Её (мой) ребенок (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra" - Страница 11

Облизываю пересохшие губы.

Светлые волосы небрежно вьются по плечам, вздрагивая от легкого бриза. Лица не видно, но я уже чувствую, что просто «хорошенькая» для её случая — оскорбление. Потому что так шедеврально стоять умеют только истинные красавицы!

Вот эту хочу! И даже готов променять на тот дабл сверху!

Сердце колотится в грудной клетке. Покачнувшись от волны эндорфинов, решительно иду к ней.

— Привет, киска… — низко шепчу ей на ушко, обнимая за талию, и нахально притягивая к себе. Девочки любят это — когда парень не тушуется и…

— Я не киска. Я — Кошка, — её кисть неожиданно летит вниз, словно случайно хлестко заряжая мне в пах.

— Мля… — хриплю я, сгибаюсь пополам.

Сучка… Зараза!

Так и не взглянув на меня, отворачивается в другую сторону, чтобы уйти. На развороте случайно толкает бедром, и я оступившись лечу воду.

Плеск! Ожог ледяной волной!

Отталкиваюсь от кормы плота в сторону, подтягиваясь, возвращаюсь на борт и обтекаю…

Класс!..»

— Дальше… дальше мы друг другу сразу понравились! — прячу улыбку. — И уже не отходили друг от друга ни на шаг.

— Здорово!

— Здорово… — сглатываю я, останавливаясь перед ее палатой. — Пришли.

Глава 12. Второе свидание

Открываю дверь, заглядывая в палату.

Лившиц у окна, спиной ко мне. И весь мой мирный настрой снимает как рукой.

Их разговор резко обрывается на полуслове. Вернее, подвисает фраза Марьяны:

— Ты не обязан… — вяло и тихо.

Застываю в дверях, переводя взгляд на Кошкину.

— Мамочка! — вырывая руку из моей, Алёнка залетает в палату.

Вскрикнув, Марьяна морщится от боли и пытается подтянуться чуть выше на кушетке.

Прямо в куртке Аленка карабкается к ней, залезая сначала на стул, а потом, как я в прошлый раз, шлепается лицом на живот Кошки и начинает реветь.

Лившиц разворачивается… Недовольно обводит нас взглядом.

Обняв дочь, Кошкина поджимает дрожащие губы.

— Мой котёночек! — гладит по голове Аленку. Снимает с нее шапочку и гладит опять.

Мы смотрим с Лившицом друг другу в глаза.

Молча прохожу в палату, стягиваю с Алёнкиных ног сапожки. Ставлю в тумбочку пакет с продуктами.

Оттолкнувшись от стула Аленка перебирается на кушетку, звездой ложится на маму. И затихает…

— Привет… — сажусь на освободившийся стул.

Марьяна поднимает глаза на меня. Взгляд расфокусировано скользит по моему лицу.

— Как ты?.. Чувствуешь себя как?…

Ее губы размыкаются, она растерянно пытается ответить. Но они опять вздрагивают, и она поджимает их.

— Плохо! — вмешивается в наш разговор Лившиц. — Разве незаметно?

Заметно… Очень бледная. Взгляд фокусируется с трудом. Волосы на лбу мокрые, как при лихорадке. Под глазами синяки. Мне хочется положить на её лоб руку. Или мокрое полотенце, на крайний случай.

— Тебе больно, мамочка? — приподнимается Аленка, опираясь на грудь Марьяны. Вскрикнув от боли, та сжимается.

— Оу… — подхватывая Аленку, снимаю, усаживаю к себе на колено.

— Всё? — недовольно интересуется Лившиц. — Увиделись? Теперь можно ставить капельницу?

— Позже, — упрямо.

Присев у окна на стул, Лившиц погружается в планшет и тихо пишет какие-то голосовые по работе.

А мы втроём молчим. Алёнка с Марьяной держаться за руки.

— Ян… извини, что я орал здесь… угрожал… что-то порвало меня тогда, — хмурюсь я.

— Ты сказал ей? — произносит одними губами, с горечью глядя на меня.

Что я — самоубийца? Так мы никогда не помиримся.

Отрицательно качаю головой. Закрывая глаза, с облегчением выдыхает.

— Где твои штаны, котёнок?.. — гладит Марьяна её по коленке, обтянутой колготками.

Алёнка чешет щеку.

— Я облила и запачкала… А Лев мне постирал!

— Мм… Понятно. Ты что — по улице так?..

— Мы на машине, Ян. К тебе торопились. Сейчас заедем — купим другие штаны ей.

— А где… Елена?

— Недалеко… — уклончиво съезжаю я с прямого ответа.

