Купи меня (СИ) - Майер Жасмин - Страница 47

— Джеки десятки раз задавалась вопросом: «Почему это случилось именно со мной?», но так же, как и ей, так и вам, мистер Грант, надо перестать думать о том, что в ваших силах было что-то сделать. И чем раньше это произойдет, тем лучше. Примите прошлое. Всё в руках Всевышнего, если на то пошло. 

Кому нужен Бог, который допускает такое?

Лана закрывает окна и завешивает шторы. Я все еще не могу произнести ни слова. Застрявшее в носоглотке дыхание не дает сделать глубокий вдох, а глазные яблоки жжет из-за онемевших век. 

С трудом глотаю и моргаю. Шевелюсь и прихожу к жизни. Хотя бы пытаюсь.

— Знаю, это сложно, но вы должны отказаться от мыслей, которые могли бы отрицать прошлое Джеки. Ваше общее прошлое, мистер Грант. За эти пять лет вы многого добились, но сейчас круг замкнулся — вы снова оказались рядом с ней. И вместо того, чтобы впустую тратить энергию, пытаясь перекроить прошлое, направьте свои силы на то, чтобы построить счастливое будущее. Если вы этого хотите, конечно.

Лана замирает, прислушиваясь, как тревожная мать к тишине, в которую погрузилась квартира. Но сдавленный плач доносится из другой квартиры и он явно детский. Стены здесь тонкие.

Желчь мгновенно заполняет желудок, скручивая узлом внутренности.

— Нет гарантий, что у вас все получится, мистер Грант. Вы можете просто встать и уйти прямо сейчас, — Лана указывает на блестящую черную дверь, как будто я мог забыть, где выход. — Вы были знакомы с другой Джеки: красивой самоуверенной женщиной. Но это ее маска. Роль, которая когда-то помогла ей жить дальше. Я пойму, если вы не готовы возиться с ее проблемами. Джеки застряла в стадии «отрицания», а остальные ступени к выздоровлению быстрыми тоже не будут… Если вам от нее нужен был только секс, что ж, в Городе Ангелов полно желающих раздвинуть перед вами ноги за меньшую сумму.

К чему еще могла все свести хозяйка борделя? Я ведь у нее тоже не печенье покупал.

— Нет, ничего не говорите, мистер Грант. Сейчас будет лучше, если вы уйдете. Джеки спит, и когда действие снотворного закончится, я не хочу, чтобы она видела вас. Она еще не готова к новой встрече с вами. Как и вы, полагаю. Взвесьте «за» и «против». Не мне вам рассказывать, что вас все еще ждет беременная невеста, контракт и блестящее будущее. А у Джеки в багаже только депрессия, посттравматический синдром и десятки клиентов с расширенными контрактами в прошлом. 

Руки сами собой сжимаются в кулаки. 

Мужчины. Десятки мужчин в ее жизни, которые платили сверх контракта, чтобы получить возможность спать с ней. Они ведь тоже никуда не делись, как и моя глухая, слепая ревность. 

— Вижу, что не ошиблась, — замечает Лана, приподняв бровь. — Ваши три миллиона кричали о непомерном эго, а чего стоит просьба выбросить всю одежду? У вас у самого хватает проблем, мистер Грант, и это не тот случай, когда все исправит поцелуй истинной любви. Вам придется через многое пройти, чтобы вывести Джеки к свету… А теперь уходите, мистер Грант. Если вы захотите вернуться, то вы знаете, куда идти…

Слов у меня не было. И я ушел.

— Дышите, мистер Грант, — врывается в сознание голос тренера по медитациям. — Чувствуете спокойствие? Как расслабляются плечи, а воздух легко проникает в ваше тело?

Я знаю, что еще легче проникает в тело — острый тонкий клинок, который я в своем воображении всаживаю в грудь мудака по имени Сэм, пока расслабляющая китайская музыка звенит в воздухе настойчивым комариным писком.

Йога не помогает. Ярость, обида и боль не исчезают. Пять лет я отталкивал от себя ту, которую мог спасти, если бы не случайная насмешливая фраза. 

Когда возвращаюсь домой, Чарльз ко мне не выходит.

С тех пор, как мы вернулись в город, все, чего я достоин, это лицезреть мохнатую рыжую спину. Кот со мной демонстративно не общается и даже не заходит в спальню, предпочитая одинокие ночи на кушетке в гостиной. Чарльзу тоже нужна Джеки.

