Князь моих запретных снов (СИ) - Штерн Оливия - Страница 2

Когда за дверями раздался шум, я только прижалась спиной к загородке, за которой печально стояла Марька. Перед глазами стремительно сгущался туман, сердце трепетало где-то в горле. И как будто издалека–издалека услышала я голос матушки.

- Вот, милостивые государи, вот она, наша ласточка. Отдаю, от сердца отрываю. Вы уж не обидьте меня. С двумя детьми остаюсь.

Два плечистых мужика в черных доспехах, на головах – шлемы.

- Не надо, - вырвалось жалкое, - матушка, не надо! Пожалуйста! Клянусь, все буду делать, и злить вас не буду! Только не отдавайте!

- Молчи, дуреха, - совсем недобро ответила Матушка, - совсем ума лишилась? Да не слушайте ее, государи мои, дурная девка, блажная. Вчера сама просилась.

- Так, может, ты нас обманываешь? Не похоже, чтоб сама просилась, – пророкотал один из мужчин, останавливаясь.

- Милку спросите, милостивые государи! Увидите, все как есть. Частица Энне-аша в ней, клянусь Всеми именами!

- Не надо, - прохныкала я, понимая, что деваться уже некуда.

Двое шагнули ко мне сквозь трепещущее полотнище надвинувшегося обморока.

- Извольте с нами, барышня, - прогудел один из них.

- Нет… нет!

И тут не иначе как безумие меня охватило. Я рванулась вперед, между ними, прямо к распахнутой двери. Дура. Разве женщина может тягаться в ловкости с тренированными воинами?

Они меня так мягко и ловко подхватили под локти, что я даже не сразу поняла: ноги болтаются над землей.

- Идемте, барышня. Не надо бояться.

- Отпустите! – взвизгнула я, извиваясь всем телом, едва не выскакивая из платья, - умоляю, пустите! Я же… никому… дурного не делала… никому…

- Конечно, никому и ничего, - согласились они.

И поволокли прочь из амбара, словно я ничего не весила. Босиком, как была.

Я успела увидеть довольную рожу Дэвлина, опечаленное лицо Милы. Она сделала мне вслед оберегающий знак, призывая Всех быть милостивыми. Потом… широкие ступени крыльца сбоку, трещина в беленой стене дома, ветвистая, наискосок. Ворота. Цветущие мальвы, ярко-розовые, раскрытые навстречу солнцу.

Прямо за воротами стояла черная карета, огромная, без окон. Просто здоровенный черный ящик.

Все так же, без особого труда, но при этом очень аккуратно, меня затолкали внутрь, и снаружи щелкнул запираемый замок. Я свалилась на колени, ноги не держали, и судорожно хватала ртом душный, почему-то пропахший мускусом и корицей воздух.

- О, - прозвучал чей-то голос. Мужской, приятный голос. – надо же, свинарником запахло.

Карета дернулась и покатилась, прочь от дома и навстречу замку Бреннен. 

Глава 1. Тропой сноходцев

 - Да ну почему же сразу свинарником? Просто… еще один запах природы, - ответил ему кто-то.

Зрение постепенно привыкало к сумраку кареты, я судорожно сглотнула. По углам, под потолком, раскачивались небольшие кованые фонарики, и блики рыжеватого света плясали по мягкой обивке и по тем, кто уже находился внутри.

На одном диване сидели два молодых мужчины, отменно одетых, сразу видно, что из благородных. Тот, что поближе ко мне был жгучим светлоглазым брюнетом, очень красивым – ну прямо принц из сказки. И он же, морщась, старательно зажимал нос кружевным платком. Второй мужчина был светловолос, но и близко не так красив, как первый. В свете фонариков было видно, что глаза у него темные, почти черные, волосы светлые. Кажется, он мне улыбнулся, но улыбка получилась жутковатая – двигалась только одна половина лица, вторая застыла словно часть вечно равнодушной маски.

Наконец, на втором диване, в уголке, сидела девушка, тоже очень хорошо одетая – ну прямо куколка. Темноволосая. И глаза такие выразительные, темные, как у лани, в густых ресницах – так, что даже взгляд казался бархатным.

- Энне-аш воистину неразборчив, - надменно процедил брюнет с платком, - надо же, никогда не думал, что он обращает свой взор на селянок!

- Благословенный Энне-аш может обратить свой взор на любого, - поучительно заметил светловолосый, - и в этом наше счастье и спасение.

