Гений 30 лет Спустя (СИ) - "Swfan" - Страница 62

Фан Линь задумался и повернулся к Мае, к Тан Мэй, — девочка свела коленки и смотрела на браслет. Глаза её были как никогда большими и пустыми, а розоватые, немного сухие губки её слегка подрагивали. Фан Линю хватило мгновения, чтобы понять, какое именно чувство охватило ребёнка — её душил сильнейших страх. Казалось, само сердце девочки застыло и притихло, настолько ей было страшно. И это при том, что когда на горизонте висела только смерть от рук создания в чёрном, девочка и близко так не боялась, а когда речь зашла о возвращении в клан, ей схватил такой вот натуральный ужас.

Мужчина посмотрел на Маю, помялся и наконец стал медленно и с трудом подниматься на ноги. Фан Линь, встал, довольно легко, и, ощущая жгучее волнение в своёй груди, посмотрел на Тайи и сказал:

— Мне нужна твоя помощь.

— …Зачем? — спокойно спросила девочка.

— Эту вашу дверь можно закрыть, пока через неё ещё никто не прошёл, так? — спросил мужчина ЦиньЖуа. Женщина призадумалась и кивнула. Мая тоже очнулась, — в её стеклянных глазках промелькнул блеск. Девочка подняла взгляд на Фан Линя; мужчина кивнул, одновременно и самому ребёнку, и как бы показывая на неё:

— У неё есть пилюли Сансары, две штуки. Если я сам такую съем, я максимум вернусь на Девятую руну, — тело слишком дряхлое. Три минуты едва держусь, — улыбнулся он, на что Тайи только сильнее нахмурилась. А Фан Линь меж тем ругнулся про себя, что сыпет уже совершенно неуместные шутки. Заранее себя хоронит. Мужчина кашлянул и перешёл сразу к делу:

— Но если ты мне поможешь… Если на мне будет моя… Просто если у меня будет броня, тогда…

Тогда она сможет компенсировать слабость его тела.

Настоящая, драгоценная броня, Небесный Артефакт, защищает не только снаружи, но и внутри. Она укрепляет, наполняет целительной силой. Если мужчина будет в своей броне, пилюля вернёт ему немного больше сил. Не все разумеется, все вернуть было слишком сложно, но по меньшей мере достаточно, чтобы разделаться с девушкой в чёрном. Тогда они смогут выйти из корабля и закрыть Дверь, а потом и вовсе убраться с луны.

— … — Тайи выслушала его и задумалась. Сам мужчина сказал всё, что мог сказать, и просто стал смиренно ожидать ответ. Он, однако, последовал немного раньше, чем Фан Линь предполагал:

— Вот как, — заговорила Тайи, опуская голову. — Значит это так просто? Можешь просто вернуться и потребовать меня назад? — зубки девочки заскрежетали, и одновременно с этим у Фан Линя что-то заскрежетало на сердце. Он встал, как вкопанный, слушая слова девочки как приговор:

— Ну да, ха-ха, я же просто твоя броня. Твоя вещь. Можно вернуться, можно потребовать меня назад. Ты можешь использовать меня, когда захочешь, да?.. — её кулачки сжались на коленях. Тайи наклонила спину. За ней висела девушка в чёрном. Она вскинула руку и снова врезала о прозрачную обшивку корабля — судно после удара охватила лёгкая дрожь, но Фан Линю показалось, что эта дрожь была проявлением злости Тайи.

— Я ведь твоя вещь, да? И меня с тобой похоронят? А всё чего я добилась, сама добилась, это так? Глупости? Знаешь что… Да пошёл ты. Ты… Скажи ещё раз… — вдруг Тайи вскинула на мужчина свой сияющий металлический взгляд:

— Давай, скажи. Чего ты хочешь? Чтобы я снова стала твоей бронёй? Чтобы я тебе помогла? Нет… Нет, — выдохнула она и повесила голову.

После этого Фан Линь не мог сказать ни слова; мужчина просто стоял на месте и смотрел на девочку. Он онемел. Как будто превратился в столб. Нин Юэ прошлась мимо него и встала возле Тайи. А девушка в небесах нанесла очередной удар, и грянул немного скрипучий треск. Фан Линю вдруг пришла глупая мысль о том, что это чёрное создание было на самом деле совершенно не к месту. Он вскрывала корабль и давила на них, как бы показывая, что времени мало, но на самом деле оно будет исчерпано намного раньше, чем когда эта девушка к ним прорвётся. Настоящим таймером была непонятно где находящаяся дверь. Сколько там у них было ещё времени? Семь минут? Пять?..

