Истинная для Ворона (СИ) - Адьяр Мирослава - Страница 17

Цепляю на пояс блоки с топливом — чудо, что мы вообще успели их ухватить, — поднимаю Ши на руки и плетусь в сторону от озера. Не хватало еще, чтобы местный кракен выполз на берег ради свежего мяса.

Через какое-то время перебрасываю девчонку на спину и подхватываю под колени, позволяю уткнуться носом мне в плечо. Ши нестерпимо горячая, раскаленная, как сковородка. По несвязному бормотанию понимаю, что она то приходит в себя, то снова теряет сознание, и медленно иду к лесу.

Скорость черепашья, конечно, но до корабля не так уж и далеко. Благо рассвет вот-вот скрутит неугомонные деревья.

— Ты только не вздумай здесь помирать, слышишь? — чуть поворачиваю голову, чтобы увидеть красную макушку Ши. Ее волосы окончательно растрепались и обвивают мои руки и грудь золотисто-медными лентами. Судорожное дыхание щекочет шею, а от каждого отрывистого стона в груди скручиваются холодные узелки. — Просил же остаться на корабле. Просил? Да. Ты согласилась? Да. Вот какого хрена, Ши, а? Какого хрена…

— Ты бы… меня… тоже не бросил, — выдавливает хрипло и упирается лбом в мой затылок.

— Откуда тебе знать? — ворчу и чуть подбрасываю ее — устраиваю удобнее и крепче впиваюсь пальцами в бедра Ши, когда она начинает соскальзывать. — За шею держись, если можешь, ну! Вот откуда тебе знать? Я — наемник, мы вообще люди злые и бесчестные.

Тонкие руки нехотя сцепляются в замок и постукивают по груди при каждом шаге.

— Знаю и все. — Каждое слово рождает эхо глубоко внутри, цепляет крохотные струнки, заставляет прислушиваться. — Ты ведь мог оставить меня в пещере — никто ничего не узнал бы, — но все равно тащишь к кораблю.

— Дура, что ли? — хмыкаю и сдуваю со лба прилипшую прядь волос. — Рана-то не смертельная. Зачем тебя оставлять?

Ох, мать твою, я правда надеюсь, что рана не смертельная.

Нельзя об этом думать.

Нельзя!

Нельзя… но оно само думается.

— У меня дома так бы и поступили.

— Мы не у тебя дома. Лучше помолчи, скоро будем на месте.

Ши недовольно цыкает и прижимается губами к моей коже. Скорее всего неосознанно — просто голову пыталась повернуть и устроиться удобнее, но меня подбрасывает от плеснувшегося в венах жара.

— Странный ты человек, Герант…

— «Странный»? Это ты так пытаешься подобрать синоним к слову «отличный»?

Ши молчит, и мне кажется, что она снова отключилась, но через минуту голос девчонки звенит у самого уха, совсем тихо:

— Может быть…

Когда мы добираемся до лагеря, Бардо уже убрал лампы, а навигатор — русоволосый молодой парнишка, которого я на корабле друга видел впервые, — пришел в себя и ошалело осматривается по сторонам. На виске и лбу несчастного чернеют пятна регенгеля, а правый глаз заплыл и почти не открывается. Хорошо приложился, ничего не скажешь.

Все веселье проспал.

Мне даже жаль Бардо. Он привык летать один, но время от времени брал кого-то в команду. Звездная гильдия не одобряла работу соло.

Держались новички два-три полета, а потом бежали, сверкая пятками, потому что друг имел уникальную способность влипать в неприятности.

Он всегда выходил из них победителем, но молодняк рисковать не любил.

Вот и этот парнишка, судя по выражению опухшего лица, летит с Бардо в последний раз. На Заграйте напишет заявление о переводе, и друга на какое-то время оставят в покое.

Бури только не видно. Не нравится мне это.

— Что с вами произошло?!

— С местными повздорили, — отвечаю и жду, пока Бардо отстегнет от пояса блоки с топливом, — в ее сумке еще пять капсул.

Он удивленно моргает и стаскивает с моей спины Ши.

— Зачем — еще? Мне и этих хватит. Сейчас заправимся, и можно лететь.

Мы с девчонкой переглядываемся. Она закатывает глаза и смотрит так, будто я — провинившийся щенок, но я замечаю слабую улыбку, которую Ши отчаянно пытается сдержать.

