Сумеречные миры - Добряков Владимир Александрович - Страница 4

Началась война, началась боевая работа. Мы делали от четырех до шести вылетов в день. Дивизии поручали самые тяжелые и опасные операции. И мы с ними справлялись. Правда, многое приходилось осваивать на ходу. Я составлял исключение, мне было легче, чем другим. Еще в летном училище я освоил тактику ведения воздушного боя, выработанную Сафоновым, Покрышкиным, Глинками, Кожедубом и другими асами минувшей для меня войны. И по мере возможностей я передавал этот опыт своим новым товарищам.

Все то время, пока я находился в 41-м году, я ломал себе голову над неразрешимой проблемой. Если все складывалось совсем не так, как я знал, то почему это никоим образом не отразилось на нашей истории, точнее, на сегодняшнем дне. И только когда я попал в Монастырь, Магистр объяснил мне, что я действовал не в своем Мире, а в другом, который отставал от моего ровно на пятьдесят лет.

На войне, как на войне. Там царят смерть и слепой случай. Только они постоянны и непреложны. Все остальное зыбко, преходяще и краткосрочно. Так краткосрочно и зыбко оказалось мое счастье, которому завидовал, за которое радовался и которое берег весь наш полк. В день, который мы с Ольгой назначили для нашей свадьбы, случайная бомба, сброшенная с «Юнкерса», удирающего от истребителей, попала в дом, где была развернута операционная полевого госпиталя нашего корпуса. Военврач Колышкина Ольга Ивановна в этот момент оперировала.

Я остался в 41-м году один. Теперь меня, кроме долга, ничего здесь не удерживало. Кроме долга и мести за свою жену и своего не успевшего родиться ребенка. Но и сам я воевал и мстил недолго.

В бою над Рославлем немцы подожгли мой «Як». Падая в горящей машине, я вдруг заметил то самое замаскированное бензохранилище, которое и было главной целью нашей атаки на станцию. Не раздумывая, я направил горящую машину на емкости с бензином. Я только успел крикнуть ребятам на прощание: «Мирр-р вашему дому!» — и очнулся уже в Монастыре, на столе, под любопытным взглядом Лены.

Вот, пожалуй, именно с этого все и началось. Да, именно с этого. И стал волей Времени Андрей Коршунов, старший лейтенант ВВС, хроноагентом экстра-класса.

Глава 3

Вонь становится нестерпимой. Я уже не раз мысленно поблагодарил организаторов испытания в Лабиринте, когда наконец увидел гнездо Глупого Потана. Это грубое сооружение из веток и мха на старой сосне, метрах в пяти над землей.

Под сосной сидит сам хозяин гнезда и источник «аромата». Я присматриваюсь. Ну и мразь! Голое, лишенное всякой растительности, грязно-розовое с серо-синими пятнами тело, напоминающее кошачье, но без хвоста. Голова почти человечья, нет, скорее обезьянья, такого же цвета, как и тело, но обросшая рыжими патлами. Потан смотрит на меня весьма неодобрительно, при этом он чешет шею задней лапой, выставляя на обозрение свой грязный, весь в отвратительных язвах зад, и что-то бормочет.

— Эй! Глупый Потан! Я приехал поговорить с тобой.

Вместо ответа Потан показывает мне свой длинный желтый в синих пятнах язык и, ворча что-то неодобрительное, лезет к своему гнезду.

— Стой! Так гостей не принимают!

Потан оборачивается, снова показывает мне язык и шипит:

— Я тебя не звал. Убирайся, а то обдрищу, не отмоешься!

Ах, так! Достаю из колчана стрелу, «заговоренную» старым Локом, накладываю ее на лук и прицеливаюсь в грязную розовую задницу. Потан презрительно ухмыляется и снова показывает язык. С большим удовольствием я бы выстрелил именно в этот язык. Но как раз язык-то его и нужен мне целым и невредимым. Тренькает тетива, Потан с визгом рушится на землю и принимается грызть древко стрелы, вонзившейся в его задницу. Не спеша схожу с коня, готовлю две ременные петли, связываю Потану задние и передние лапы и лишь тогда с наслаждением даю ему хорошего пинка.

— Ну что, будешь со мной разговаривать?

— Пошел ты к паркам!

