Князь моих запретных снов (СИ) - Штерн Оливия - Страница 23

Один раз он на меня прикрикнул. Мы как раз начали заниматься арифметикой, складывали большие числа в столбик, и я не понимала, как так, переносить единицу в следующий столбец. Об этом и сказала.

- Не понимаю.

- Что именно ты не понимаешь? – мягко спросил Винсент, поправляя очки в тонкой золотой оправе.

- Ничего не понимаю, - удрученно ответила я, - вот этого всего…

И тут его словно передернуло, как будто он вспомнил что-то очень плохое. Я и пискнуть не успела, когда он внезапно схватил меня за руку, ту, в которой я держала перо, и с силой вдавил в лист.

- Никогда! Слышишь? Никогда не смей так…

И вдруг осекся, торопливо отвел взгляд. А я замерла, не смея шевельнуться. Оказывается, Винсент не всегда был добродушным и сдержанным, я чувствовала, как бьется в нем бешенство, не находя выхода… И его рука больно сжимает мои пальцы, и перо сломано… И я не понимала, что такого я сказала и чем виновата, но понимала, что, похоже, с занятиями пора заканчивать.

- Простите меня, - голос дрожал, - я, пожалуй, пойду.

- Никуда ты не пойдешь! – рявкнул он, вновь впившись в меня взглядом, - никуда, покуда не разберешься… во всем этом!

- Пустите… пожалуйста. Мне больно.

Видимо, он не сразу понял, что вцепился в мои пальцы словно клещами, а когда понял, резко отдернул руку и отвернулся.

- Я… - теперь его было едва слышно, - прости меня. Пожалуйста. Я не хотел тебя испугать.

Торопливо поднявшись, я аккуратно задвинула стул.

- Я пойду…

- Останься.

Он стоял, повернувшись ко мне спиной, и я видела, как тяжело вздымаются плечи.

- Я вас расстроила, - сказала я тихо, - вы столько времени на меня тратите, а я… бестолочь.

Винсент медленно повернулся, и я поразилась тому, какой он бледный.

- Ты не бестолочь, Ильса. Но вот это твое «ничего не понимаю» напомнило мне сестру, которую я любил слишком сильно для того, чтобы возненавидеть. Она всегда так говорила. Не понимаю – и все. Вместо того чтобы сидеть и разбираться, до тех пор, пока не станет понятно.

- Простите, не хотела вас огорчать, - опустила голову.

- Сядь, - резко приказал он, - ты уйдешь только после того, как мы разберем это сложение.

Но это же сон, верно?

Вздыхая, я отодвинула стул, снова уселась за стол, выжидающе смотрела на Винсента. Интересно, имею ли я право спрашивать?..

- Почему вы должны были возненавидеть свою сестру? – спросила кротко.

Он обошел стол, остановился за моей спиной, помолчал, а затем вдруг взял в свои руки мою, пострадавшую, с оставшимися красными пятнами на кисти. Я окаменела. Никогда… он никогда так не делал. И сердце замерло в груди, когда Винсент чуть наклонился и оставил на тыльной стороне моей ладони легкий поцелуй, словно пытаясь загладить свою вину.

- Потому что, - едва слышно сказал он, - она изменилась.

Потом он взял себе стул, сел рядом со мной, чуть сзади, достал новое перо из ящика.

- Давай писать, Ильсара. Хочешь ты того или не хочешь, но складывать числа ты будешь.

Чувствуя, как от волнения немеют пальцы, я подтянула к себе лист бумаги, обмакнула перо в чернильницу – и вздрогнула, когда Винсент, положив руку поверх моей, стал сам выводить цифры, медленно диктуя и поясняя, что именно он делает. Его теплое дыхание щекотало затылок, а у меня, казалось, последние мозги расплавились и поплыли вдаль. Все ощущения собрались в тугой узел там, где были его твердые пальцы, направляющие скольжение пера. И сонм невесомых крылышек, трепещущих где-то под ребрами.

…Но сложение, как ни странно, я осилила.

И уже потом, отпустив мою руку, Винсент как бы невзначай задел пальцами мое лицо. Даже не задел, легонько погладил по щеке, по виску, затем по шее.

- В замке Бреннен ученикам всегда выдавали ландышевое мыло. А от тебя пахнет розами.

- Это… соседка мне подарила, - пролепетала я, совершенно утратив понимание, что же происходит.

- Она тебя не обижает? – еще одно, практически невесомое прикосновение к шее, словно бы поглаживание.

- Нет… нет, что вы…

- Ты.

