Гений русского сыска И.Д. Путилин - Добрый Роман - Страница 14

В служебном кабинете В. Путилин обратился к коллеге:

– У вас, конечно, есть список заявлений об исчезновении лиц-обывателей?

– Конечно, конечно, имеется.

– Так вот, нельзя ли мне его… За последнее время, недельки за две, что ли.

Московские гороны и подгороны заволновались, засуетились.

– Путилин приехал!

– Вот опять утрет нос нашему В-у!

– Ну, положим, дело это загадочнее двух его первых гастролей. Тут не только он, а сам леший ногу сломает…

Как и у всякого начальника, у В-аго были и свои клевреты, обожающие его, и такие, которые по многим причинам недолюбливали, ненавидели его. Первые и вторые одинаково ликовали: первые потому, что надеялись на посрамление «гения» Путилина, а вторые потому, что были убеждены в новой блистательной победе знаменитого гастролера.

В. подал список своему врагу-собрату.

– Вот, не угодно ли…

Путилин углубился в просмотр его.

«Мещанин 33 лет Петр Онуфриев. Из дому… по заявлению жены… в ночь на 25 августа… Ремесло – столяр… Крестьянин Роман Логинов, 27 лет… чернорабочий…» Длинен синодик пропавших, неизвестно куда скрывшихся. Путилин читает вполголоса, бормочет. Около него – карандаш и записная книжка. Ни разу ни до того, ни до другого не дотрагивается рука гениального сыщика.

Какая-то злая, торжествующая улыбка кривит губы В-аго. Глаза иронически смеются.

Опасение за благополучный исход принятого на себя расследования моим другом заползает в мою душу.

«О, как тогда они будут ликовать! – проносится у меня в голове. – Прав был Путилин, когда говорил мне, что его коллега готовит ему ловушку. Дело чертовски темно!»

– Вы думаете что-нибудь почерпнуть здесь? Путилин не отвечает.

Вдруг я заметил, что он быстро заносит что-то в записную книжку.

– Виноват, что вы спрашивали, коллега? Ровно, спокойно звучит голос его.

– Я спрашиваю, глубокоуважаемый Иван Дмитриевич, полагаете ли вы почерпнуть что-либо полезное из этого списка.

Путилин пристально, в упор поглядел на своего завистливого соперника.

– Я все это штудировал, но…

– Но?

– Но не уловил ключа. – Путилин странно усмехнулся. -Странно, что вы противоречите самому себе. Если вы до меня интересовались просмотром списка, вы не удивились бы так искренно, когда я попросил его у вас. По-моему, такое совпадение – немного запоздалое.

Орлиный взор Путилина насмешливо уставился на В.

Тот побагровел.

Путилин встал и холодно бросил коллеге:

– Я не смею больше злоупотреблять вашей любезностью и вашим временем. Оно вам необходимо на текущие неотложные дела.

– Что вы, ваше превосходительство, помилуйте! Располагайте мною…

– Нет, пожалуй, не надо. Я иногда умею действовать только один, без помощников.

И, сухо простившись, Путилин вышел из кабинета. Когда мы отъехали несколько шагов от здания сыскного отделения, Путилин бросил кучеру:

– В Сокольники, в сумасшедший дом!

Глава V. Царство живых мертвецов

Какое жуткое, щемящее чувство охватило нас, когда мы подъехали к унылому, мрачному сумасшедшему дому!

Этот огромный дом был действительно желтый дом.

Чтобы достигнуть ворот, надо было пройти мимо сада, в котором душевнобольные совершали ежедневные прогулки.

Путилин, не боявшийся ничего: ни револьверных пуль, ни бешеных порывов самых закоренелых злодеев, стоящий всегда лицом к лицу к опасностям, испытывал непреодолимый ужас при виде сумасшедших.

Так было и теперь.

При виде нас несчастные живые мертвецы, для которых погас свет разума и мира, устремились к решетке сада, мимо которого мы проходили.

– Король идет! Здравствуйте, ваша светлость!

– Спасите меня! Меня мучают четвертым измерением пятого серпа луны!

– Черт, черт! Тьфу! Тьфу!

Визжат, плюются, хохочут, плачут, протягивают руки то с мольбой, то с угрозами, то с проклятиями. Путилин был бледен как полотно.

