Воплощённый. Падение рода (СИ) - "АлеХа" - Страница 10

Да и время, которое необходимо провести в моей компании, для достижения нормального эффекта, Вермайеру выделить было бы сложно. Его работа не предусматривала тесного «ученичества» для такого, как я. Обычный же путь мог затянуться на долгие годы.

Костяной двор имел много способов «привлечения» на свою сторону новых сторонников. Большинство из них было, мягко говоря, неприемлемо. Достаточно того, что первым пунктом в них шло требование убить кандидата.

С живыми сторонниками Долина-Туманного-Предела имела дела редко.

Но, всё-таки, имела.

За многие тысячелетия своего существования Долиной-Туманного-Предела было собрано огромное количество знаний по анатомии, физиологии, магической сущности, и путям духовной эволюции различных существ. Каждая крупица жизненной энергии, выпиваемая из живых созданий, убитых волей костяного двора, несла в себе огромные объёмы информации об этих созданиях. И каждая такая крупица жизненной энергии, перед тем как влиться в монохромный туман и стать источником силы Костяного двора, отдавала все эти знания тем, кто их собирал и хранил.

Древним Личам, сознания которых были растворены в этом самом монохромном тумане, а их разум спал, коротая тысячелетия, при этом ни на секунду не прерывая выполнение задачи, поставленной им Творцом Долины-Туманного-Предела. Древние Личи спали под присмотром их молодого коллеги, достигшего уровня развития Лича, но ещё не ставшего Древним. Ещё не утратившего эмоции и способного реагировать на внешние раздражители как-то иначе, чем ударом магии, превращающим в прах половину крупного города. А теперь, ещё и любящего «одним глазком» поглядывать на всё, что происходит вокруг меня.

Для живых последователей у Костяного двора существовали свои пути развития, отличные от эволюций мёртвых. И путей этих План Долины-Туманного-Предела за долгие тысячелетия своего существования, накопил множество.

Для Вермайера подходили два варианта и оба начинались с принятия метки Аколита — стихийного мага, чаще всего огненного, способного, сгорая в собственном пламени, переродиться либо в Предвестника-Смерти, либо в Древнего-Вампира. Оба пути длинные, оба требуют о Аколита многого. Но и дают соразмерно.

Самое же главное, что я смог осознать, снова позволяя Личу смотреть вместе со мной на окружающий мир и нервничающего больше меры Вермайера, вытягивая из нечеловеческого разума нечеловечески точные образы и переводя их в удобную для осознания форму, эмоции для желающего ступить на путь Аколита предельно вредны.

Сам ритуал был прост как мычание и основную часть работы в нём делал сам претендент. Я был лишь проводником, и моей задачей было дотащить сознание Вермайера до костяного двора. Дальше, желая силы, Вермайер отдаст костяному двору свою магию, всё, что у него есть, взамен получит возможность исполнить своё желание. Стать сильнее. Главное в этот момент не пожелать чего-то иного.

Часть этой информации я ухватил, когда Лич моими глазами первый раз рассматривал внутреннюю суть доктора, его искажённую и сломанную стихийную магию. Остальное всплыло сейчас, когда Лич снова синхронизировался со мной, открывая немного больше информации по ритуалу, который я собирался провести. И приоткрывая мне завесу тайны о своей природе.

— При чём тут моё состояние? — мотнул головой Вермайер, — если ведущим в ритуале будешь ты? Найдёнов! Не морочь мне голову! У нас не так и много времени, пока новый директор не взял нас всех за яйца.

— Так ведь «тайна рода» — это святое, разве нет?

— Нет! «Ни един новый дикий План не может быть воплощён без одобрения зараз Императора и совета родов»! — явно что-то процитировал Вермайер, — Как только Пан пронюхает, что ты проводник нового, дикого плана, нас просто сомнут. Уничтожат!

Ну да, логично. Только идиот бы не догадался о новом Плане, после всего, что Вермайер увидел и в чём поучаствовал. А раз догадался Вермайер, рано или поздно догадается кто-нибудь ещё.

— Пан, это кто? — уточнил я.

— Новый директор! — словно плюнул Вермайер, — ставленник Императора! Карающая рука Сухаревых. Их ищейка и палач!

— Сколько у нас времени?

