Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 5

— Я подумаю, — жестоко сообщаю я. Таким вот образом я сообщаю дочери, что одними только блинчиками она меня в этот головняк не втравит.

Да, да, заинтересованная в своей выгоде Лиса — существо очаровательное, ужасно трудолюбивое и дико подлизывающееся.

А я вполне могу продаться за пару приготовленных на ужин салатов, тем более что когда мне срочно надо портрет дорисовать — мне не до готовки. Мне иногда кажется, что именно из-за этого Алиска научилась готовить. И хорошо, что её умения не захватывают пока ничего серьезнее блинчиков и салотов, а то, как бы я жила, если бы она еще и кексики печь научилась? Стремительно поправляясь?

А вот когда Алиске стукнет лет четырнадцать и она вырастет из детской швейной машинки — я уже сама её шить научу, чтобы свои Гарри-Поттеровские мантии она сама себе кроила.

Дочь понимает, как надо, успокаивается и смывается. Ну вот. А кто выдаст маме обнимашек, а? Хотя ладно, понимаю, у неё скоро время отбоя, какие тут обнимашки, поди ремикс недомиксован.

Ладно, у меня есть чем заняться. Кофе приготовить там, блинчик съесть и заползти уже, наконец, в «мастерскую». Квартира у меня с мамой трехкомнатная, одна комната Лисицына, вторая мамина — мне отдали самую большую. Поэтому мастерскую из неё я делала исключительно старым добрым СССРовским способом: отгородила часть комнаты шкафом. Не помню, как называется этот прием в современном дизайне.

На самом деле забавно. Приглашаешь к себе натурщика, ведешь его через комнату с двуспальной кроватью в одной половине, и он забавно начинает напрягаться. Ох, наивный. Если бы, если бы собесование у меня проходили через постель. Увы, художников сейчас много, ничего эксклюзивного я предложить не могу. Ну, разве что боле-менее на слуху, но именно поэтому мне натурщики требуются нечасто.

К мольберту я не сажусь. Там незаконченный портрет для заказчицы, и его я буду доделывать как раз завтра. Сегодня…

Пока не забыла его профиль — я его зарисую. Потом — нарисую в цвете, в том цвете, который сама подберу для него, для моего Апполона, чтобы подчеркнуть его чувственность и силу. Но сейчас, я просто обозначу жесткость его скул, твердость его губ…

Кто-то может сказать — и правда, зачем ты, Надя, не дала ему телефон? Ведь он был неплох, и он был заинтересован.

Там в галерее между мной и тем мальчиком случилась сказка. Сказка, которая не продержится дольше трех свиданий. Хорошо, что было сегодня — по коже в тех местах, где ко мне прикасались пальцы моего Апполона, будто кто-то провел горячие, неостывающие полосы.

Я хочу запомнить его таким. Страстным. Сильным. Совершенным. Понимающим намеки с полуслова, с полувзгляда. Способным на маленькие безумства.

Не хочу видеть, как он разочарованно смотрит на меня, когда рядом со мной появляется Алиска.

Да, у меня есть дочь. И я её люблю, и она — моя семья, и никого на свете я не предпочту ей.

Да, по мужскому внимаю я скучаю, да — каждый «выход в свет» воспринимаю как новый шанс. Но прекрасно знаю цену горячим красавчикам, которые либо реально спрыгивают, либо совершенно не втыкают, что такое взрослый, чужой ребенок.

Алиска — от первого моего брака, который я долгое время хранила на кой-то черт, терпела пассивность Алискиного отца, думала, что он все-таки встанет и пойдет решать наши с ним общие проблемы, которые организовались после его сокращения. Нет. Почему-то я пахала на работе и на шабашках, а у Пашеньки были проблемочки. Это потом, когда я положила ему на стол заявление о разводе — он с дивана встал. И орал при этом, что все ради меня, а я дура не ценю. Впрочем, квартира была моя и мамина, возникал он до того, как я взяла в руку телефон и дала ему пятнадцать минут на то, чтобы свалить без помощи полиции.

Второго мужа я пока вспоминать не буду. Я его недавно вспоминала, увы, довелось столкнуться. С учетом того, что он — организатор всяческих выставок — это происходит регулярно. И я знаю, что он портит мне карму, распуская слухи о моей скандальности. Интересно, а что он рассказывает при этом?