Я вздрогнула.

- Я был не так уж тебя старше, когда попал сюда, - пояснил он, - и здесь поток времени меня не касается.

Так непривычно…

- Она хорошая девушка, Габриэль, - сказала я, - да и остальные… Альберт, Аделаида. Они хорошо ко мне относятся. Только вот Тибриус ар Мориш…

- Что делает ар Мориш?

Я поерзала на стуле. Дело в том, что легкие поглаживания по волосам и по шее не прекратились. Винсент сидел за мной, и я не могла видеть его лица, а повернуться почему-то стеснялась. И эти прикосновения… внезапно будили во мне что-то новое. Тело постепенно утрачивало вес, я начинала себе казаться вылитой из воска фигуркой, которая плавает на теплой воде.

- Вчера в меня дохлую мышь бросили, - прошептала я, краснея, - но это ничего… я не боюсь мышей. В амбаре их много было, и я не боялась.

- Носи с собой мой кулон, - промурлыкал Винсент, - если этот ар Мориш что-нибудь задумает, ему не поздоровится.

- Прости меня, - повторил он, - я… я никогда тебя не обижу. Но иногда, знаешь, накатывает.

- Почему ты здесь? Почему не вернешься в мир людей?

Молчание. Я обернулась и невольно отшатнулась. Глаза в этот миг у Винсента были совершенно сумасшедшие.

- Я не могу сейчас, - вот что он ответил, - не спрашивай больше.

Шагая на индивидуальное занятие с Ригертом Шезми, я откровенно трусила.

Это оказалось сюрпризом для всех, то, что мне доведется первой отработать привязку и поиск человека, ушедшего в Долину Сна. То есть, как мне объяснили, второй брат Шезми, Рокрет, уйдет в Долину и где-нибудь спрячется, подальше от временных аномалий и хоршей, а мы с Ригертом отправимся его искать, но до этого мне придется реализовать привязку к Рокрету по оставленному им предмету, за чем внимательно будет следить Гвейла Шиниас.

Меня смущало то, что из группы новичков выбрали меня. Наставник Брист объяснил, что именно я, с моим порогом чувствительности, совершенно готова для подобных занятий. Следующим должен был идти Альберт, и только потом – Тибриус ар Мориш и Габриэль. Когда этот порядок объявили, ар Мориш на меня так посмотрел, что стало ясно: это была последняя капля в чашу его ненависти. Мало того, что деревенщина учится рядом с ним, так еще и во всеуслышанье объявлена более способной! Что ж, сторониться мне его до окончания учебы, это точно.

Трясясь и стискивая пальцы, я торопилась во внутренний двор замка, на тот участок, что между внешним и вторым кольцом стен. Там было организовано нечто вроде тренировочных площадок, каждая из которых – на всякий случай – была еще и огорожена высоким плетеным забором из толстой проволоки с колючками, и даже накрыта сверху плетеной решеткой. Из-за этого площадки издалека напоминали огромные плетеные кубы, и до сих пор мы смотрели на них издалека. Да и подходить не особенно хотелось, эти клетки мне напоминали мрачные вороньи гнезда, что чернели на высоких акациях вокруг деревенского кладбища. В груди царапалось дурное предчувствие, что ничего хорошего внутри такого гнезда просто не может случиться, и, если бы я могла, то обязательно бы отказалась, но…

Было еще кое-что, отчего я немного волновалась. Мелочь, конечно, но душевного равновесия она меня лишила: рано утром служанка принесла мне мужской костюм, самые настоящие штаны, рубашку и жилетку, все серое, только штаны и жилет из плотного сукна, а рубашка тонкая, батистовая. И все бы ничего, но я ни разу в жизни не одевалась как мужчина. Если бы я выкинула что-то подобное в нашей деревне, меня бы точно камнями побили, или выгнали бы на мороз, да так и оставили бы замерзать. А теперь, когда я шагала через внутренний двор замка, мне постоянно казалось, что все, кого бы я ни встретила, беззастенчиво пялятся на мои не прикрытые подолом бедра. Стыд, да и только.

Впрочем, стоило подойти к «клеткам», стало ясно, что переживала я совершенно зря: у входа в крайнюю тренировочную площадку, тихо беседуя, меня поджидали Шезми и Шиниас. Гвейла Шиниас была тоже наряжена в мужской костюм, и это, казалось, никоим образом ее не смущает. Да и мастер Шезми, надо сказать, совершенно не обращал внимания на привлекательные формы коллеги, затянутые в штаны. Он заметил меня первым, махнул рукой, подзывая.