А потом он вдруг поднялся, сделал шаг ко мне и протянул руку.

- Поднимайтесь, барышня. Никто здесь не причинит вам вреда.

И снова улыбнулся, а я… все стояла на коленях, и словно завороженная смотрела на эту его жутковатую ухмылку, и никак не решалась прикоснуться к его чистым и наверняка пахнущим одеколоном пальцам. Мои-то были грязными, в мозолях и трещинах.

- Давайте-давайте, - добродушно сказал мужчина, - ну?

И испытующе уставился на меня. Совсем не добродушно. Взгляд резал похлеще тех серпов, которыми срезают колосья. Я решилась. Протянула руку, а он сперва сжал руку, а затем просто наклонился, подхватил меня под локти и дернул вверх, ставя на ноги. Подтолкнул чуть назад, и я плюхнулась на диван, тот самый, на котором в уголке молча сидела разодетая в пух и прах девушка с глазами лани.

Мужчина вернулся на свое место, закинул ногу на ногу. Башмаки… нет, туфли были у него дорогущие, такие красивые… Хорошо, что в карете было темно, потому что я, похоже, начала стремительно краснеть – оттого, что они все – одеты и обуты, а я босая, с грязными руками и ногами, да еще и в старом линялом сарафане, и коса растрепалась.

- Больше уже ни за кем заезжать не будут, наверное, - сказал светловолосый.

- Могли бы сперва нас отвезти, а потом уже… за этой, - буркнул брюнет. Он все еще подносил к носу платок, а на меня и вовсе не смотрел.

Зато внимательно смотрел светловолосый.

- Как тебя зовут? – внезапно спросил он.

Щеки нещадно горели, но я все же подняла глаза и выдохнула.

- Ильса… Ильсара, господин.

- Я тебе не господин, - он улыбнулся, - в замке Бреннен все равны. Все, кто при рождении заполучил частицу духа Пробуждения.

- Возражаю, - прогнусавил брюнет, - вот этой вот… я был и буду господином. И настаиваю, чтобы ко мне она обращалась именно так и никак иначе. А лучше пусть вообще не обращается. Нам с ней даже на одной лавке делать нечего.

Мне показалось, что при этих словах светловолосый чуть заметно улыбнулся – но его половинчатая улыбка так же быстро исчезла. Он серьезно посмотрел на меня.

- Ну, раз у нас все вот так… Тогда я представлю тебе собравшихся. Начнем с дам, - он отвесил шутливый поклон в мою сторону и продолжил, - вот эта девушка, что рядом с вами, Габриэль де Сарзи. А это грозный аристократ – Тибриус ар Мориш ар Дьюс. Был бы наследником герцогства, да не вышло. Энне-аш решил его избрать как сосуд для частицы себя. – тут мне показалось, что брюнет, наследный герцог, прямо заскрежетал зубами, но почему-то промолчал. – и, наконец, я. Альберт Ливес, воспитанник Школы Парящих. Если бы наставники не узнали о том, что я тоже несу в себе частицу духа пробуждения, то мог бы тоже стать наставником…

И он, как мне показалось, глубоко вздохнул.

Потом снова улыбнулся.

- А у тебя есть фамилия?

Я пожала плечами. Какая фамилия может быть у сироты, подброшенной на крыльцо крестьянского дома?

- Понятно, - сказал Альберт, - ну, значит, я буду просто называть тебя Ильсой. Или Ильсарой? Как тебе больше нравится?

- Красивое имя, - вдруг подала голос девушка.

У нее оказался довольно тонкий и нежный, словно россыпь хрустальных колокольчиков, голосок. Наверное, с таким голосом она могла бы петь в храме Всех.

- Даже звучит аристократично, - добавила она, - мне нравится Ильсара.

И прозвучало мое имя так непривычно, так чуждо… как будто и не мое вовсе.

- Меня всегда называли Ильсой, - тихо сказала я и обхватила себя руками.

- Ну, хорошо. Ильса так Ильса, - согласился Альберт.

Тибриус ар Мориш ар Дьюс ничего не сказал, уставился в потолок кареты.

Нас немного потряхивало на ухабах. Фонарики раскачивались. Пахло мускусом и корицей, а еще новой кожей. В карете воцарилось молчание. Альберт откинулся на спинку дивана и, казалось, задремал, утратив ко мне какой-либо интерес. Габриэль де Сарзи тоже устроилась в уголке, сложила тонкие руки на груди и прикрыла глаза.