Мой выбор (СИ) - "raksha_satana" - Страница 9

It goes like this

The fourth, the fifth

The minor fall, the major lift

The baffled king composing Hallelujah

Hallelujah, Hallelujah

Hallelujah, Hallelujah

Как тогда, на свадьбе. Или в Израиле. В этой песне были они оба, вся их история. И пока звучали ее аккорды, не мог наступить конец. Не могла победить беда. Ради этого Макс готов был петь до хрипоты. Ничего вокруг не видя и не слыша. Потому и упустил резкое пищание монитора, сообщавщего об ускорении пульса. А обратив внимание, не успел даже задуматься о том, что это значит.

Потому что в эту секунду веки Жени дернулись. Макс чуть не выронил из рук гитару, вскочил на ноги и всмотрелся в монитор, еще не в силах поверить в реальность происходящего. А когда перевел взгляд на мужа, чуть не застонал. На него смотрели широко открытые голубые глаза, слезящиеся от непривычного света. И голос, хриплый, низкий, нечеткий из-за дыхательной системы на лице, произнес:

— Фальшивишь, kedves.

====== Глава 6 ======

Комментарий к Глава 6 Эрик Шнайдер

https://vk.com/photo-26067254_260130489

День девятый

Вот же зараза! Ну кто придумал делать кабинки в туалетах такими узкими?! А если у человека клаустрофобия? Это ж какой стресс надо пережить, чтобы по нужде сходить!

Макс, от души костеря всех строителей вместе взятых и удерживая чистые джинсы зубами, начал стягивать с себя штаны, упираясь спиной в одну стенку кабинки, а коленями в унитаз. Может, стоило на это плюнуть и переодеться прямо перед раковинами, ну кто в семь утра потащится в больнице в туалет, еще и на этаже сплошных лежачих больных. Хорошая идея, жаль, поздно в голову пришла. Главное – сменить шмотки и побриться, чтобы у Жени и тени сомнений не возникло, что муж внял ему и ездил ночевать домой.

Женя. На душе просто розы, сбрызнутые текилой, распускались при мысли, что родной, любимый Женька наконец пришел в себя. И даже нашел в себе силы настаивать. Нет, требовать, чтобы семья прекратила пасти его круглосуточно и отправлялась спать по домам. Самсон и Марк поддались, а Макс сделал всем козу и остался. Втихаря, выждал время, пока муж уснёт, договорился с врачами, чтобы те его не сдавали, и вернулся в палату. Самсон привез ему сменную одежду, оставалось только успеть с утра переодеться и сбрить суточную щетину. И все, он готов изображать из себя человека, спокойно спавшего дома. Хотя спокойствие давно от него удрало на всех парах, уступив место адреналину и какому-то психическому счастью.

Слезы – катализатор эмоций. Когда они прорываются, уже не работает ни холодность, ни сдержанность. Особенно, если это слезы радости. Вчера, когда Женя открыл глаза, Макс впал в какое-то шоковое состояние, не сразу осознав, что случилось. Зато все сразу понял Марк, вернувшийся в этот момент в палату. И Макс не мог вспомнить, плакал ли прежде отец Жени, но в эту секунду слезы текли по его лицу. Он что-то шептал сыну на венгерском, прижимал к губам его ладонь и не мог оторвать взгляд от лица. Ничего более трогательного Макс не видел. Рука сама собой потянулась к телефону, чтобы набрать номер Самсона. И тот примчался с такой скоростью, будто все это время вокруг больницы кругами ездил, хотя совершенно точно после бара заезжал домой, а это другой конец Берлина.

О, сказать, что Самсон психанул – не сказать ничего. Его прежние всплески не шли ни в какое сравнение с тем, что с ним сделалось, едва он влетел в палату. Не видя ни отца, ни Макса, он рухнул возле кровати на колени и со стоном вжался лицом в простыню, на ощупь хватая брата за руку. Сил Жени хватало лишь на то, чтобы сжать в ответ пальцы, а Самсон только вытирал рукавом слезы и шептал:

— Gyerek… Megöllek, gyerek… [Я тебя убью, мелкий]

Не понятно, сколько так прошло времени, оно будто совсем остановилось, это уже был даже не вакуум, а лимб какой-то с полным внутренним взрывом чувств. Макс смотрел на метания Мештеров, на манипуляции примчавшихся и совершенно обалдевших врачей, слушал вполуха разговоры и чувствовал, как внутри медленно что-то тикает, будто отсчитывая время его прострации. Он так и оставался на своем месте, у изголовья кровати, с гитарой в одной руке. Пальцы, сжимавшие гриф, побелели и вспотели, но Макс это почувствовал только, когда гладкое дерево начало выскальзывать из сжатой ладони. Сколько же времени он вот так простоял? На автомате прислонив гитару к стене, он повернулся и поймал взгляд мужа.