Первый стакана виски осушаю залпом. Едкий привкус пепла и желчи не удается перебить даже второй порцией. После выпитого на голодный желудок и при виде насупленной рыжей морды начинаю оправдываться перед Чарльзом, но кот и ухом не ведет. Мое имя в кошачьем черном списке с того самого дня, когда я запихнул его в переноску и увез из горного особняка.

Когда бутылка заканчивается — я иду за второй. Прошлое вспыхивает перед глазами яркими точками, я ненавижу себя и свои выводы, которые привели меня к ошибочной мести, а для Джеки стали точкой невозврата.

После второй бутылки снова пытаюсь медитировать. С алкоголем дела идут лучше и меня все-таки озаряет.

Шатаясь, с кое-как встаю под душ, прямо в одежде. С толку сбивает телефонный звонок, который, впрочем, быстро обрывается, стоит достать разбитый телефон из прилипшей к телу одежды. Капли с перестуком бьются о потухший экран. Купание на пользу ему не пошло, и теперь телефон уж точно окончательно мертв.

Кто звонил, я не видел, но и так чувствую — Дональд. Ведь банкет должен быть в разгаре.

Лана говорила, что я должен как можно скорее принять, смириться, осознать случившееся и жить дальше. Да, наверное, это правильный путь, а еще очевидный для тех, кто уже научился смирению, но я только в самом его начале. Там же, где застряла Джеки.

Первая стадия. Отрицание. Этап, на котором совершаются самые непоправимые ошибки.

Ведь я помню каждую минуту нашего с Джеки разговора и даже того мужика, которому эти пять лет я завидовал.

Именно жгучее чувство справедливости, которая все-таки должна восторжествовать и, если надо, то я ей помогу, гонит меня из душа прямиком в гараж. В той же мокрой одежде. Сейчас лестница по ощущениям больше напоминает винтовую, а еще ее волнообразные ступени почему-то очень скользкие, будто вырублены изо льда. Подхваченная наспех новая бутылка то и дело норовит выскользнуть из мокрых пальцев, по которым стекает вода, пока я спускаюсь в гараж.

Там, глотнув в последний раз для храбрости, сажусь за руль, уверяя себя, что все нормально и после душа я даже протрезвел, ведь кот больше не пытался говорить со мной. 

Заплетающийся язык приводит навигатор в замешательство, а сдавая назад, я вместо ворот въезжаю в стену. Но после пяти просранных лет разбитая фара ничего не значит, и я удваиваю усилия.

Рассвет и полиция возникают в моей жизни одновременно. Светлеющему небу я удивлен не меньше офицерам на пороге собственного дома. По ощущениям прошло едва ли несколько часов, но часы на треснувшей приборной панели показывают уже шесть утра.

Кто-то из соседей вызвал их из-за шума, объясняет офицер, выразительно оглядывая разбитую машину.

— Можете объяснить, что у вас произошло, мистер Грант? — уточняет он.

Не уверен, пожимаю я плечами. Прошлое я помню куда лучше, чем минувшую ночь. Под ногами хрустит битое стекло — кажется, от третьей бутылки виски, которую я швырнул в лобовое, потому что машина не желала разворачиваться. Но почему моим соседям не плевать? Я ведь громил собственную машину, да еще и на собственном заднем дворе. Чертов забор, я ведь почти смог вписаться...

Это я и сообщаю полиции, но громче и увереннее рассказываю им то, что когда они нужны, их никогда нет! Где они были пять лет назад, когда могли предотвратить преступление? Где, черт возьми, они были?!

Глаза полицейского становятся такими же узкими, какие бывают у Чарльза, когда он готовится прыгнуть из засады. 

— Какое преступление, сэр?

Я лишь жестами подтверждаю полную некомпетентность полиции, которая вместо того, чтобы ловить настоящих преступников, приехала спасать мою машину от меня же самого, но глаза офицера сужаются еще сильнее. Вижу, как он достает рацию, стараясь двигаться как можно аккуратнее, будто я чертов голубь, которого он боится спугнуть.

Над головой горит рассвет и слишком яркое и слишком счастливое для такого утра небо. Глаза жжет от света, слез и бессонной ночи. Я слишком пьян, измотан, а еще будто полон битого стекла, которое, несмотря на три бутылки обезболивающего, продолжает резать меня изнутри.