Няня поневоле (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 47

— Лира Амани, — выдыхаю я, догадавшись.

— Она самая, — кивает Ворон и замечает серьезно. — Значит так, пацаны… — Переводит взгляд на Линару и добавляет с усмешкой, — и леди. Илью Федоровича я закрыл. Может, завтра его выпустят. Не знаю. Он при мне адвокату звонил. Просил всех порвать. Но за то, что избил Ирку, я ему возмещу. Пока просто вырвал ее из этого гадюшника и увез. Поэтому, если можете что-то накопать на этого гада, век буду благодарен.

Пожимаю плечами. Да я вроде только увидел этого мажорика…

— Сережа, лось, — тихо шепчет Линара. — У Ильи зимние кроссовки Саломон с похожим рисунком.

— Ты уверена? — бросаю на любимую задумчивый взгляд. И сам же отмахиваюсь. Пока разберутся, что к чему. Проведут экспертизу… А там глядишь, и проверка Финмониторинга подоспеет.

— Сейчас позвоню ребятам, — киваю я и объясняю присутствующим. — Лося на моей делянке в лесу какая-то падла в упор расстреляла.

— Избил, говоришь? — хмуро морщится Петр Иванович. — Так за это до двух лет загреметь можно. И за лося попасть на полтора года. Крупный ущерб. Да еще, небось, и без лицензии охотились… Сейчас я сам в узловой отдел позвоню. И Ваньке. У нас тут в области беспредельщик завелся.

Уже поздним вечером, расположившись с Линарой на широком диване, я не могу уснуть. И дышать не могу, мать его! Линара дремлет у меня на груди, а я, запустив пальцы в ее волосы, боюсь даже пошевелиться.

— Его разве посадят? — спрашивает она, приподняв голову.

— Ну, он же не памятник, — понимая, о ком речь, усмехаюсь криво. — Видишь, бил Лиру. Думал, девчонка одинокая, некому вступиться. А тут у нее вон какие защитники нашлись. Скрутят этого Илью в бараний рог…

— Сережа-а, — приподнимается на локте Линара. — Я должна тебе что-то сказать…

— Что-то с Машенькой? — подскакиваю на месте и на автомате кладу руку на живот.

— Машенька? — изумленно смотрит на меня жена, а потом начинает хихикать. — Красивое имя. Мне нравится.

— Тогда что? — спрашиваю требовательно и, прижав к себе, заглядываю в зеленые ведьмовские глазищи.

— Сережа-а, — снова шепчет жена. — Я знаешь что сделала? Федору снотворное дала вместе с детоксом.

— Зачем? — смотрю на нее непонимающе.

— Я же тебя на станции увидела. И браслет тоже, — трещит она, как заведенная. — Поняла, что ты меня любишь…

— А до этого даже не догадывалась? — шутливо хмыкаю я и в порыве чувств чмокаю в нос.

— Ну, я не знала, ищешь ли ты меня. Или обиделся, что я оказалась замужем… И сбежал куда подальше…

— Обалдел, конечно, — признаюсь без особого энтузиазма. — Но я же поперся вопросы решать. Людей вот подключил. Шантажировать собрался это насекомое. Угораздило же тебя выйти за него замуж. Но это уже в прошлом, — отмахиваюсь от дурацких сомнений. — Скажи ты раньше, я бы помог избавиться от него. А так… Ладно, проехали…

Притянув к себе, целую любимую в макушку.

— Спи, котенок, — шепчу хрипло. — Завтра будем пробираться к себе.

— Сергей, — снова теребит меня Линара. — А нам обязательно возвращаться назад? Может, возьмем Марка и уедем куда-нибудь? Здесь Федор меня снова отыщет. Он страшный человек, Сережа. Я боюсь…

— Ничего не бойся, — рыкаю, не сдерживаясь. — Я тебя защищу. Даже не сомневайся.

И только сейчас осознаю, с чего начался разговор.

— Так ты решила там, в поезде, не дожидаться меня? — спрашиваю непринужденно, а внутри все холодеет от ужаса.

— Ну да, — кивает моя лихая женщина. — Переночевала бы в привокзальной гостинице, а утром села бы на автобус и вернулась в Никитск.

Миллиметраж! Я чуть не опоздал, еперный театр. Чуть не потерял Линару, думая, что она дождется меня. Перекантуется пока рядом со Шмелевым. Какой же я дурак? Мама дорогая! Разве может беззащитная беременная женщина остаться один на один с чудовищем? С мрачным и вероломным.

