Князь моих запретных снов (СИ) - Штерн Оливия - Страница 40

- Ты забываешь наш договор. – мягко сказал Винсент, останавливаясь рядом с чудовищем, - каждая пятая жизнь принадлежит мне.

Миг, другой… Личико Флавии снова взялось фарфоровой коркой, трещины затянулись ,и снова передо мной было создание совершенное и прекрасное.

- Отчего же? – проворковала она, - я помню наш договор, братец. Но ты… Ты уже взял свои жизни. Помнишь? Тех, кого ты выбросил из Долины в прошлый раз?

Я, не отрываясь, смотрела на Винсента. Он… казался совершенно спокойным, сосредоточенным и собранным. Его ничуть не трогало то, что происходило. И – во имя Всех! – еще никогда он не был так красив, как в эти последние мгновения.

- После этого ты уже взяла еще троих, - сдержанно напомнил он, - я прошу этих двоих… наперед. Я ведь… по-прежнему с тобой, дорогая моя.

И тут он впервые глянул мне прямо в глаза. Совершенно нечитаемый, отстраненный взгляд. А потом… резко шагнул вперед, положил пальцы на шею и, нащупав цепочку, дернул. Кожу обожгло, цепочка порвалась, и, пока Флавия не опомнилась, он бросил на камни хрустальный шарик и наступил на него каблуком. Хрустнуло.

Флавия улыбнулась, не размыкая губ. Теперь она тоже не обращала внимания на меня, смотрела только на брата – задумчиво так… Повисло напряженное молчание. По спине тек ледяной пот.

- Я не согласна, - потерянным колокольчиком звякнул ее голосок, - я хочу… этих двоих. Ты знаешь, как я люблю сноходцев. Они особенно вкусные. Молчи, не перебивай… Но я готова поделиться с тобой, братец. Я знаю, как питает твою силу боль. И я готова позволить тебе их убить, а сама… ты знаешь, что мне нужно.

…Он согласится меня убить? Что ж… возможно, сделает это быстро, так, что я не успею почувствовать, каково это. Но… если он согласится… это ведь будет очень больно. Это будет предательство. Получится, что все его слова ничего не значили. И все его поцелуи. И все-все-все, что он говорил и делал – тлен и пустота.

«Пожалуйста, не делай этого», - мысленно попросила я, хоть и понимала, что у него нет выбора.

«Ты разорвешь мою душу».

И так горько, что слезы текут по щекам. И чувство такое, что в самом деле моя душа разлезается клочьями, распадается мыльной пеной по воде. Остаются… лишь эти проклятые соленые капли и понимание, что ты уже ничего не можешь сделать.

Он ведь… Князь Долины, игрушка духа Сонной немочи. Раб собственной сестры, вернее, того, чем она стала. Без надежды, без единого луча света.

- Боль, - повторила Флавия, глядя на брата, - я знаю, ты это любишь. И уступаю тебе. Такое удовольствие. Восстановит тебя куда лучше, чем то вино, которое я готовлю для тебя из душ и предсмертных желаний.

Лицо Винсента дернулось, но тут же снова обрело неподвижность. Он снова посмотрел на меня – и я вдруг поняла, что все это равнодушие – напускное. В его глазах, почти черных от расширившихся зрачков, была агония.

«Почему ты слушаешься ее?» - едва не крикнула я.

И осеклась. Он – князь Долины, он – раб. Он попросту принадлежит и духу, и Долине сна.

- Хорошо, - хрипло сказал он.

Я поникла, уронив голову на грудь.

- Меня убейте, - прохрипел мастер Шезми, - я виноват. Отпусти ее, слышишь, ничтожество?

- Не спорьте, - сказала Флавия, - мы убьем вас обоих, правда же, братик? Но он будет убивать вас медленно, чтобы сполна насладиться вашими мучениями. Так… с кого начнем?

И облизнулась. Язык был острый, черный и нечеловечески длинный. Духу хотелось получить свое.

Я так и не поняла, откуда в руке Винсента появился нож с кривым лезвием. Он покрутил его в пальцах – я привыкла считать их красивыми, я мечтала, чтобы они гладили и ласкали меня… Но все мечты обратились в осколки – точно так же ,как хрустальный кулон под его каблуком.

И ,уже не глядя на меня, он шагнул в сторону Шезми.

- Тряпка, - выплюнул мастер, - ты – пустота. Хоть бы девочку пожалел.