— Это что?.. — дотягивается пальцами лица Аленки.

Та снова чешет щеку. А потом предплечье. Пальцы скрипят по куртке

— Детка?! — тревожно и расстроенно. — Айдаров, что за пятна и… сыпь?!

Какие еще к чертям пятна?!

Подрываюсь, ставлю Аленку на стул.

О, твою мать!! Неужели Лена и правда подхватила какую-то заразную хрень?! И заразила Аленку!

— Эм… — растерянно качаю головой. — Полчаса назад ничего не было, клянусь! В больницу ехать?

Алёнка, морщась, чешется.

— Ты давал ей шоколад! — с возмущением и скорее констатирую, чем спрашивая. — Да?!

— Мля… да, — признаюсь я.

— Маленько! — оправдывается Аленка. — Лев не давал. Дяденьки давали.

— Какие еще дяденьки?!..

— Добрые! Я их… как там? — оглядывается на меня. — Очаровала, вот!

— Да на работе у меня… — поясняю я. — В отделе… Аленка, ты же сказала — тебе можно!

— Айдаров… — с досадой закатывает глаза Кошкина. — Сколько она съела?!

— Две… — показывает покаянно Аленка два пальца.

— И плитку шоколада, — тоже покаянно зажмуриваюсь.

— Ты что — оставил ее без присмотра?!

— Я присматривал, как она ела! — психую я. — Откуда я мог знать?

— Детям нельзя шоколад! — переходит Кошка на раздраженные тона. — Как это можно не знать?!

— Я все детство ел шоколад! Откуда мне было знать, если у меня не было шанса!.. — затыкаюсь на полуслове. — Так! Просто скажи — что теперь делать, окей? И что еще ей нельзя.

— Где твоя сестра? Почему Аленка была с тобой?!

Обессилев закрывает глаза, морщится.

— Я не хочу, чтобы она с тобой… Мы так не договаривались.

— Яна, я могу забрать Алёну. Нет проблем. Найму круглосуточную няню с медицинским образованием и вопрос решен, — снова вмешивается Лившиц.

Марьяна с сомнением и недовольством переводит взгляд с него на меня и обратно.

— Не надо лезть в наш семейный разговор! — с рычанием разворачиваюсь я. — Надо было её раньше забирать, когда у тебя была возможность! Ребенок там с ума сходил. Хоть бы приехал, сказал, что мама в порядке и не бросила её!

Сжимаю руку в кулак. Твоё присутствие здесь сейчас неуместно, Лившиц! Выйди! Открываю рот, чтобы озвучить.

— Айдаров… прекрати, — одергивает меня Кошкина.

Разворачиваюсь к ней.

— Ты хочешь отдать дочь чужому мужику, который забил на нее?! Он даже не поздоровался с ней, когда мы вошли! Она что — пустое место?!

— Не ори, Айдаров…

— Я не ору. Я возмущаюсь! Где же твоя гребанная принципиальность, Кошка?!

— Я могу поговорить с Леной? — сквозь зубы.

— Со мной поговори! Со мной!! Хреновый я, да? Но я хотя бы стараюсь… Мне не всё равно!

— Мамочка… не ругай нас! Лев хороший! — прижимается к ее предплечью Аленка. — Я тут буду. С тобой.

— Кошкину на МРТ! — раздаётся громкий голос у палаты. — Носилки…

— Котёнок… здесь нельзя… — расстроенно гладит её Марьяна. — Ты не хочешь к Елене?…

— … Михалне… — добавляет Алёнка.

— Ах, да! — вздыхает Кошкина. — Михайловне…

— Я с тобой хочу, — начинает всхлипывать Алёнка. — Пожа-а-алуйста!

Марьяна расстроенно гладит её.

— Алёнка, в больнице нельзя, — подставляю ей сапожки. — Но мы завтра утром приедем опять. А сегодня… сегодня… Вот! — вдруг озаряет меня. — У меня друг есть, Гаврюха, смотри… — включаю ей видео. — Он очень тоскует, и отказывается есть. Он мне подсказал, что его должна покормить обязательно девочка. Давай, покормим…

Хихикая Аленка смотрит видео с сурикатом.

— Ну, я прошу тебя!! — беззвучно шепчу я Кошкиной.

Её глаза блестят от слёз.

— Тавегил ей дай… — едва заметно шмыгает она носом. — И грибы не давай.

Киваю.

В палату заходят два санитара с носилками.

— Её надо искупать… — дрожит голос Кошкиной.

— Искупаем.

— Надо купить бельё.

— Купим.

— И не смей говорить ей!