— Выходит, я вовремя подоспел? — улыбаюсь натужно, хотя больше всего мне хочется открутить эту красивую голову и нашлепать по голой попе.

— Конечно, — кивает радостно Линара и спрашивает обеспокоенно. — А если он помрет, Сережа?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Кто? Шмелев? Туда ему и дорога! — восклицаю раздраженно.

— Мне кажется, я его отравила, — всхлипывает она. — Терпеть не могу насилие. И никому не желаю смерти. Даже Федору Ильичу.

— Он тебя обижал? — рыкаю, вскидываясь. И аж свирепею от ярости.

— Нет, — мотает головой Линара. — Лапал только. Грозился посадить под замок и признать своим нашего ребенка.

— Урод, — мычу, стараясь сдержаться. — При встрече все зубы выбью.

— Ты хочешь с ним повидаться? — спрашивает изумленно. И даже бледнеет от страха.

— Мне нужно выбить из него это чертово расторжение брака.

— Он не даст, Сережа…

— Это мы еще посмотрим, малыш.

21

Шмелев

Раннее утро. Я просыпаюсь от криков на перроне.

Чтоб вам всем провалиться! — думаю, натягивая на плечи одеяло. Даже выглянуть в окно не хочется. Какая разница, кто с кем базарит! Главное, разбудили, суки.

Поезд трогается, увозя меня прочь от глупых разборок. Закрываю глаза, намереваясь еще поспать.

— Ты спишь, Аполла? — тянусь к жене. Провожу рукой по постели, собираясь прижать к себе малышку и подремать хотя бы до Перми. Двигаю ладонью по смятой простыне и не сразу понимаю очевидный факт. Жены рядом нет. Как безумный подрываюсь с места и, ворвавшись в открытую дверь санузла, ошарашенно глазею на узкую душевую кабину, раковину и унитаз. Шагнув обратно в купе, рывком открываю встроенный шкаф, где в полном одиночестве болтается моя красная куртка.

Сбежала, твою мать! Ушла… Куда? Зачем?

Мысли безумным роем бьются в башке. Аж звон в ушах стоит.

Отворяю дверь в коридор и чуть не сбиваю с ног какую-то даму. Бурча ругательства, захлопываю дверь. В труселях далеко не убежишь. Поспешно натянув штаны и толстовку, несусь к проводнице. Эта стерва, которой я заплатил сразу, как только сели в поезд, пьет чай с плюшками и о чем-то трындит по телефону.

— Ира, — окликаю ее негодующе. И когда женщина поворачивается, смотрю на нее изумленно. Вместо возрастной немного испитой бабы в купе проводника сейчас сидит милое создание с голубыми глазами.

— Вы из какого купе? — спрашивает требовательно. — Из второго?

— Да, — киваю, ощупывая взглядом фигуру. — Вы мою жену не видели? Такая шатенка красивая…

— Нет, — мотает головой девица. — Я в пять утра заступила на смену. Никто из купе не выходил еще. Все спят как убитые.

«Дура», — рычу про себя. Пытаюсь сдержаться и не наорать на глупую девку.

Куда могла деться Аполла среди ночи? Перейти в соседний вагон? Пересесть в другой поезд? Сойти на первой попавшейся станции? Рвануть к любимому Серёженьке?

Ну, во-первых, его должны были принять как родного в этих… как его… в Липках. А во-вторых, Аполлинария рисковать не привыкла. Мягкая послушная девочка. Ее достаточно слегка припугнуть. Будет как мышь сидеть. Недаром я ее пять лет воспитывал.

«Ну, так не сидит же!» — противненько напоминает внутренний голос.

Дергаю дверь в купе сына. Заперто.

— Илья, открой, — прошу, повышая голос.

— А его там нет, — весело сообщает девица. — В Щелбанчике патруль вывел. Так Ира сказала.

— Ира? А где она? Позови ее срочно, — приказываю, хмуро оглядывая девчонку. — Давай, шевели булками.

— А вы кто такой, чтобы мне приказывать? — громко возмущается девица. На ее вопли как по команде открываются двери двух крайних купе в вагоне. И в коридор высовываются любопытные лица Людмилы и Зои, личной помощницы Лиры Амани.

— Позовите Лиру, — требую я от маленькой сухонькой женщины, более похожей на полевую мышь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Лира вышла из поезда около двенадцати ночи, — совершенно спокойно заявляет Мыша.

— Кто ей позволил? — рявкаю я. — Ее, кажется, предупреждали…

— Вот поэтому она и написала заявление в полицию. Все рассказала, как ваш сынок над ней издевался. Надеюсь, его упекут лет на пять!