Вот же идиот! Сам ошибся, а ее чуть не убили.

Из-за меня…

— «Нам нужно три блока», — передразнивает она, а мне хочется сквозь землю провалиться. Во рту горчит от одной только мысли, что Ши могла и не выбраться. Она слабо хлопает меня по плечу и не может сдержать хриплый смех. — Вот и лечи меня теперь, стрелок!

18. Шиповник

Любое мое сопротивление Герант встречает мрачным выражением лица и скрещенными на груди руками. Стоя по разные стороны от блока регенерации, мы сверлим друг друга пронзительными взглядами — никто не собирается уступать.

Я уже не стесняюсь наготы — грудь закрывает только широкий белоснежный бинт, выданный Бардо.

— Ты ляжешь туда, — Герант не говорит — он рычит сквозь сжатые зубы и прищуривает глаза, прячет под густыми ресницами расплавленное дикое золото, — или я уложу тебя силой.

— Рана несерьезная, — упрямо гну свою линию. Шагу не сделаю к этой стальной клетке, даже смотреть в ее сторону не могу. Не лягу, и точка! — Затянется, я даже глазом моргнуть не успею!

Мужчина склоняет голову набок, а через мгновение просто перемахивает через блок, двигается быстро и легко, как дикая кошка, а у меня от этой звериной мощи спирает дыхание и руки сжимаются в кулаки рефлекторно. Я готова дать отпор.

Делаю шаг назад и упираюсь в холодную стенку. От прикосновения к металлу по коже бегут мурашки.

Комнатка крохотная. Это считается медицинским отсеком, но по сути — блок регенерации, зажатый в помещении двадцать на двадцать футов. Справа от двери, на стене, красными огнями мерцает аптечный шкаф, под завязку забитый как легкими лекарствами, так и противоядиями, мощными обезболивающими и средствами «последнего шанса», среди которых я рассмотрела красные андранские таблетки.

«Зелье правды».

Чем тут Бардо занимается, когда никто не стоит за спиной?!

Правда, худшим испытанием является сам блок регенерации — стальной гроб, утыканный датчиками, со встроенным хирургическим набором, полным списком программ, чтобы разрезать мужчину или женщину, арсеналом инъекций и самой продвинутой системой, способной вытащить человека хоть с того света.

Эта дрянь даже могла роды принять.

Если, конечно, лечь в нее.

— Ши, та тварь могла быть ядовитой, — Герант подходит ближе, вжимает меня в стену взглядом, а я облизываю пересохшие губы и замечаю, как расширяются зрачки двоедушника.

Сам он уже успел переодеться и подлатать все порезы — теперь о хищной планете напоминают только белесые полоски свежих шрамов и синяк на скуле. Из-за размеров отсека мужчина кажется еще выше и мощнее, чем обычно. Давит превосходством, знает, что я не смогу вырваться, но в скорости ему со мной не тягаться.

Подаюсь в сторону, собираюсь поднырнуть под его руку и рвануть прочь, но от резкого движения в груди что-то щелкает — волна боли растекается под ребрами, бурлит мелкими пузырьками острых спазмов. Горло перехватывает от накатившей слабости, голова идет кругом, а я только сильнее вжимаюсь в стену, чтобы не упасть.

— Ну и куда ты собралась, дура?! Ты же на ногах не стоишь!

— Я уже чувствую себя намного лучше!

— Да ты горишь, я что, слепой по-твоему? На тебе лица нет!

— Я. Туда. Не лягу! — сопротивляюсь из последних сил и прикладываю ладонь ко влажному лбу.

— Ши, ты что? Боишься?

Отсек перед глазами растекается акварельной краской, раскрашивается красными маковыми пятнами и желтой охрой. Сердце бьется тяжело, с надрывом, отстукивает слабый пульс где-то в висках.

Я чувствую крепкие руки и как ноги отрываются от земли, а через минуту — синтетическую обивку блока регенерации.

— Не надо…

— Я не буду закрывать крышку, — говорит Герант тихо и садится рядом. Набирает что-то на панели, а затем медленно откидывает прилипшую прядь с моего лба. — Железяка может работать и так.

Хочется плакать. Совсем чуть-чуть.

Я — маленькая девчонка. Бегу по узкой улице, совсем забыла о безопасности. В глазах двоится, и коленки вот-вот подломятся, но я не могу остановиться. Есть еще те, кому помощь нужнее, чем мне.