Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 52

— И все-таки, скажи, — Давид качает головой, — доверяешь?

— Да, — я произношу это неохотно, я нутром ощущаю какой-то подвох.

— Если я скажу, что должен уехать надолго и не смогу выходить на связь, — взгляд Давида становится каким-то виноватым, — ты пообещаешь доверять мне до конца? И вопреки всему.

— Уехать? Куда? И вопреки чему? — у меня на языке тут же возникает тысяча вопросов, а еще раскатывается неприятный горьковатый привкус. Как и всегда накануне ссор или расставаний.

— Надя, пожалуйста, — Давид ловит мои пальцы, заставляет вновь уставиться в его глаза пристально, — ответь. Пообещаешь?

Мне хочется вздохнуть, а лучше взвыть. Не люблю я вот таких вот дурацких разговоров. И обещаний тоже не люблю. Но на меня ведь смотрит не кто-нибудь, а самый невозможный мужчина на свете. И я ведь могу ради него потерпеть, даже если мне не хочется, так ведь?

— Хорошо, Дэйв, — бурчу я, потираясь щекой об его плечо, — я пообещаю.

— Спасибо, — он прижимается лбом к моему лбу, — спасибо, богиня моя.

— Возьму благодарность натурой, — отчаянно пряча боль за показным весельем я ныряю ладонью вниз по его голому животу, к темной поросли волос на мужском лобке.

— Отличная валюта, согласен на обмен, — рычит мой бенгальский тигр и наваливается на меня всей своей раскаленной тяжестью.

За эту ночь мы успеем многое. Он успеет меня искусать, и соски, и кожу с внутренней стороны бедер.

Я успею расцарапать ему спину так, что не найдется и пяти квадратных сантиметров с нетронутой кожей.

Я беру с него все, что только успеваю, пытаюсь напиться им на дорожку, прогреться им хотя бы на какой-то период времени.

Жмурюсь, отстраняясь от плещущейся в груди боли, глубже вгоняю ногти в кожу на его плечах. Я все еще надеюсь, что это окажется сном, а лучше — чтобы он никуда не уезжал, не оставлял меня без себя.

Это не помогает.

И уезжает мой бог буквально на следующий день.



35. Режим ожидания

— Надя…

— А?..

Я спохватываюсь и фокусируюсь на лице сидящего напротив меня Максима. Он смотрит на меня укоризненно.

— Прости, я опять задумалась, — сминая в пальцах салфетку, вздыхаю я, — ты что говорил последнее?

— Смотря что ты слышала, — терпеливость Максима зашкаливает за все разумные и неразумные пределы. Не знаю, может, дело в том, что Дэйв ему заплатил какой-нибудь совершенно неприличный гонорар или, может, “отдал ремонтом”, а может, это просто входит в комплекс услуг хорошего адвоката?

— Ты объяснял, что если все пойдет нормально — суд состоится уже на следующей неделе…

— Ну, первое заседание, — Максим проговаривает это с недовольством, — но можешь не сомневаться, мы будем выжимать из него самый максимум.

— А может быть не одно заседание?

— А вот хрен знает, — неинтеллигентно откликается Максим, — адвокат у Верейского — та еще стерва. Любит вызывать дополнительных и ни разу не нужных свидетелей, тянуть время и пытаться заставить свидетелей стороны истца отказаться от показаний. Судья у нас нормальный стоит, но… Пару месяцев, возможно, в суд потаскаться нам придется.

— Хорошо, если обойдется парой месяцев…

Мой взгляд цепляется за целующуюся парочку в дальнем углу ресторана. Сердце сводит жгучей судорогой. И уже мои губы начинают слегка ныть.

Завидовать нехорошо, Надя…

Наверное, на моем лице мелькает какое-то недовольство, а внимательный Максим воспринимает это на свой счет, потому что тут же его тон становится едва ли не боевым.

— Все будет в порядке, — самоуверенно ухмыляется он, — мы из этого урода все до последней копейки компенсации ущерба вытрясем. А потом посадим. Все сделаем в лучшем виде, даже не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — это я говорю с легкой улыбкой, — Дэйв бы не настаивал на тебе, если бы не знал, чего ты стоишь.

— О да, если уж наш Отелло свою ревность за пояс заткнул ради твоих интересов — значит, и вправду знает мне цену, — Максим хохотнул, улыбнулся лучезарно, хоть прям сейчас на обложку какого-нибудь музыкального альбома ставь. Только волосы бы еще намочить…

— Тебе кофе повторить?

