Няня поневоле (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 17

— Чушь какая-то! — подскакиваю я и, пытаясь успокоиться, быстро хожу по кабинету. Чувствую, как из глубины души поднимается неконтролируемая ярость. Разбить бы что-нибудь или убить кого… Останавливаюсь около открытого окна, внимательно смотрю на зеленеющие газоны и стайки птиц, перелетающие с ветки на ветку. Уже апрель, мать вашу! Семь месяцев, как исчезла жена. И найти ее не могут профессионалы.

— Я что думаю, Федор Ильич, — нерешительно тянет Панкратов и, словно прочитав мои мысли, добавляет осторожно. — Если мы до сих пор не нашли вашу супругу среди живых, может, не там ищем?

— Думаешь, ее грохнули? — с сомнением гляжу я на толстую морду безопасника. — Сомневаюсь… Да и кому она нужна? Если бы мне мстили, то уже бы сообщили, где забрать тело.

— Всякое может быть. Кто-то мог случайно порешить. Или нарвалась на маньяка… Тех вообще фиг вычислишь.

— Ты перепил вчера, что ли? — рыкаю, не сдерживаюсь. И уже собираюсь выложить правду о вчерашней переписке, как неожиданно понимаю простую истину. Вместо жены я мог переписываться с кем угодно. И симка ее сестры осталась в Никитске у каких-то знакомых Жанны. А вот где именно Аполлинария, так точно установить не удалось. И даже зацепиться не за что! Не жена, а Мата Хари, блин!

Смотрю в растерянное лицо Панкратова. У этого хряка точно никаких идей нет. И как гласит народная мудрость — хочешь, чтобы получилось хорошо, сделай сам! Нет, я всеми руками за делегирование функций. Но сейчас не тот случай. Денег на спецов не жалко, вот только они никак не могут распутать клубок. Да какой там клубок! Кончик нитки найти не в состоянии. И свой конец тоже. Я снова отворачиваюсь к окну. И пытаюсь соединить все факты воедино. По любому все крутится вокруг Жанны. С ней единственной, кроме родителей, я разрешал видеться жене. Симка куплена на ее имя. И только к Жанке моя стервочка могла обратиться за помощью.

— Так, — командую тихо. — Мне на завтра нужен билет до Барселоны и точный адрес Жанны Ковалевой. Это раз. Второе — распечатку всех звонков с симки, оставшейся в Никитске. С момента покупки. Запросить немедленно, и мне на стол. Даю времени сегодня до конца дня. Понятно?

— Да, — бормочет изумленный Панкратов. — Все сделаем. В лучшем виде, Федор Ильич…

— Пошел отсюда, быстро, — рыкаю я, закусив удила.

«Я найду тебя, девочка, — вздыхаю, плюхаясь в кресло. — Конечно, я налажал с симкой. Но я и исправлюсь. Нужно только мозги включить самому и надавать по башке подчиненным. Желательно бейсбольной битой».

Закрываю глаза, понимая, что работать не в состоянии. Но банкир спит, а денежки капают. Нужно немного расслабиться. А то так и инсульт схлопотать можно. Или инфаркт. Не мальчик уже. А если кони двину, то все мое состояние достанется вероломной Аполлинарии. Я же все на нее переоформил, дурак! Насте и Илье выделил самые крохи. Все хотел обеспечить любимую после моей кончины. А оно вот как обернулось.

«Нужно вызвать нотариуса и переоформить завещание, — думаю я, потянувшись к айфону. Нахожу там плейлист с любимыми исполнителями и, уложив затылок на подголовник, отдаюсь во власть чарующего голоса Лиры Амани. Нежнейшее лирическое сопрано уносит меня на год назад, и я словно растворяюсь в воспоминаниях.

