Артефакты (СИ) - Орлов Дмитрий Павлович - Страница 3

— На балконе! Чего ему зря пустовать.

— Козу собрался магическим гребнем расчесывать? — презрительно улыбнулся гость. — А с испорченным зеркалом, что делать будешь? В него же, как в лужу глядеться.

— Не знаю, ещё не придумал.

— Ну ладно, шутник. Играйся. Подожду ещё недельку.

После этих слов колдуна я вырубился, и пришёл в себя только в субботу во второй половине дня…

Глава 3

Каждый охотник желает знать…

На кухонном столе больше не стояло проклятое блюдечко, грабить никого не хотелось, в квартире не валялись повсюду ключи. Даже своих ключей я не находил. Где же они? Я долго ходил из комнаты в комнату, из кухни в коридор, ища связку ключей, задумчиво почесывая затылок какой-то тоненькой палочкой. А откуда она у меня?

Поглядел на свои руки. В руках был маленький разноцветный флажок. Сначала показалось, что это флаг ЛГБТ-сообщества, и такие страсти в голову полезли, что ноги подкосились, но потом я понял, что это обычный детский флажок с семью цветами радуги. Хм… И в чём подвох?

Подождав еще с часик, я понял, что очень голоден, а в холодильнике совсем пусто. И хочешь, не хочешь, но надо идти в продуктовый магазин. Свои ключи я нашел в ботинке. Обрадовался. Переоделся, переобулся и поспешил на улицу.

На улице было пасмурно. Посмотрев на небо, я попытался определить, стоит ли вернуться за зонтом и… не смог оторвать взгляд от облаков — невероятно красивых, как на картинах голландских художников эпохи Возрождения (не знаю, почему я так подумал — в живописи я разбираюсь не лучше, чем в шахматы играю). Небо над индустриальным пригородом казалось произведением искусства гениального мастера. Какие краски, какие тона! Какие там 50 оттенков серого… Я видел сто! И почему я никогда не замечал этого раньше? Усевшись прямо посреди тротуара, стал смотреть в небо. Прохожие шарахались от меня, как от сумасшедшего, но мне было всё равно.

Полил дождь. Живые нити связали меня с красотой, которой я всё не мог налюбоваться. Вскоре сквозь тучи пробилось солнце, и появилась радуга. Она была идеальной. Впервые в жизни я четко различал все семь цветов: красный, как кровь, оранжевый, как кожура у апельсина, желтый, как пух цыпленка…

— Кхм! Каждый охотник желает знать: «Где сидит фазан?» — звенящий, почти детский голосок, прервал мою ментальную связь с небесными сферами.

Рядом стоял рыжеволосый парнишка в нелепом оранжевом камуфляже. На его плече висело старинное охотничье ружье. Знаете, такие в фильмах показывают про дворянскую жизнь: приклад из красного дерева, серебряные украшения, изображающие поверженных кабанов и медведей.

— Что простите?

— Где сидит фазан? — настойчиво повторил рыжий охотник.

Охотник?! Вот оно… началось. С низкого старта я рванул за гаражи. Добежал до пустыря, а небо над ним, как на федоскинской миниатюре. И пусть меня градом побьёт, если я знаю, что это такое. Залюбовавшись изысканной простотой сиреневых с розовым отливом облаков, я совсем забыл про преследователя и его ружьё. А зря!

— Вы не подскажите, как пыж надо набивать?

Стараясь не делать резких движений, я обернулся. В метрах в трех от меня стоял Рыжий, крутил в руках ружье и пытался сунуть ему что-то в дуло. Вёл он себя не агрессивно, поэтому я рискнул подойти и спросить:

— Зачем вам нужно пыж набивать? Охотиться на кого-то собрались?

— Да. Желаю знать, где сидит фазан?

И тут на меня снизошло вдохновение.

— Помилуйте, сударь, — заметил я. — Не водятся у нас фазаны. Вы бы на природу поехали, загород, в деревню. Хотите, я вас на автобусную остановку провожу? В шесть часов маршрутка уходит на село Капищево. Прекрасное место, чудесные люди. У меня там бабушка жила. Речка, лес, развалины дворянской усадьбы. Вам там понравится!

— Думаете?

— Уверен! Наверняка там живут и те, кто умеет пыж… пыжа… набивать. Покажут, всему научат.

