Улей 2 (СИ) - Тодорова Елена - Страница 66

— Меня действительно обсуждают за каждым углом. Меня постоянно узнают. Сто раз на день я ловлю любопытные или, того хуже, жалостливые взгляды незнакомых мне людей. Куда бы я ни пошла! Раньше меня просто сторонились, да тихо шушукались за спиной, сейчас же я — словно воскресший Иисус Христос, — ерничает Титова, раздражаясь. — «Смертные» приветствуют меня. Улыбаются и мысленно поддерживают. Я эти энергетические волны с их стороны прямо физически ощущаю. На спину лучше всего ложатся, но и к лицу липнут отлично.

Резнева откровенно смеется.

— Ну, дорогая моя, — откусывает шоколадную конфету, смотрит на ее внутреннее содержимое и только потом — снова на Еву. — Твоя жизнь стала обозреваемой для широкой публики. На самом деле, сочувствовать кому-то — нормальное человеческое качество. Да-да, Ева. Оно проявляется чаще и сильнее, чем та же вездесущая зависть. Достаточно только человеку увидеть, что у собрата все намного хуже, чем у него.

— А мне кажется, они просто ждут, когда я сломаюсь.

— Даже если так, ты сама чувствуешь, что движешься к обрыву? Готова сломаться?

— Ни фига! — с запалом отрезает Титова.

Переводит дыхание и скрещивает на груди руки.

— Я боюсь этого, — наконец, признается. — Что, если срыв случится неожиданно? Сейчас я контролирую себя. Слежу за всем. Даже за тем, о чем думаю. Но… я же не робот, в конце концов. Я боюсь, и мне страшно даже признаваться в этом.

Переставая жевать, Резнева сосредотачивает на Еве все свое внимание. От этого девушке становится несколько некомфортно, но мысленно она принуждает себя выдерживать это пристальное внимание.

— Бояться тоже нормально, Ева. Ты все-таки не супергерой. У всех людей существуют какие-то страхи. И переживания. Мы созданы душевно-эмоциональными тварями, и как бы нам того иногда не хотелось, чувства нельзя отключить, — оповещает с задумчивой мягкой улыбкой, которой редко удостаиваются пациенты. — Ты тоже не сухарь. Твои ночные кошмары сигнализируют о том, что не все ушло бесследно. Тебе больно, раны еще не закрылись. Но, поверь мне, когда-нибудь они заживут. Душа — такая же материя, как и тело. Более тонкая и ранимая, но со временем все затягивается. Главное, не береди насильственно. Не провоцируй прорыв.

— А если я все-таки сорвусь?

— Что ж, у многих людей случаются срывы. Это тоже можно пережить.

Титова кивает, чувствуя себя более уверенно. Выдыхает свободнее, распрямляя скрученные пальцы на подлокотниках кресла.

— Как дела с Адамом?

Вначале терапии Резнева спрашивала Еву об их отношениях регулярно и довольно дотошно, выуживая все самые мелкие подробности. Когда же ответы девушки стали однотипны и односложны, психолог потеряла к Титову интерес.

А тут будто почувствовала: что-то изменилось.

— Иногда меня бесит, что он стал слишком сдержанным.

— В каком смысле?

— С тех пор как… все закончилось, он ведет себя со мной очень осторожно. Когда мы только познакомились, вывести Титова на эмоции было… — щелкает пальцами в воздухе. — Раз-два — он матерится и орет. Взгляд жгучий и безумный, поступки непредсказуемые. А сейчас он либо говорит очень выверено и сдержанно, либо замолкает на самом интересном.

— Ты считаешь, это плохо?

— Я считаю — это ненормально, — выдыхает Титова расстроенно. — Я не хочу, чтобы он носился со мной, как с нестабильной психопаткой.

— Он заботится о тебе.

— Я понимаю. Но кто сказал, что он должен принимать за меня все решения? Или отвечать за меня, когда кто-то задает «неудобный» вопрос? Р-р-р-р… Иногда я очень сдерживаюсь, чтобы не закатить скандал.

— Скандал? — с интересом переспрашивает Александра Александровна. — В каком смысле?

Поджимая губы, Титова прислушивается к себе и пытается подобрать слова правильно, чтобы не звучать совсем уж тронутой.

