Сумеречные миры - Добряков Владимир Александрович - Страница 44

Глядя, как тело поверженного противника дважды судорожно дергается и затихает, невольно думаю, что жители этого поселка поутру немало поломают голову: как сюда попало тело человека в одеждах и при оружии XVI-XVII столетий. Вот будет мертвое дело у следователя! В том, что здесь век, соответствующий моему XX, я не сомневаюсь.

Еще какое-то время смотрю на спящий поселок, испытывая острое чувство ностальгии. Невольно даже закралась мысль: а не послать ли все в схлопку и не остаться ли здесь. Мысль была мимолетна, но мне становится мучительно стыдно за то, что она у меня проскочила.

Между соснами клубится желтоватый парок. Решительно направляюсь прямо в него, держа в правой руке саблю, а в левой револьвер. Из желтого пара я выезжаю в горное, заснеженное ущелье.

Примерно с минуту я отупело смотрю на каменные стены, местами покрытые снегом, на темное небо, мучительно пытаясь понять хоть что-нибудь. Потом мне становится страшно. Страшно по-настоящему. Меня буквально трясет. В ущелье холодно, дует пронизывающий ветер, но я обливаюсь потом.

Мне вспоминаются слова Магистра во время нашего спора, после моего возвращения из Синего Леса. «А почему ты думаешь, что точки прямого и обратного переходов совпадают? Я в этом не уверен».

Великое Время! Магистр, наш мудрый, опытный Магистр был, как всегда, прав! А я тогда, стыдно вспомнить, петушился, как мальчишка: «Я готов рискнуть!» Вот и рискнул. И как же ты теперь будешь отсюда выбираться? Магистр еще тогда сказал: «А я вот рискнуть не готов. Разбрасываться лучшими кадрами — не мой стиль!» Великое Время! Магистр мой родненький! Помогите мне, подскажите что-нибудь! Как мне выбраться отсюда?

С ужасом смотрю я на желтый туман, выползающий из расщелины немного впереди меня. В ушах звучат слова Магистра: «А ты уверен, что, пройдя этим переходом, ты не окажешься в лаборатории такого же Магистра, только с другой стороны?»

Я знаю, что связь со мной наверняка потеряна, но, чтобы проверить себя, даю условный сигнал. Никакого эффекта. Ну, что ж, надеяться следует только на себя самого. Какие у меня альтернативы? Да никаких! Только идти в этот желтый туман.

Осторожно приближаюсь к расщелине, собираюсь с духом и ныряю в желтый туман, как в воду. И оказываюсь в воде! Мой конь испуганно ржет. Вода доходит до моих колен. Мы стоим в море! Кругом бескрайнее море, и мы стоим на отмели. Вот это вляпался! Присмотревшись, различаю на горизонте темное пятно. Берег?

Двигаюсь в направлении этого пятна. Вода не убывает, не прибывает. Через час пути становится ясно, что впереди песчаный остров. Впрочем, может быть, дальше откроется какой-нибудь берег? Еще через час отмель начинает повышаться, а еще через полчаса мы с вороным оказываемся на низком песчаном берегу, который тянется в обе стороны, насколько хватает взора. Это длиннющая, узкая, не шире пятисот метров, коса.

Куда ехать? Нет хода — ходи с бубен, вспоминаю старое правило и еду направо. Примерно через час вижу вдали не то кусты, не то камни. Подъехав ближе, обнаруживаю на песке беспорядочно разбросанные камни. От этих камней поднимается желтоватый дымок. Без колебаний въезжаю в этот дым. Куда угодно, только подальше из этого дикого, едва ли не протерозойского мира!

Место, куда я въехал из протерозоя, также не вызывает особого душевного подъема. Зимний выгоревший лес, точнее то, что осталось от этого леса после грандиозного пожара. Кругом, насколько видно глазу, из-под снега торчат головешки. Небо нависает низкими темно-серыми, почти черными тучами. Ни малейшего просвета! Солнце не пробивается сквозь эту завесу. Полумрак.

Внимательно смотрю на снег, нагибаюсь с седла и зачерпываю пригоршню. Снег не белый, а тоже темно-серый. Он смешан не то с песком, не то с золой или пеплом. Это мне не нравится. Где-то я уже видел это. Еще раз осматриваюсь. На горизонте что-то светится. В пятистах метрах по направлению к этому свету на земле чернеет большое пятно.