Как я вышвыривала его вещи с балкона, даже не целясь в багажник его машины?

Или то, что это происходило после того, как он поднял руку на мою дочь?

Сомневаюсь, что второе. Сашенька — скромный, о своих подвигах вечно умалчивает.

И какая же жалость, что эта сука обошлась в деле о нанесении побоев одним только штрафом. Не менее мне жаль, что я — хрупкая законопослушная женщина и не стала вправлять ему мозги на место сковородкой. А какой был обходительный мужчинка… В первые полгода отношений.



И все же…

Возвращаясь мыслями к богам, мой Аполлон был прекрасен. Причем не только внешне, но и манера держаться у него была незабываемо мужественной. Идеальной настолько, что у меня даже не выходит выбросить его из головы прямо сейчас. Так и сижу, перебираю каждую секунду этого вечера, что я провела с ним. Мало провела. Хотелось бы больше. Но все, что больше — потом аукнется и большей болью.

Настроение сейчас не циничное, а слегка меланхоличное.

Влюбиться… Я могу влюбиться за пару минут. В конце концов, в мужчине я ищу вдохновение, в основном. Нет, я не из тех барышень, которые влюбляются каждой весной, из-за застоя в текущих отношениях. Влюбиться не для того, чтобы завести отношения, нет. Для настроения. Для вдохновения. Чтобы было о чем вспомнить, чтобы было от чего сердцу в груди делать свою сладкую гимнастику.

Мой Аполлон, мой юный бог — для этого подходит больше всех мужчин, которые вообще мне попадались в жизни.

Нет, я не жалею, что поиграла в Золушку. И не жалею, что поддалась его очарованию вот так сходу, этот торопливый жаркий секс в кладовке галереи теперь точно можно вспоминать, как самый безумный секс в моей жизни. И помечтать пару недель вновь утонуть в серо-зеленых очах моего Аполлона — так и быть, я себе позволю.

И сейчас в компании угля, бумаги и золотистого света настольной лампы я занимаюсь именно этим — слегка тоскую. Самую чуточку. Для вдохновения!

Это я еще не знала, кто позвонит в мою квартиру утром…



4. Сны и яви

У моего Аполлона безумно мягкие губы. С таких впору пить вино, а он ласкает ими кожу моих бедер, и каждое его прикосновение — будто лишняя вспышка света на вечно ночных небесах моей души.

У него шершавые небритые щеки, которыми он трется об кожу на моих бедрах, и от этой колкости, такой контрастной с его же поцелуями, я тихонько постанываю. Мурашками уже покрыты не только бедра, но и все мое тело.

У него совершенно бессовестные пальцы, которые не дают мне свести колени, чтобы закрыться, и эти пальцы медленно, неторопливо порхают по чутким мокрым складочкам, дразнят, но не более.

У него лукавые, такие безумно красивые глаза, которыми он без слов спрашивает: “Хочешь? Хочешь больше?”

Дурацкие вопросы!

Конечно же я хочу.

Но мой язык ужасно неуклюж, и я не могу произнести эти слова вслух.

А он…

Он — мое совершенство. Он все понимает сам.

Подается ко мне, накрывает тяжелым телом…

Когда вдруг сбоку появляется Шакира с микрофоном — я понимаю, что-то не так. Её тут быть не должно. И со всем уважением, дорогая Шакира, не…

Додумать я не успеваю.

Я просыпаюсь.

Под завывания Шакиры на бьющемся в истерике телефоне. И в безнадежно мокрых трусах. Ай-яй-яй, Надежда Николаевна, а ведь взрослая девочка уже, давно ли ты видела неприличные сны? И как все было натурально. Могу поклясться, что очень натурально ощутила прикосновение тугой головки к пылающему входу в лоно.

И что за нехорошая личность не дала мне досмотреть? Хоть во сне бы кончила, блин.

Впрочем, яд я сглатываю, как только вижу абонента.

На благодетелей и покровителей ядом даже в мыслях не плюют.

Тем более — на Огудалову.

— С добрым утром, Тамара Львовна, — бодрость в голосе выкручена на максимум, хотя лично я бы на такую сонную лошадь как я ни цента бы не поставила.