Vacuum Horrendum. Не будет мира в Карфагене (СИ) - Багрянцев Владлен Борисович - Страница 2

— Ваша наглость, трибун… — начал было пунический аристократ.

— Пожалуй, мы вернем вас домой, но перед этим как следует раздуем этот инцидент, — не обратил на него никакого внимания Аттилий. — Карфагенский офицер-авантюрист самовольно атакует римский корабль в нейтральной солнечной системе…

— Это система вовсе не… — но карфагенскому командиру снова не дали договорить.

— ПРОКОЛ! — закричал оптион Сильвий. — Три… нет, пять сигналов! Расстояние до целей тридцать тысяч миль — и сокращается!

— Ваши друзья, саран? — Аттилий временно отказался от восторженного тона.

Замабал откинулся назад и скрестил руки на груди.

— Никак нет, трибун. Как я только что собирался сказать, эта система уже давно не считается нейтральной.

— Они вызывают нас, — доложил Сильвий.

— И нас тоже, — откликнулся пуниец, покосившись направо. — Полагаю, мы все сможем принять участие в этом разговоре.

На экранах появился новый персонаж. Он находился в некотором удалении от объектива, поэтому уже знакомые нам участники драмы смогли рассмотреть его мундир и знаки различия.

— Внимание, всем римским и карфагенским кораблям в системе Альфы Базилеуса. Говорит антинаварх Ипсилантиус. Именем Его Величества Космократора приказываю вам немедленно отключить все двигатели и оружейные системы. Неподчинение приведет к немедленному возмездию. Повторяю…

— Пять македонских децирем… — задумчиво пробормотал Аттилий.

— У вас нет ни единого шанса, трибун, — заметил Замабал. — Даже в союзе со мной… ха-ха-ха! в союзе со мной… ХА-ХА-ХА!!!

Все еще смеясь, коварный пуниец оборвал связь.

В пробоинах звездолета по-прежнему свистел ветер.

* * * * *

Военный трибун Клавдий Аттилий Паролон и саран Замабал Карка стояли перед антинавархом Ипсилантиусом, вытянувшись по стойке «смирно», и чувствовали себя провинившимися школьниками.

— Вольно, — скомандовал македонец, оценив их выправку. — Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Он первый начал, — похоже, коварный пуниец решил и вести себя как школьник.

Аттилий счел ниже своего достоинства реагировать на подобную наглую и бессовестную ложь.

— Трибун?

Аттилий продолжал гордо молчать. Если понадобится, он засунет в реактор свою левую руку… нет, правую… или даже обе, но этот македонский мерзавец ничего от него не добьется!

— Еще двое классических суток назад вы могли бы поставить меня в неудобное положение, — заявил Ипсилантиус, — но вчера я получил специальное послание из Дельты Пиреуса. Господа, имею честь сообщить вам, что в настоящее время Великая Македонская Космократия находится в состоянии войны с Универсальной Римской Республикой.

— А… — заикнулся карфагенский капитан.

— Суффеты Нового Города уже объявили, что вступают в войну на нашей стороне, — сообщил македонец. — Поэтому в официальном докладе Космократору я сообщу, что римский агрессор вторгся в наше пространство, а наши доблестные карфагенские союзники храбро вступили на защиту… — Ипсилантиус в душе тоже был поэтом. Впрочем, как и большинство его современников-космонавтов, к какой бы из великих человеческих империй они не принадлежали.

— Таким образом…

— Саран Замабал, вы наш гость; трибун Аттилий, вы наш пленник. К сожалению, «Лоно Астарты» получила слишком тяжелые повреждения. Мы не сможет ее отремонтировать или отбуксировать в ближайший порт. Бирему придется взорвать.

Карфагенский капитан всхлипнул.

— «Гнев Юпитера» в лучшем состоянии, но…

— Позвольте мне остаться на моем корабле, — внезапно заговорил Аттилий.

— Ах, эти римляне, — покачал головой Ипсилантиус. — Смерть или слава, честь или жизнь, плен или позор… — македонец запутался и остановился. — Да будет так, трибун. Извините, но ваш экипаж останется у нас. Даже если они пожелают последовать за вами, я не разрешу. Мы не варвары, мы не позволяем нашим пленникам предаваться массовому самоубийству. Я достаточно насмотрелся на это безумие во время последней войны с нипонтийцами.

