кольцо брякнуло под моей рукой несколько раз и успокоилось. Долгое время ничего не было слышно, пока я ещё пару раз не взял на себя труд побить им в дверь, желая, чтобы меня вышли встречать. Ну не с распростёртыми объятиями, но хотя бы с желанием накормить, напоить и дать келью, чтобы переспать ночь.

Наконец, открылось маленькое окошечко, вмонтированное в массивную железную дверь, и там показался чей-то глаз.

— Привеет! — растянул я губы в фальшивой улыбке и помахал ему рукой, словно девушка, увидевшая знакомого парня — надо же развлекаться как-нибудь, а то совсем уже дошёл… с этими пиратами, да с ведьмами.

Не знаю, что увидел во мне монах, но дверка захлопнулась, и я услышал быстро удаляющиеся от двери шаги в противоположную от меня сторону. Потянулись долгие минуты ожидания.

Наверное, я зря так повёл себя. Мой имидж оборванца, в дорогой когда-то шляпе, с ободранным плюмажем, юный возраст, неуместная дага, с которой я обращался как с ножом, а не как с кинжалом, и так не внушали ко мне должного доверия. А в кармане звенели двести реалов, именно столько мне ссудили родители Мерседес за моё молчание. И я уже начал переживать, что продешевил. Надо было брать саму Мерседес, а не деньги.

«Зри в корень», — как говорил когда-то Козьма Прутков. Удачная женитьба решила бы все мои проблемы и с деньгами, и со связями, и с поступлением в университет магии. Не захотели бы сразу выдать за меня замуж Мерседес, тогда достаточно было бы помолвки, ну и так далее.