Вот в эту секунду механизм, мирно тикавший внутри, сдитанировал. Куда делись Марк и Самсон, врачи, медсестры, почему вдруг наступила тишина? Макс и на следующий день этого не мог понять. А в ту секунду, глядя в глаза любимого, он почувствовал, как к горлу подступает немой вопль. И слезы прорвались наружу. Он стоял на месте, ноги будто приросли к полу, плечи тряслись, Макс задыхался, глотая слезы. Способность двигаться вернулась в ту секунду, когда рука Жени, лежавшая на покрывале, приподнялась и потянулась к нему пальцами. И Макс бросился ей навстречу.

— Женя... Женька, любимый... Не уходи только, останься. Смотри на меня, не засыпай больше.

Он столько всего тогда сказал, столько не озвученных прежде просьб произнес вслух. А у Жени не было сил ответить, он только еле заметно улыбался и шептал, насколько хватало голоса и отвыкших лёгких:

— Jól van… jól van, kedves… все хорошо...

Они пробыли вдвоем долгое время, целую бесконечность, или это Максу так показалось, словно вся неделя ожидания уложилась в эти сладостные, дорогие минуты, когда любимый был с ним. В сознании. Можно было напитаться ощущением реальности своей надежды и немножко, самую малость выдохнуть.

До конца дня у Жени в палате все время был кто-то из медперсонала, Самсон и Марк снова появились, как из-под земли выросли. А в ночи Женя проявил чудеса силы воли, взбрыкнул и запретил возле себя ночевать. Такой красивый, когда упрямится. И Макс, с утра выбриваясь, глядя в зеркало больничного туалета, не мог не улыбнуться, вспоминая, как муж накануне чуть ли не шипел на них, выгоняя спать домой.

До обхода оставалось еще время, ночная смена персонала пока не успела смениться дневной, и Макс, незаметный, как вечерняя тень, вернулся в палату. Женя уже проснулся, и оставалось только радоваться тому, что этого не случилось на полчаса раньше, иначе жульство было бы раскрыто.

Макс с улыбкой опустился на ставший уже родным стул и осторожно поцеловал мужа в губы, стараясь не дотрагиваться до кислородной трубки.

— Привет, родной.

Губы Жени были мягкие, тёплые, чуть потрескавшиеся, особенно это было заметно когда он улыбался. А Макс готов был танец с бубном устроить, видя эту улыбку.

— Почему домой не поехал? – голос Жени звучал уже не так хрипло, как накануне, и в нем звучали нотки укора.

— В смысле? Как не поехал? А откуда же я тогда сейчас, по-твоему? – Макс принял вид самый невинный, какой мог, хотя что-то ему подсказывало, что обман все-таки раскрыт.

— Врешь, – Женя покосился на стул, – Он вчера стоял не так. И след от твоей головы на постельном белье. Макс, родной, ну зачем ты? Зачем изводишь себя? Я же вот, живой...

Живой. Да кто еще сутки назад знал, будешь ты живой или нет. Макс поморщился и посмотрел на мужа без тени улыбки.

— А сам бы уехал? На моем месте?

Что тут ответишь. С очевидным спорить бессмысленно. Женя и не стал, только вернул долгий глубокий взгляд. Макс кивнул.

— Ну вот видишь. Так что все, закрыли тему. Ты как себя чувствуешь?

Женя прикрыл глаза и глубоко вздохнул, но тут же зашелся кашлем. Между бровей залегла глубокая морщина.

— Странно. Тело как чужое, вроде чувствую, а вроде и нет...

— Ты неделю в коме был, сомневаюсь, что могло быть иначе, – Макс сжал ладонь мужа в своей. – Сегодня тебя осмотрят заново, узнаем, когда встать сможешь, вот тогда и вернутся правильные ощущения.

—Да, наверное, – Женя поднял на Макса глаза. – Слушай, по поводу аварии...

Договорить он не успел: дверь в палату открылась и вошли врачи. В плане на день была полная диагностика, включая МРТ и КТ легких, на все в общей сложности должна была уйти первая половина дня, так что Макса попросили пока удалиться. Конечно, делать этого не хотелось, но жениного пребывания в больнице хотелось еще меньше, так что Макс быстро поцеловал мужа и покорно вышел. Можно было сходить в буфет, выпить мерзкий кофе, позвонить Марку и рассказать о прошедшей ночи. И Гансу набрать, узнать, что там с ганноверским клиентом.