Трогаю поводья и еду на свет. Когда до черного пятна остается сто метров, оно начинает шевелиться. Огромная стая ворон поднимается в воздух и с криком начинает кружить надо мной. Тогда-то я вспоминаю, где я это видел. Это я видел, когда наблюдал у себя на дисплее мир ядерной зимы. По спине пробегает струйка холодного пота. Одно дело — наблюдать все это через компьютер, и совсем другое — самому побывать в таком мире.

Продолжаю ехать на свет и пытаюсь представить, как выглядел этот мир, пока не уничтожил сам себя в ядерном пламени. Какие безумные амбиции толкнули его обитателей на этот шаг? Что побудило их переступить порог, из-за которого нет возврата? У меня такое ощущение, словно я еду по грандиозной могиле. Впрочем, так оно и есть на самом деле.

Свет между тем приближается, теперь я могу разглядеть его источник. Желтым светом светится довольно обширный участок грязно-серого снега с торчащими из него обгорелыми пнями. Не задумываясь, въезжаю в это световое пятно. Оставаться в мире ядерной зимы у меня желания еще меньше, чем в протерозое.

Опять ночь. Темный лес. Яркая луна. У меня возникает непреодолимое желание завыть на нее. Завыть воем, полным самой искренней, смертельной тоски. Великое Время! Сколько меня еще будет носить по этим мирам? На минуту я представляю себе, какая сейчас паника царит в Монастыре. Какие сверхоперативные решения принимают Магистр и Стремберг. Возможно, о случившемся уже извещен Высший Совет Магов. И уж наверняка меня интенсивно ищет весь Сектор Наблюдения, не говоря уже о группе Ричарда. О том, что сейчас творится с Леной, мне даже думать не хочется.

Оборачиваюсь. За моей спиной клубится желтый пар. Я въезжаю в него и… выезжаю в мире ядерной зимы! Минут пять стою неподвижно, осмысливая свое положение. Оно еще хуже, чем казалось недавно. Круг замкнулся. У меня остается один выбор: или мир ядерной зимы, при этом меня передергивает, или тот неведомый лес — Хорошо, если это простой лес, пусть даже глухой и дикий. А если это что-нибудь вроде Синего Леса? Меня снова передергивает.

Размышляя таким образом, я еду вдоль границы светового пятна. Стая воронья, успокоившаяся было, но вновь встревоженная моим появлением, оглушительно галдит в небе, почти закрывая его собой.

Еще раз смотрю на эту стаю, вспоминаю о полчищах крыс, населяющих развалины городов, и решаю окончательно в пользу таинственного леса. Тут я обращаю внимание на то, что пятно света имеет неправильную форму. Оно напоминает восьмерку или знак бесконечности. «Лемниската», — усмехаюсь я, вспомнив еще одно название.

Прошлый раз я въехал в пятно почти по большой оси лемнискаты. Теперь я нахожусь неподалеку от ее горловины. Не раздумывая слишком долго, въезжаю в пятно… Так! Интересно!

Я стою между двумя деревьями на аллее в каком-то городе. Пасмурное серое утро. Часа четыре, не более. Еще раз осматриваюсь. Дома пятиэтажные, из силикатного кирпича, где-то подальше торчат девятиэтажные «башни». Ха! Да я же у себя дома! Или где-то в параллельной, но донельзя близкой к «моей» фазе. Более того, я в Советском Союзе. От визуального изучения города меня отвлекает возглас:

— Господи! Это что за чудо?

Смотрю направо и вижу пожилую женщину в старом коричневом плаще с большой хозяйственной сумкой в руке. Она удивленно смотрит на меня и крестится. До меня доходит, что говорит она по-русски. В самом деле, впору начать креститься, если выходишь рано утром из дому и на бульваре встречаешь средневекового мушкетера в полном вооружении на боевом коне. Тут действительно крыша поедет.

— Вы что, мамаша, — начинаю я импровизировать, — никогда артистов не видели, в кино не ходили, телевизор не смотрели?

— Тьфу, нечистая сила! Напугал-то ты меня как! — успокаивается вроде старушка; но в глазах ее вновь зажигаются огоньки недоверия. — А что это ты в такую рань здесь делаешь, артист?

— Ну, мамаша, я же не спрашиваю вас, что вы делаете в такую рань, куда вас несет?

— А никакого секрету. Вот, пушнину собираю, — старушка показывает на сумку, из которой торчат горлышки пустых бутылок.