«Заговорив» охотника, я почти насильно затолкал его в автобус, заплатил деньги водителю (чтоб уж, наверняка!), помахал вслед рукой и довольный собой отправился в поход по магазинам, размышляя попутно — какие краски лучше купить? Акварельные или акриловые? Или масляные? Я твердо решил стать художником и рисовать небо. Как называются художники, что рисуют небо? Тех, что море — я знаю, маринисты. А небо?..

Понедельник прошел спокойно. Во вторник я тоже был на работе, сидел, пялился в компьютер, работал потихоньку и между делом обдумывал композиции своих будущих шедевров.

— Фазана не видел? — спросил коллега, мимоходом заглянувший в комнату.

Я решил игнорировать вопрос, так как подумал, что это проделки артефакта.

— Саша, чего молчишь? — не отставал коллега. — Спрашиваю, Виктора Тимофеевича не видел?

Как душем холодным обдало! Фазан!

Виктор Тимофеевич Фазан — наш начальник!

— В буфет вроде шёл. А что?

— Да тут его чудик рыжий ищет. Подходил ко мне, спрашивал: «Где сидит Фазан»?

— И ты сказал?!

— Да. Показал, где приемная.

Наш разговор прервали. Наверху раздался выстрел. Сразу после выстрела послышались крики и топот ног. Быстро, как только мог, я примчался в кабинет Виктора Тимофеевича. В комнате клубился вонючий сизый дым. Грузный шеф прятался за креслом — тяжело дышал и держался за сердце. На спинке кресла зияли следы от выстрела, а посреди комнаты с виноватым видом стоял рыжий охотник с дымящимся ружьем наперевес. Наверное, он всё-таки доехал до Капищева, где его научили набивать того проклятого пыжа или сам догадался, как это делать.

— Пошел вон! — закричал я. — Брысь!

(Ну, а как еще с такими разговаривать? Я не знаю…)

Рыжий обрадовался мне, как родному брату.

— Саша, скажи, что я нечаянно! Ружье само выстрелило!

Вот тупица! Он меня еще и по имени называет! Уже представляю себя задержанным отделом по борьбе с терроризмом и дающим показания в сыром подвале.

— Ты что тут делаешь?!

— Охочусь на фазана, — заявил охотник. — В Капищево их нет. Я проверял.

— И ты решил охотиться здесь?! Ты… ты… Да ты хоть знаешь, как выглядят фазаны?

Рыжего явно смутил вопрос.

— Не знаешь?! — надавил я.

— А вот и знаю! — заупрямился он. — Они такие… ээ… фиолетовые.

— Тогда чего ты пристал к Виктору Тимофеевичу? Он что, по-твоему, фиолетовый?

— Ну…

Я присмотрелся к лицу начальника, которое выглядывало из-за кресла. Оно было нежно фиолетового цвета. Трясущимися губами шеф прошептал:

— Врача! Милицию! — и потерял сознание.

Охотник испугано попятился к двери. Ружье еще раз самопроизвольно выстрелило, на этот раз в потолок. На голову посыпалась штукатурка, а дыма навалило столько, что комнату погрузило в плотный туман и запахло, как на болоте. Когда я откашлялся и сумел вытащить Виктора Тимофеевича в коридор, рыжего и след простыл.

Врача нам пришлось ждать долго, хотя больница и недалеко — на соседней улице. Пока он к нам добрался, Виктора Тимофеевича привела в чувство вахтерша Клавдия Васильевна, бывшая в молодые годы замначштаба гражданской обороны на военном заводе. А вот милиция подъехала неожиданно быстро, хотя и находится на другом конце города.

Из старенького уазика выбрался краснощекий милиционер — крепыш с красной папкой под мышкой, который без лишней суеты отправился опрашивать свидетелей, но… не дошёл — «застрял» в вестибюле. Ещё с «допотопных» времен, когда на первом этаже размещался краеведческий музей, там висит большая репродукция знаменитой картины Петрова-Водкина «Купание красного коня». Милиционер как на неё глянул, так и застыл. Больше с места не сдвинулся. Просто стоял, смотрел на красного коня, периодически вытирая красным платочком слёзы умиления, и повторял:

— КАЖДЫЙ… каждый человек должен это увидеть!

На все предложения, а затем и настойчивые просьбы секретарши Виктора Тимофеевича, пройти наконец-то на второй этаж и побеседовать с потерпевшим, милиционер лениво отмахивался, говорил, что сейчас подойдет сержант Желтков и всех опросит. Действительно, минут через десять, из уазика вылез еще один милиционер и зашел к нам внутрь.