— Нипонтийцы выиграли эту войну, — между прочим заметил Аттилий.

— Нипонтийцы проиграли, что бы там не утверждала ваша республиканская пропаганда.

— Они выиграли! — гордо вскинулся трибун. — Они потерпели поражение на поле битвы и потеряли независимость, но сохранили культуру и традиции! Они сохранили честь! Так будет и с Римом! Вам никогда его не сломить! Миллионы граждан Республики…

Антинаварх изобразил на лице страдальческое выражение и закрыл уши; пуниец Замабал последовал его примеру.

«А ведь я честно выиграл это сражение», — подумал Аттилий, когда его трирема покинула орбиту и принялась разгоняться в направлении Альфы Базилеуса. — «Я разбил пунийцев и заставил их капитана признать поражение. Если бы не македонцы… Тупые македонцы».

Тупые македонцы приняли «Гнев Юпитера» за обычный космический корабль римской постройки. Они подумали, что трирема с Аттилием на борту без остатка сгорит в хромосфере оранжевой звезды.

Как бы не так.

II. Неприятные повороты

Древние эллины знали только шесть планет Солнечной системы, получивших имена величайших греческих богов. Александрийские астрономы позднейших времен добавили к ним еще две. Поскольку их религия к тому времени претерпела целый ряд значительных трансформаций, эти новые миры были названы в честь людей, пусть и божественного происхождения. Седьмой планете придворные льстецы дали имя Антиоха (тринадцатого или четырнадцатого по счету). И как угадали! Подобно своему царственному тезке, зеленый газовый гигант проводил все свое время, лежа на боку. Восьмая планета была названа Александром, а ее спутники — именами друзей и полководцев Александра. Самый большой спутник, как и в жизни, получил имя Гефестиона. Впрочем, возведенный на нем город (если можно назвать городом военную крепость на десять тысяч человек) был снова назван в честь великого македонца — Александрия Космическая.

Среди высших офицеров Космократии пост гефестионского сатрапа считался чем-то средним между ссылкой и синекурой. С одной стороны, пребывание на одной из многочисленных кислородных планет Галактики считалось более престижным. С другой стороны, любой пост в Солнечной системе позволял находиться в двух шагах от Колыбели и влиять на События и Решения. Как бы то ни было, стратег Гераклий, теперешний сатрап Гефестиона, был доволен своим назначением. Он любил тишину, покой и планетки с невысокой гравитацией. Невысокая гравитация помогала ему легче переносить полученные в прежних битвах раны и плести интриги. Как и сейчас.

Война шла третий месяц подряд, и из глубин Галактики приходили страшные сообщения о колоссальных битвах и огромных потерях, но в Солнечной системе царило удивительное спокойствие. Время от времени на экранах радаров мелькали дипломатические и госпитальные корабли, а ближайший сосед, римский проконсул системы Антиоха, даже имел наглость раз в две недели заявляться в гости. Так повелось еще с Четвертой Маркоманнской войны, отгремевшей две сотни лет назад. Колыбель неприкосновенна. Ну и прочие планеты Солнца. От греха подальше. Во всех смыслах.

Космические путешествия позволили грекам, римлянам и другим и наследникам древних героев вблизи посмотреть на Марс, Юпитер и Сатурн (сатрап Гераклий провел много лет посланником в одной из римских систем и привык называть планеты латинскими именами). Потрясенные их мощью и величием, они принялись возводить на орбитах и малых спутниках новые храмы своим богам. Вот они, боги, гигантские шары из камня и газа, льда и огня, жидкого металла и бешеных энергий. Теперь в этом мало кто сомневался. Разумеется, были всякие еретики, но их обычно приносили в жертву, сбрасывая на поверхность Юпитера или другого бога. Иногда даже Солнца.

А другие звезды и планеты? А им пусть поклоняются инопланетяне.

Обо всем этом размышлял сатрап Гераклий, стоя у обзорного экрана в своем кабинете, на вершине одной из циклопических башен, окружавших Александрию Космическую. Половину черного неба, как и всегда, занимал голубой диск Александра. Если напрячь глаза, справа от него можно было увидеть Кратер. И даже кратеры на его поверхности.