— Тем хуже для тебя. Я думал, мы договоримся, теперь не обижайся.

С этими словами я отстегиваю флягу и вынимаю пробку. Потан замолкает и с нескрываемым ужасом следит за моими действиями. Несколько наклонив флягу, лью воду тоненькой струйкой ему на брюхо. Потан взвывает, словно я всадил в него нож.

— Что тебе надо? Зачем ты мучаешь меня?

— Я же сказал, что хочу поговорить с тобой.

— Спрашивай, отродье хуры, я отвечу.

— Ты знаешь Синего Флинна?

— Знаю! И если ты его ищешь, то жить тебе осталось недолго.

— Где его найти?

— По этой тропе доедешь до Желтого Болота, там остановись и протруби в рог четыре раза. Потом жди. Синий Флинн сам найдет тебя, к моей радости.

— Ну, а куда его надо поразить, чтобы он больше не встал?

— Ишь, чего захотел, отродье шмони!

Снова беру флягу и выразительно встряхиваю ее, но Потан упрямо мотает головой. Тогда я лью воду на то место, куда вонзилась стрела. Потан верещит, потом начинает быстро и хрипло говорить:

— Когда поразишь его, неважно куда, быстро, быстрее, чем успеешь сосчитать до десяти, сними с него венец с рубином…

Потан замолкает.

— Дальше! — требую я.

Потан упрямо молчит, и я снова поливаю его рану водой. Потан воет и, тяжело дыша, прерываясь, говорит:

— Возьми венец… иди влево… по краю болота… — при этом глаза Потана глядят на меня с жуткой ненавистью. — Увидишь две ели на болоте… между ними… клубится желтый пар… подойди как можешь ближе к ним, — желтые глаза горят злобой, — и швырни венец между елями… Ну, отстань же от меня, сын Пажи!

Молча разрезаю кинжалом ремни и сажусь на коня.

— Прощай, Потан. Полезай в свое гнездо и зализывай себе задницу. Впредь будь посговорчивее!

— Чтоб тебе Синий Флинн башку отстриг! Быть тебе Черным Всадником до Страшного Часа!

— Спасибо за пожелание. И тебе — всего наилучшего!

Я трогаю поводья и, не обращая внимания на угрозы Потана, скачу в указанном направлении. Вот и болото. Сняв шлем, трублю четырежды в рог, затем снова надеваю шлем и жду. Ждать приходится недолго. Скоро слева слышится тяжелый топот копыт, и на поляну выезжает на вороном коне рослый всадник в синем бархатном плаще.

— Кто ты? — спрашивает он.

— Я рыцарь Хэнк из Гомптона, а ты кто такой?

— Я тот, кого называют Синим Флинном. Зачем ты сюда пришел и зачем вызвал меня?

— Мне нужен твой Золотой Меч, Синий Флинн.

— Сэр Хэнк! Золотой Меч — опасная игрушка. Он еще не показал всего, на что он способен, и ждет своего часа. Лучше оставь мысль завладеть им и возвращайся в Гомптон. Там ты до конца жизни будешь знаменит тем, что проехал Синий Лес, встретился и разговаривал со мной, но при этом остался в живых.

— Нет, Синий Флинн. Мне нужен Золотой Меч, и я возьму его, отдашь ты мне его или нет.

— Ну, раз тебе, сэр Хэнк, не терпится пополнить ряды Черных Всадников, попробуй взять Золотой Меч из моих рук!

С этими словами Синий Флинн надевает цилиндрический, островерхий шлем. Я обращаю внимание, что в забрале шлема имеется гнездо, для того чтобы камень с шипами на лбу Флинна был снаружи.

Мы сшибаемся в центре поляны. Копья наши ломаются, но мы остаемся в седлах. Как молния сверкает Золотой Меч в руке Синего Флинна, и мгновение спустя наши клинки со звоном сталкиваются в воздухе. Меня хорошо научили биться на мечах в школе хроноагентов, но сейчас мне кажется, что Синий Флинн учился там же. Он оказался весьма искусным бойцом, и все мои попытки одолеть его наталкиваются на непробиваемую защиту. В свою очередь, он, казалось, удивлен тем, что никак не может поразить меня, и тем, что я довольно опасно атакую его.