— Наорать на него. Очень громко, не стесняясь выражений, — выдыхает Ева, нервно вскидывая в воздухе руки. Переведя дыхание, опадает на спинку кресла. — Но я сдерживаюсь, так как понимаю, что это все-таки неприемлемо после всего, что было и есть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Неприемлемо? Гм, интересно… И как ты сдерживаешься? Что ты делаешь, когда поведение Адама тебя раздражает?

— Замолкаю. Считаю до десяти. Перевожу тему. Ухожу, — перечисляет девушка. — Потом прокручиваю те моменты, которые у нас самые ценные.

Тронутая усилиями, которые ее жесткая и резкая пациентка прилагает ради мужа, и чтобы скрыть улыбку, Резнева хватается за чашку с кофе, о которой в процессе запальчивых признаний совсем забыла.

— Ева, — рассматривает сконфуженную девушку. — Злиться и раздражаться естественно. Ты думаешь, обычные люди не ссорятся?

— Не знаю. У Титовых никто не ссорится.

— Что, если ты не видела всей картины? Ты живешь у них не так долго, чтобы делать такие категоричные выводы. Ты не знаешь их всю жизнь. Возможно, они тоже сдерживаются из-за тебя. Вот что, — копошится в вазочке с конфетами. — Придя домой, поделись с Адамом тем, что тебе не нравится. Выскажи, как есть. Увидишь, вам обоим станет легче. Ведь он тоже замкнут в этом напряженном идеальном состоянии, которое вы оба себе зачем-то нарисовали.

— Я боюсь, что он подумает, будто я разочаровалась в своем выборе. В нем. Или, что еще хуже, сам разочаруется во мне.

— Ссоры происходят у всех пар. Негативные эмоции не перечеркивают положительное. Если ты скажешь Адаму, что тебя что-то не устраивает, это не будет равносильно заявлению: «Я больше тебя не люблю». Ни в коем случае.

Распрощавшись с психологом, Ева набирает номер Титова при выходе из здания. Притворяясь, будто не видит возвращающуюся с обеда секретаршу Резневой, игнорирует слащавую улыбку той и прощальный кивок молодого охранника.

— Слушаю, — отвечает Адам после второго гудка.

— Ты где? — забросив сумочку на пассажирское сиденье, подбирает полы утепленного кожаного пальто и садится за руль.

— Одиннадцать часов дня, дорогая, — тем самым тоном идеального мужа отвечает ее радиоактивный Титов. — Где я могу быть?

— На заводе, значит. Ах, ты же теперь рабочий человек!

Пауза.

— Мне показалось, или это был под**б?

— Надо же, какие слова, Титов! Я-то думала, ты какую-то спецтерапию прошел и впредь поклялся выражаться исключительно литературным языком.

— Ни в коем случае, Титова, — его голос звучит хрипло, но в то же время по-своему ласково и мягко, когда он называет ее по фамилии. — Но я работаю над собой.

— Мне нужно тебя сейчас увидеть, — резко выдыхает Ева.

— Прямо сейчас? К чему такая срочность?

— АА сказала, я должна устроить тебе скандал, — утрируя, заявляет Ева. Машинально разглядывает лежащую на руле правую руку. Бледную кожу, короткий красный маникюр, широкий золотой ободок на безымянном пальце. Единственное и самое важное украшение в ее новой жизни. Давно не носила прочих драгоценных побрякушек. — Ты приедешь?

— На скандал? Звучит очень заманчиво, — тихо выдыхает Адам и замолкает, словно обдумывая варианты. — Но я все же прямо сейчас не могу. В конференц-зале ждут арабы. Антон Григорьевич готовит презентацию по транзиту…

— Тогда я приеду сама, — нетерпеливо перебивает мужа Ева. — Пока доеду, ваше собрание закончится? Сколько тебе нужно времени?

— Часа полтора, не меньше.

— Ладно, заеду еще к Лизе на укладку. Буду красивой.

— Ты и без укладки красивая. Всегда, — просто и в то же время внушительно произносит Титов.

На фоне вспыхнувшей радости, настрой на выяснение отношений стремительно меркнет. Грудную клетку распирает горячее томление и тоска. Будто не видела Адама несколько недель, а не часов.

— Спасибо, — тихо благодарит, не зная, что еще ответить, и отключается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 61

Два с половиной часа спустя Титов встречает жену в дверях приемной.

— Ты долго.

— Пробки.

Окидывает ее напряженным взглядом, с ног до головы.

К психологическому дебошу его Эва подготовилась основательно.