– Какой ужас! Какой ужас…

Навстречу нам шел сторож-привратник в мундире с синим воротником.

– Что угодно, господа?

– Видеть директора и старшего врача, голубчик. Держи монету и немедленно беги с карточкой.

Тот, получив мзду и увидев из карточки, что имеет дело с генералом, бросился сломя голову. Моя карточка – доктора – ему мало что говорила.

– Пожалуйте, ваше превосходительство.

… Через несколько минут мы были в кабинете директора и старшего врача московского «желтого» дома.

– Весьма польщен. Прошу покорно… Чем могу служить? Умные, усталые глаза пытливо глядят на нас.

– Вы знаете, профессор, кто я?

– Знаю, господин Путилин. Вы тот, который творит чудеса в области сыска.

– Спасибо на добром слове. А это – мой верный доктор. Я приехал… Впрочем, скажите: вы слышали о фантастическом привидении, пугающем Москву?

– На Сухаревой башне? -Да.

– Слышал. Хотя я живу в особом царстве, весь уйдя в мои печальные обязанности помогать несчастным страдальцам, но я не совсем отрешен и от иного мира. Слухи о каком-то привидении достигли и меня.

– Я приехал раскрыть это дело. Скажите: у вас исчез душевнобольной Николай Петрович Яновский?

– Да.

– Он – отставной офицер, не так ли?

– Да. А вы откуда все это знаете, ваше превосходительство? Директор-профессор с любопытством поглядел на Путилина.

– Это все равно. Впрочем, вы ведь заявили об этом сыскному отделению. Теперь мне гораздо важнее и интереснее узнать от вас характер заболевания вашего бежавшего пациента. Будьте добры, профессор, дать мне точные сведения, какой формой помешательства страдал Яновский.

– Тихий, безнадежный хроник… Mania grandiosa, мания величия… отчасти и mania регsecutions, мания преследования. Да вот curriculum mordi sui – история его болезни.

Старший врач и директор страшного «желтого» дома достал толстую тетрадь, испещренную знакомыми пометками, и углубился в нее.

– Доставлен год тому назад теткой. Женат. Жена бросила его, бежала… Сначала был помещен в III отделение как страдающий припадками буйного умопомешательства. Потом улучшение, довольно редкий поворот к улучшению. Надежда на выздоровление. Перевод во II отделение и… переход к неизлечимости.

Директор долго еще продолжал знакомить Путилина с описанием болезни несчастного офицера.

Я не привожу здесь в подробностях всех медицинских определений, так как это неинтересно.

– Вы, профессор, конечно, обращали внимание на особенности проявлений той или иной мании бежавшего Яновского?

– Разумеется.

– Вы помните их?

– Помню. У нас, психиатров, хорошая память.

– Сколько я знаю, – продолжал свой допрос Путилин, – почти все сумасшедшие имеют свою исходную, отправную точку помешательства. Так?

– Так.

– Они проявляют хоть в чем-нибудь свою страсть, свою склонность к тому, о чем порой здоровые мечтали?

– Совершенно верно,

– Так вот, не замечали ли вы в Яновском особой привязанности к чему-либо? Мне это очень важно знать.

Не только я, но и профессор-психиатр с удивлением и искренним восхищением глядели на знаменитого сыщика.

Откуда у него такая красота острого анализа, острого мышления в предмете, для него, очевидно, совершенно чуждом?

– Изволите видеть… – начал директор «желтого» дома. – Яновский, по-видимому, очень сильно увлекался…

– Легендарной историей? – быстро спросил Путилин. Психиатр откинулся на спинку кресла.

– Вы… вы и это знаете?

– Я вывожу свою кривую. Простите, профессор, этого вы, впрочем, не знаете.

– Однако слава о вас идет недаром. Вы – прозорливый, господин Путилин. Ну-с, совершенно верно. Яновский страшно любил рассказывать о легендах. Так, однажды он меня спросил: «Верите ли вы, профессор, в заповедную тайну Жигулевских гор, тех Жигулей, где пировал Стенька Разин со своими удалыми молодцами?» Я ответил то, что подсказывала мне моя наука, мой опыт, мой метод.