- Она умрет быстро, не беспокойся, - негромко сказал Винсент, так, чтоб я услышала.

Не знаю, зачем я смотрела на все это. Но почему-то, помимо воли, подняла голову, встретила взгляд Ригерта. Он кивнул мне… А в следующий миг Винсент попросту загнал нож ему под ребра, по самую рукоятку.

И я не выдержала.

- Нет! Нет!!! Винсент, почему-у-у?

Что-то происходило. Мгновения как будто застыли. Я лишь успела заметить, как из меня, из убитого Ригерта выплеснулось нечто темное, вверх, до самого потолка. Это было похоже на то, как чернила льют в воду, что-то бурлящее, необъяснимое… И оно вмиг втянулось в Винсента. Он улыбнулся, поворачиваясь ко мне, какой-то вымученной, похожей на оскал улыбкой. А в следующее мгновение я уже лечу в пустоту, меня толкает непреодолимая сила, и где-то далеко за спиной – нечеловеческий вопль:

- Ты-ы-ы-ы! Ты как посмел?

Потом меня с головой накрыло темнотой. Снова, уже в который раз. 

Глава 8. Любимая мамочка

Высоко над головой застыл беленый потолок лекарской. По нему разбегались трещины, и их рисунок напоминал мне раскинувшего лапки паука-сенокосца. Раздавленного. Как и я сама.

Я помнила, как пыталась подняться с пола – и не могла. А потом кто-то увидел меня, распластанную, сбежались наставники, и мастер Брист завернул меня в плащ и на руках куда-то долго нес, и я боялась лишний раз пошевелиться, потому что жутко болело плечо, и руки, и спина, а во рту было так сухо, что казалось, я перед этим жевала горячий песок. Потом воспоминания обрывались, и снова я помнила себя уже на койке в лекарских палатах. Фелиция подсовывала мне под голову пухлую руку, заливала в рот какую-то едкую дрянь, которую я не могла глотать, но Фелиция быстро сообразила что к чему и попросту зажимала мне нос, и тогда сглатывать получалось само собой.

- Ну, что ж ты, пей, - мягко увещевала она меня, - самое плохое позади… Теперь, главное, не скатываться в сны.

А я смотрела на потолок, где беспомощно и жалко замер паучок. Лучше на потолок, чем на Фелицию. У нее на запястье была какая-то болячка, она лопалась и сочилась гноем и сукровицей, а сама Фелиция по-прежнему смотрела на меня как мясник на коровью тушу.

Мне ничего не хотелось. Ни есть, ни пить. Внутри образовалась пустота, как будто из меня выдернули нечто очень важное, и я невольно шарила пальцами по простыне, пытаясь нащупать… Во имя Всех! Мне не хватало его руки, его сильных пальцев, которые для меня были такими нежными. Его голоса, его запаха.

Пустота внутри, вот о чем следовало бы подумать.

Как будто раньше там была любовь, а потом ее не стало.

А может быть, такое случается, когда человек, которого хорошо знаешь, поворачивается к тебе совершенно новой и неприглядной стороной, и ты не знаешь ,что теперь с этим делать. Принять его – или забыть навсегда, вычеркнуть из своей жизни, раздавить сами воспоминания? Так, как он раздавил то, что позволило нам встретиться.

Я не понимала, что со всем этим делать, и оттого было очень больно, я часами таращилась на трещины в потолке. Невозможно принять то, что Винсент вот так, запросто, убил мастера Шезми. Невозможно… верить в то, что он может получать удовольствие, причиняя боль другим. И, тем не менее, это было так.

… Ко мне приходили постоянно, я очень редко была одна. Первым пришел мастер Брист, подвинул себе стул и приказал:

- Рассказывай.

Он сидел и кивал, пока размеренно излагала все, происшедшее со мной… с нами в Долине Сна, начиная от этой злополучной парной практики. Потом погладил меня по голове большой и теплой рукой и ушел. Через полчаса пришел Кодеус Клайс и потребовал то же. Пришлось рассказывать и ему. Мастер Клайс сидел еще долго и молчал, задумавшись. А мне было все равно, что он решит. Куда больше, чем ар Мориш, меня волновало то, что я, похоже, потеряла то светлое, что грело меня все эти дни в замке Бреннен.

- Мы его недооценили, - наконец подытожил Клайс. Он сидел в косых лучах солнца, и оттого глаза казались совершенно красными. – Мы считали его просто слизняком. Ни у кого не возникало даже предположения, что он зайдет так далеко.