Ты постучишься в дверь мою (СИ) - Акулова Мария - Страница 26

— Не приходи сюда больше, Ваня. Я не хочу тебя видеть.

Ксюша сказала именно это, когда выплакала все слезы на плече, когда вроде бы самое время засунуть гордость куда подальше, отбросить все сомненья и просто насладиться тем, что у них есть второй шанс. Ни у кого нет, а у них есть, но…

Их брак стоял на трех слонах: честность, преданность, доверие. Черепахой была любовь. И теперь… доверия больше нет, потому что нет честности… И мир под откос.

Ксюша запретила приходить Ивану, пока она лежит в больнице, приводя нервы в порядок.

Когда вернулась в их квартиру — там было пусто. Он исполнил просьбу максимально. Считал, что это все временно. Слишком хорошо ее знал, чтобы не понимать, какой удар нанес, и как сложно ей будет это пережить, но надеялся… По-мальчишески наивно надеялся, что переживет. Что когда-то сама придет, обнимет, позовет назад домой, а не пришлет через адвоката повестку в суд на их бракоразводный процесс.

На работу Ксюша вернулась потому, что голову снова нужно было чем-то забивать, оставляя как можно меньше времени на то, чтобы думать, как жить в новой реальности.

Поначалу было очень сложно… Слышать его, видеть его, каждый раз чувствовать, будто нож в сердце проворачивают…

А перед глазами его могила… Пустая, как оказалось.

Ее слезы… На ровном месте, как выяснилось

Ее боль… По человеку, так легко манипулирующему ее чувствами.

Она любила Ваню. Всем сердцем и душой, но простить не могла. Это хуже телесной измены… Это выше ее понимания…

Нина с Игорем предлагали снова вернуться к ним или поменять жилье на то, в которое он точно не явится, нанять ей охрану, чтобы не приближался…

Ксюша отказалась по всем трем пунктам, прибегая лишь к тем мерам, логику которых понимала.

Отправила ему аккуратно сложенные вещи…

Набрала как-то вечером Макса, с которым… общаться тоже стало сложно… Потому что он знал. Макс знал! А она нет… Попросила приехать.

Он не приехал — прилетел… А в коридоре ждет громадный чемодан.

— Это Ивану Николаевичу… Отвезешь, пожалуйста? — кивнул виновато. — Спасибо…

— Ксения Игоревна…

— Не надо, Макс. Я не держу на тебя зла, просто… Ты — его человек. Будь с ним…

Наверное, нельзя закрывать дверь перед носом человека, когда-то спасшего тебя от неизвестности, но…

Ксюше тошно было каждый раз, когда она думала, как Иван ее предал. И Макс служил вечным тому напоминанием.

Данилов рекомендовал им с Иваном усилить охрану, предлагал государственную, но они отказались, а вот свою действительно усилили… По отдельности. И ждали…

Ксюша сама не знала, чего ждет она, может, какого-то божественного провидения, чтобы полегчало, отпустило, а вот Иван — ее шага навстречу. И еще немного нового покушения. Которое, вероятно, снова предстояло…

— Тихомиров, подписать надо…

Хозяева кабинетов менялись, а манеры посетителей — нет.

Как когда-то бесцеремонно вламывался в этот же кабинет, занимаемый Ксенией, теперь Кирилл зашел к Бродяге.

Вроде как к другу. Вроде как к умершему. Как-то воскресшему…

Он злился. Невероятно злился на Тихомирова за то, как он с ними со всеми поступил. За недоверие. За то, что окружающие его люди вдруг почувствовали себя подопытными кроликами, за которыми, наверное, интересно наблюдать и посмеиваться…

Их встреча после была… Далеко не теплой. Даже подрались. Такое за всю жизнь раз всего было и то по молодости, а тут… Кир бросил, что Бродяга повел себя с ним и Ксюшей, как последняя гнида, а Ване башку сорвало, потому что нет никаких «их с Ксюшей», потому что знал, как друг вел себя после его «смерти» с ней.

И винить не мог — не имел права, но злость спустить… Тут ему никто не запретил бы.

И Киру было, за что вновь обретенному другу сдачу дать, тоже злился…

А вот перед Ксюшей стыдно было. Он извинился позже, она клялась, что простила, да только… Прудкой все равно чувствовал себя редким мудаком, принявшим активное участие в ее срыве.