Нам с женой очень нравилась эта певица. И мой сын неравнодушен к ней как к женщине. Поэтому на день рождения Аполлинарии я приглашаю Лиру в наш дом. Гонорар баснословный. Но оно того стоит. Зато супруга радуется, как маленькая девочка. Даже во время обеда просит посадить звезду рядом с ней. Что ни сделаешь ради любимой? Мне даже радостно, что Аполлинария фанатеет от изысканного пения, а не слушает всякий рэп и шансон. Что удивительно, учитывая, из какой среды я забрал ее. Любуюсь женой, одетой в приталенное платье из органзы. Естественно, в нужных местах там проложен тонкий чехол, а кое-что прикрывает вышивка, но этот шедевр от Валентино сидит на малышке, словно вторая кожа, а по рукам и подолу порхают игривые бабочки. Скольжу ленивым взглядом по публике, собравшейся в нашем доме. Даже моя дочь после вторых родов выглядит как престарелая матрона. А про жен компаньонов и говорить нечего. Только одна Аполлинария сверкает как бриллиант в этой кодле старперов. Да еще Лира Амани, которой мой сын делает недвусмысленные намеки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вечер в самом разгаре и, когда ведущий объявляет любимую песню моей жены, Лира Амани выходит на сцену в точно таком же платье, как у Аполлинарии, и приглашает мою девочку подняться на сцену. Они стоят, обнявшись, как сестры-близнецы, и поют о любви к избраннику. И если до этого момента я чувствовал раздражение из-за глупой выходки Лиры, то теперь понимаю, что разозлился не на шутку. Аполлинария поет с душой. Вот только смотрит не на меня, а куда-то в зал. Поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с довольным сыном.

Твою мать! Мне только этого не хватало!

Тем же вечером я отходил ее ремнем. Хотя маленькая стерва и уверяла, что с яркой сцены не видела никого в зале. Даже меня. Небось, врала, курва.

«Стоп, стоп, стоп, — отключаю звук и смотрю на экран, где как рыба разевает рот Лира. — А может, тут без моего сына не обошлось? Нужно сначала проверить эту версию, а потом мчаться в Барселону. Вернее, с Ильи и следовало начать!»

Подхватываюсь с места и быстрым шагом выхожу в приемную, где Мишка, мой бессменный водила, рубится в какую-то игрушку. Здоровый мужик, а туда же!

Не обращая внимания на удивленные взгляды водителя и начальника секретариата, стремительно выхожу из кабинета и на личном лифте спускаюсь двумя этажами ниже, в кабинет управляющего банком. Захожу, не постучавшись, и обнаруживаю своего охломона, тискающего какую-то девку. Парочка барахтается на диване, не замечая свидетелей.

— Илья! — зову беспристрастным голосом.

— Ты бы позвонил, пап, — бухтит мой старший отпрыск, подскакивая и на ходу застегивая ширинку. — Я бы поднялся…

— Пошла вон, — киваю я девке, и как только за ней закрывается дверь, рыкаю нетерпеливо. — Ты что-нибудь знаешь об Аполлинарии?

— Клянусь богом, нет! — резко отвечает Илья. Не раздумывает, не мямлит. Не трет подбородок или башку. — У нас с Аглаей все серьезно. Я даже думаю развестись с Катей.

— Не повторяй моих ошибок, сынок, — вздыхаю я, устало опускаясь в кресло. — Кабаки и бабы доведут до цугундера, — на автомате выдаю избитую цитату.

— Все так плохо, пап? — смотрит на меня участливо сын и садится напротив. — Может, чайку или чего покрепче?

— Да, давай, — махнув рукой, решаю я. По большому счету мне и посоветоваться не с кем. А Илья свой человек. Прекрасно знает мою жену. Да и мозгами его бог не обидел.

— Меня ни для кого нет! — заявляет он секретарше.

— А если, — слышу я ее блеянье.

— Ни для кого! — отрезает Илья. — Даже если мне позвонит министр финансов…

«Ну, он обычно звонит мне, — хмыкаю я, наблюдая, как сын возвращается обратно. Достает из бара непочатую бутылку коньяка. Какие-то чипсы и банки с разной снедью. Фуа-гра, оливки, каперсы, анчоусы.

— Давай как раньше, — предлагает он, подмигивая. И я киваю, соглашаясь. Давние привычки, словно ритуалы, объединяют нас. В год, когда умерла Нина, моя первая жена и мать моих детей, мы с Ильей так и питались. Настька училась в Лондоне. А мы, по сути, остались одни. Доставали выпивку и консервы, хранящиеся в кладовке, и бухали по-черному.

— Только холодца не хватает, — криво усмехается Илья. — И свиных ушей. Помнишь, уминали за обе щеки?

— И жрали же, — ухмыляюсь я, дергая за кольцо банку с оливками. — Не бросай Катьку, — говорю глубокомысленно. — Она, конечно, идиотка. Но любит тебя. А всем молодым пуськам нужны лишь наши бабки, сынок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Твоей, выходит, нет, — бьет по больному Илья. — Что слышно? Где она окопалась?

— Если б знал, уже бы забрал, — тяжело вздыхаю я и, потянувшись за анчоусом, капаю оливковым маслом на рукав пиджака. — Твою мать, — рычу глухо. Стаскиваю с плеч испорченную вещь и кидаю на пол. — Потом выброси или отдай кому.