— Не знаю! Месяц, может быть меньше, — ответил Вермайер, — зависит от круга задач, которые перед ним поставили, от длины поводка, на которую его спустили и от поддержки, которую ему будут оказывать. Инквизиторы вон, уже здесь! Всего через час явились!

— А инквизиторы тут при чём? — не понял я.

— Как при чём? — в удивлении уставился на меня Вермайер, — они ещё с уничтожения «Эскадрона смерти» во всю вашу банду вцепились. Запросы мне слали весьма провокационные. Но Апраксины вас тогда прикрыли. Сейчас всё будет иначе!

Да ё-моё! Не было печали! Обложили, хоть в лес к диким беги!

— И что делать? — вырвалось у меня против воли.

— Дай мне силу! — Вермайер резко подскочил ко мне, вцепился мне в плечи, и ощутимо встряхнул, — Я выжгу всех, кто на тебя косо посмотрит! Сделай со мной тоже, что сделал с Катей и ни инквизиция, ни другие рода ничего не посмеют сказать нам поперёк!

Его глаза горели яростью, причём в прямом смысле этого слова. В зрачках я видел сполохи пламени, радужка поменяла цвет на янтарный, белок налился дымной тьмой. И в комнате ощутимо запахло палёным.

— Как с Катей, не могу, — я отшатнулся от доктора, с трудом освободившись от его захвата, — я могу дать вам другую силу! Но для этого вы должны держать себя в руках!

— Хорошо, — закрыл глаза и глубоко вздохнул Вермайер, — Дай любую. Через десять минут я буду готов к ритуалу. Готовься и ты. У нас вся ночь впереди. Чтобы тут не происходило, никто не учует ни грамма магии за стенами танатологички!

Маленький Август Морозов, родился с ярким огненным даром. Как и, примерно, треть всех детей рода Морозовых. Оставшиеся две трети рождались воздушниками и водниками. Примерно пятьдесят на пятьдесят. Магов с предрасположенностью к магии земли в роду Морозовых не рождалось. Водники были немного сильнее среднего уровня, но самыми сильными они никогда не были. Самыми сильными, обычно, были огневики.

Яркие, живые, открытые для энергии родного Плана. Все знакомые их звали маленькими Фениксами.

Таким был и Август.

Сильнейший огненный дар среди поколения и худший контроль над ним, а также неусидчивость и нежелание усердно трудиться над освоением магии привели к тому, что уже в восемь лет Августа подвергли прямому воздействию чистой маны Плана Стихийной-Симфонии. Его не Воплощённой части. Родители погрузили ребёнка в жидкую ману пруда стихий, одного из центральных строений замка Морозовых, напрямую связанную с иным миром, что позволило обуздать магию маленького Августа. Сделать его дар менее сильным, но более послушным. И навсегда лишить ребёнка детства.

Август никому не рассказывал, что именно он увидел и почувствовал за то мгновение, растянувшееся в вечность, которое он был погружён на иной План. И, лет через двадцать, сам почти забыл детали этого травмирующего воспоминания, помня лишь самое яркое. Испепеляющая мощь огня, бушующего в основе Плана Стихийной-Симфонии. Яростная, необоримая, способная развеять пеплом всё, чего коснётся: друзей Августа, его родителей, любимые игрушки и даже самые сокровенные желания.

Сейчас всё было по-другому.

Место, где оказался Август Пантелеевич, было странным. Разумом он понимал, что это иной План. Не Земля. Но был этот план бесконечно странным. Бескрайнее туманное поле, абсолютно серое и безликое. Мёртвое. Ни деревца не торчит из тумана, ни строения. Лишь одинокая фигура гостя, который никому не нужен и не интересен.

«Что мне делать?» плещется в сознании мысль гостя, не в силах покинуть оболочку страхов, страстей, противоречивых желаний.

Как там говорил Найдёнов? Перед тем как мир перед глазами Вермайера померк:

— Ничего не бояться. Отрешиться от всех эмоций. Открыться туману. Отдать всё, что есть. Пожелать силу.

Не бояться было сложно, но Вермайер справился. Хорошим подспорьем стало то, что он тут был один. Туману было вообще поклубиться на все потуги и действия гостя. Он был лишь безучастным попутчиком. Неодушевлённым свидетелем его позора.