Возвращение Вани же значило для Кирилла одно: он снова должен отойти. Должен, потому что шансов совсем нет. Даже призрачных. Даже маленьких. И это тоже злило.

А что касалось продажи доли… После того разговора с Ксюшей эту тему он пока больше не поднимал. Запутался. Так же, как все в этом чертовом офисе.

Зашел в кабинет вроде как друга, бросил документы на стол, сам отошел.

Ваня конечно же заметил, как это было сделано — показательно зло, да только… еще и с Киром по десятому разу выяснять не хотелось.

Ксюши хватило…

— Она меня ненавидит… — подписал, сказал негромко, но Прудкой услышал, оглянулся, губы в усмешке скривил.

— А как ты хотел? Чтобы на шею бросилась? Это ты на ней женат восемь лет, не я, но даже я понимаю…

Договаривать не пришлось, Ваня и так все прекрасно осознавал, но…

Никто ведь не знал, что с ним творилось все это время. Никто не знал и знать не хотел, чего стоило принятое решение, чего стоило вынужденное заточение, чего стоило теперь имитировать спокойствие и принятие.

Бродяга не хотел жалости, но… Черт… Даже от друга не мог надеяться на поддержку. Единственного друга, на поверку оказавшегося… И злиться на него Ваня права не имел, но не выходило.

— Не ждал, что на шею. Просто… На развод подала…

Кирилл снова хмыкнул. Поколебался пару секунд, потом подошел, на кресло сел напротив, направил на друга саркастический, недоброжелательный взгляд.

— Приветствую в клубе, Тихомиров. Мы уже и на заседании были… Весело…

Язвил… Желчно так. Будто специально пытаясь и ему больно сделать — будоража, и себе — будя воспоминания.

Кириллу казалось даже, что их веселая компания превратилась в кружок мазохистов. Боль друг другу доставляют, и себе заодно, при этом получая не абы какое удовольствие.

— Что делать, Кир? — Бродяге же, видимо, действительно хреново было, потому что… Кир не помнил, чтобы друг на него таким взглядом смотрел… Побитой собаки.

— Бороться, Вань. Что еще остается? — и он… снова выбирал дружбу. Когда одному из них плохо — второй всегда выбирает дружбу.

И отступает, если речь о любимой, недосягаемой девушке.

Поддерживает, если совсем туго.

Подбадривает, когда даже сам не верит, что все будет хорошо.

— Главное… Не дохни больше, Тихомиров. С тобой плохо. Но без тебя совсем труба…



Глава 19

Настоящее…

— Иван Николаевич… Присядьте… Чего бродите-то? — Тихомиров наматывал круги по кабинету Данилова, тем самым непроизвольно раздражая… Правда самому Тихомирову было глубоко фиолетово на этот счет, он остановился, глянул на следователя, свел брови на переносице, а потом отмахнулся, продолжая свой путь. — Вы так ведете себя, будто вас не устраивает, что покушений больше нет…

— Я так веду себя, потому что подозреваю, они еще будут, — бросил на ходу, остановился, прислонился плечом к стене, сложил руки на груди, глянул на собеседника, тот в ответ… устало слегка…

— А не надо было своим идиотским поведением все портить, Иван Николаевич, сидели бы тихо…

— Ваш план не сработал… И не сработал бы, сиди я там хоть полгода, хоть год… Смиритесь уже…

— А не вам решать, Иван Николаевич, сработал бы или нет. У меня вроде как опыт есть. А у вас? Что есть у вас? Кроме гонора?

Николай не церемонился, говорил, что думает. За это Бродяга его и уважал, пожалуй. Подчас ненавидел всей душой за то, что кажется узколобым и упрямым, но зато честный. И правда ведь помочь хочет… Не из личной симпатии, а потому, что в этом состоит его работа.

— Интуиция… И что-то тревожно мне…

Данилов снова хмыкнул. Любил рассуждения об интуиции. Каждый раз думал, как красиво будет смотреть в материал дела.

«Интуиция Ивана Николаевича Тихомирова — одна штука».

— Ну и что эта интуиция вам подсказывает?

— Что скоро случится что-то… За Ксюшу тревожно…