Возможно она уже открылась, и они опоздали… Во всяком случае Фан Линь, к своему удивлению, находил конец, который может наступить в любую секунду, куда более приятным, нежели тот, который ты точно знаешь, когда он наступит…

Мужчина вздохнул; возможно где-то в этом ощущении скрывалась метафора всей его жизни за последние двадцать лет, но он слишком устал, чтобы её искать.

Фан Линь опустил голову и вдруг опустился на пол. Сперва одним коленом, потом другим; он растопырил пальцы и прижал их к тёплому, подогретому полу, а затем опустил голову ниже чем когда-либо опускал за многие, многие годы, — прямо к земле. Мужчина произнёс:

— Прошу.

Тишина.

— …Я прошу тебя, — сказал он.

Мая удивлённо посмотрела на мужчину и даже позабыла страх; ЦиньЖуа с интересом наклонила голову.

А Тайи вздрогнула и растерянно выпучила на него глаза.

— Ты…

— Я прошу о помощи… — повторил Фан Линь. А затем помялся ещё секунду и добавил:

— …Умоляю тебя.

— … — Тайи поморгала и отвернулась; щёки девочки, несмотря на белую пудру, немного покраснели; она вздрогнула, сжала ручки и губки. На её лице отобразилась великаявнутренняя борьба. Наконец, спустя почти целую минуту, Тайи тихо произнесла…

53. Все они превратятся в Фарш

— Нет.

…За свою недолгую, в сравнении со многими древними культиваторами, но насыщенную жизнь Фан Линь довольно часто падал на колени, но только в своём детстве.

Ещё до того, как он сделался культиватором, ему, сопливому мальчишке, влачащему жалкое существование на луне-свалке, часто приходилось унижаться, пресмыкаться перед другими, чтобы прожить ещё хотя бы один день. Для него это было так обыкновенно, что он просто не придавал этому действию никакого значения.

Тогда у него ещё не было гордости.

Но два события в итоге изменили это; первое из них было очень давнишним и глупым. Как-то раз Фан Линю встретился один очень высокомерный человек, который, веселья ради, решил устроить подобие конкурса. Каждому, кто поцелует его ботинок и отвесит ему три поклона, да так, чтобы лоб потёк кровью, он согласен был дать немного ломтик хлеба. Перед этим богатым и сильным человеком выстроилась очередь. Очень скоро его грязный ботинок сверкал от слюны, а человек ещё и мазал его в грязь, специально.

Фан Линь, а вернее простой мальчишка по имени Линь, как его тогда звали, тоже встал в ту очередь, но когда подошёл его черёд, что-то покоробило мальчика. То ли смех этого мужчины был слишком злым, слишком он его раздражал, то ли ему вдруг стало отвратно убожество, которое проявляли все прочие люди, вылизывающие подошвы. Фан Линь не знал, и всё таки он не стал лизать ботинок, а просто взял и ушёл.

Мальчишка вернулся в свою конуру и попытался уснуть; но голод терзал его, желудок его извивался в агонии. Он не мог спать, не мог вообще ничего, и всё слышал, как рядом кто-то хрустит ломтиком хлеба. Тогда мальчишка побежал назад. Он снова встал в очередь, дождался, весь подрагивая от голода, своего времени, свалился на колени перед человеков и расцеловал его грязный ботинок.

Человек улыбнулся и сказал, что он молодец, но хлеба не получит. Потому что посмел один раз уйти. А значит проявил неуважение, и за это его следует наказать.

Фан Линь ушёл ни с чем.

Почти.

Ещё он ушёл с клятвой, что больше никогда и ни за что не станет на колени.

Второй случай произошёл немного позже.

Как-то раз Фан Линь услышал одну драгоценную мудрость, что на колени можно опускаться только перед своими родителями и перед своим Мастером. Родителей у мужчины не было, а Мастер… Скажем так — был один человек, которого можно было назвать чем-то похожим на Мастера мужчины, но между ними всё было неофициально…

Фан Линь понравился эта поговорка. Он даже решил сделать её одним из основных постулатов, которые поддерживали, подобно колоннам, его гениально-героическую личину. Абстрактная клятвка мужчины не преклонять головы превратилась для него в принцип. И с тех пор мужчина и вправду много лет не падал на колени. Даже когда ситуация его обязывала, даже когда ему выгодно было бы приклонить голову, — он и тогда держал её прямо, пусть даже и в ущерб самому себе. Потому что такой у него был принцип.