— А повтори, — милостиво улыбаюсь я. Максим машет официанту.

Милый мальчик, на самом деле — открытый, болтливый, фактура имеется, глазки красивые. Подбородок тяжеловат, и в принципе черты лица далеки от золотого античного сечения, но есть в этой грубости черт что-то харизматичное. Ну, и наглая улыбочка спасает почти любого мужика.

Встреться Максим мне пару месяцев назад, весь его флирт не пропал бы втуне, а сейчас… Сейчас, спасибо, но богов на адвокатов не меняют. Даже на хороших адвокатов. Даже при том, что мой божественный сгинул в неизвестном направлении и на неопределенный срок. Мне есть чего ждать, в конце концов.

Максим доволен ходом расследования. Максим вообще всем доволен и в уме уже прибрал к рукам премию за положительное разрешение дела.

Для него все это рутина, а лично я немного охренела от того, насколько это, оказывается, геморройно

Я за это время видела адвоката Верейского, трех полицейских, каждому из которых рассказывала одно и то же, несколько гостей с вечеринки Огудаловой и её саму, разумеется, Борю Иванова, который вдруг из виновника происшествия превратился в ужасно важного свидетеля.

Кроме Бори в дело уже втянули его жену, консьержа нашего дома и пару наших соседей, — вообще есть ощущение, что я своим заявлением в полицию весь дом на уши подняла. Впрочем, на лицах моих соседей особых претензий нет. Разве что те, кто свидетелями не являются, немного обижаются.

Такая интересная заварушка — и мимо них…

Наверное, сейчас мне стоит поднять пятую точку и ехать уже домой, не отнимать время у Максима, тем более, что дела мы уже обсудили.

Вот только я точно знаю, что я доеду до дома, и Давида там не будет. И от этого зябнут пальцы.

— Ты нормально, Надь? — Пальцы Максима накрывают мою ладонь, и мне приходится глянуть на него недовольно и качнуть головой раздраженно, чтобы он отдернул руку. Видимо, слишком много потерянности отразилось на моем лице. Нет, надо брать себя в руки.

— Вполне, — я пожимаю плечами и улыбаюсь. Вру, конечно. Но не рыдать же в жилетку первому встречному. Тем более что уж больно дорогая у Максима жилетка. жалко в неё сопли пускать.

Я вымерзаю. С каждым днем мерзлота проникает в меня все глубже. Кажется, что меня все сильнее заметает зима, все плотнее накрывая меня снегом. Говорят, под снегом не умирают. Только спят. Вот и я сейчас — будто в спящем режиме, жду возвращения солнца, надеюсь, что не вымерзну совсем.

Но я жду. Жду. А что мне еще остается?

А еще мне ужасно странно заходить в квартиру Дэйва и без него. Даже при том, что пошел уже десятый день с его отъезда.

Десять дней. Стоит подумать об этом — и сердце в груди шевелит обмороженными крыльями. Я только жмурюсь крепче, не выпуская слезы из-под ресниц. Как вообще я раньше жила без него? Не знаю даже.

Я даже перестала возвращаться, пока Лиса в школе. И в те дни, когда мама не может меня отпустить на работу к Левицкому — я не возвращаюсь в его-наш дом, но плетусь в наш торговый центр, приземляюсь за тот столик, за которым божественные руки моего Аполлона расписывали меня под тигрицу, вытаскиваю из рюкзака ноутбук и туплю в него. Это проще.

Проще, чем заходить на широкую и пустую кухню и снова, раз за разом переживать тот душераздирающий момент, когда мне пришлось отрываться от него. С мясом, с кровью, брызжущей во все стороны, и только после ворчливо-ласкового: “Богиня, я опоздаю на самолет”.

На самолет…

Куда он улетел? И почему не пообещал вернуться? Нет, я помню, я ему доверяю, я дала слово, но почему, почему он не пообещал?

— Когда этот хрен вернется с горы — я набью ему морду, и тебя у него украду, только ковер найду покрасивее, чтобы тебя в него завернуть, — мечтательно заявляет Максим, и я смеюсь. Господи, кажется, я лет в восемнадцать лелеяла тайное желание, чтобы меня украли как Лиду из Кавказской пленницы, в спальнике или в ковре… И вот на тебе — дожила. В седой, почти мумифицированной древности.