Час совы - Добряков Владимир Александрович - Страница 95

— Ну, а вы так и будете стоять и беседовать? К столу! Так о чем шел разговор?

Наташа вновь смущается, а я отвечаю:

— О красоте человеческого тела и сексе.

— Понятно! — Лена качает головой, — Это под парами моей гимнастики. Наташенька, если это тебя интересует, то ты его поменьше слушай. Нет-нет, Андрюша, упаси Время! Я не хочу сказать, что ты в этом вопросе неграмотный и неотёсанный мужлан. Вот если бы к нам пришел сюда вместо Наташи её друг, Анатолий, я бы против твоих лекций не возражала. А Наташу в этом плане оставь мне. Я: а — врач, б — психолог, и ц — самое главное, женщина. Так что, Наташенька, на эту тему мы с тобой ещё поговорим. Верно?

После завтрака я начинаю творить необходимое оборудование и химикаты для лаборатории. Лена с Наташей переодеваются в шорты и идут полоть и поливать огород. После этого они садятся к компьютеру. Сегодня Лена не работает, а демонстрирует Наташе возможности наблюдения за другими Фазами. Она объясняет ей, как обнаруживаются опасные аномалии, как прослеживаются их последствия в будущем, как отыскиваются методы коррекции, рассчитываются, моделируются и планируются операции в Реальных Фазах. Всё это она демонстрирует наглядными примерами из нашей работы. Внезапно она зовёт меня изменившимся, каким-то взволнованным, напряженным голосом:

— Андрей! Иди сюда! Смотри, что я вдруг нашла!

Бросаю Синтезатор и подхожу к компьютеру. На Лене буквально лица нет. А на дисплее я вижу следующую сцену.

Два гранитных обелиска. Один большой, другой, рядом, поменьше. На большом много фамилий, на малом только две и две фотографии. Рядом стоят в строю десятка три офицеров в форме ВВС. Перед малым обелиском стоят полковник и пожилая женщина в черном платье. Лена убирает общий план и даёт увеличение. В полковнике я неожиданно узнаю Серёгу Николаева. На груди у него две Звезды Героя и несколько рядов наградных планок. А на обелиске… Время великое! Там две фотографии: Андрея Злобина и Ольги. Внизу надписи: «Дважды Герой Советского Союза, гвардии капитан Злобин А.А. 11.10.1915 — 26.10. 1941» и «Военврач третьего ранга Злобина (Колышкина) О.И. 28.4.1919 — 19.10.1941».

— Вот, и соединились они навеки, — говорит женщина.

Она нагибается к могильному холмику, раскапывает землю под обелиском и закладывает туда что-то завёрнутое в платочек.

— Что это, Светлана Григорьевна? — спрашивает Сергей.

— Это, Серёжа, наши с Ваней обручальные кольца. Он своё, когда мы в июне перед войной в Москву приехали, мне оставил. Сказал: «Возьми себе, на всякий случай». Теперь-то я знаю, что это за случай такой. Он ведь знал, что война вот-вот начнётся, и смерть свою близкую чуял.

— Я знаю, — тихо говорит Сергей, — Мне Андрей рассказывал, о чем они с Иваном Тимофеевичем в это время говорили.

— Теперь пусть у них кольца будут, у детей наших. Они ведь так и не успели пожениться. Так пусть хоть в могиле супругами станут.

— Да. Оля погибла как раз в день, который они назначили для свадьбы, — помолчав, Сергей добавляет, — Андрей говорил мне, что Оля была уже беременна. Значит их здесь не двое, а даже трое.

Женщина всхлипывает и, опустившись на колени, припадает лицом к могильному холмику. Сергей отходит назад к стоящему отдельно пожилому мужчине в гражданской одежде.

— Хорошо ты придумал, Андрей Иванович, — шепотом говорит он, — Горсть земли оттуда, горсть земли отсюда, но есть у людей в конце пути своя могила. Ведь ни от него, ни от неё даже пепла не осталось. А так и нам своего комэска можно навестить, и мать к дочке приедет. Да и до Белыничей здесь не далеко.

Я больше не в состоянии смотреть. Подхожу к Синтезатору и быстро творю что-то крепкое. Получается не то ром, не то бренди. Наливаю стакан и выпиваю залпом.

— Извини, Андрюша, — тихо говорит Лена, — Но я посчитала, что ты должен это видеть.

— Правильно посчитала, Ленок, — отвечаю я, — Всё в порядке.

Работать я, конечно, больше не могу. Извинившись, выхожу из комнаты и замечаю, как Лена что-то тихо говорит Наташе, а та сидит притихшая и, оперевшись щекой на ладонь, смотрит на дисплей.

Я ухожу на берег реки, ложусь на спину и смотрю в небо. А там снуют Яки, Илы, «мессеры», «пешки». Потом их заслоняет лицо Оли. Она присаживается рядом со мной и спрашивает:

— Что, Андрюша, плохо тебе? Мне тоже плохо без тебя. Но меня нет, а ты живой. Значит, ты ещё что-то можешь сделать, можешь исправить своё положение. Не сдавайся, Андрюша. Ты же ас! Ну подставился разок, с кем не бывает. Жизнь не может состоять из одних лишь побед, поражения иногда неизбежны. А плакать зачем? Помнишь, мы договаривались: не плакать. Я своё слово сдержала, а ты? Ты обещал всегда возвращаться. Ну пусть не ко мне, ко мне ты уже никогда не вернёшься. Но ты должен вернуться туда, где тебя ждут.

Она ещё что-то говорит мне. Говорит долго и ласково. А я уже не вникаю в смысл её слов. Мне просто хочется, чтобы этот голос звучал, звучал и звучал.

Из этого состояния меня выводит Лена. Она присаживается рядом, берёт меня за руку и тихо спрашивает:

— Ну что, Андрюша, пришел в норму?

— Всё в порядке, Леночка. Извини, я не удержался, расслабился.

— Я всё понимаю.

— А ты знаешь, я этой зимой видел их в другой гармонике живыми, уже после войны. Представляешь? Только, увы, это были не я и она. Настоящие мы погибли тогда, в сорок первом.

— Нет, Андрюша, ты не прав. Те тоже настоящие. Что мне тебе объяснять. Ты и сам это знаешь.

— Верно, знаю. Слушай, а мы почему сегодня не тренировались?

— А ты как, в форме?

— Вполне.

— Тогда иди и переодевайся.

«Дерёмся» мы около сорока минут. Естественно, при тренировках мы используем неполный контакт, но выглядит это всё равно эффектно. Сидя на траве, Наташа с восторгом наблюдает за нами. Особенно восхищает её то, что такая хрупкая, на взгляд, женщина, как Лена, владеет приёмами рукопашного боя нисколько не хуже мужчины.

На речку мы идём втроём. Наташа в красном купальнике, а Лена в одних белых трусиках. Наташа спрашивает её, делая вид, что не замечает экзотического вида моей подруги:

— А долго надо учиться, чтобы драться как вы?

— Всё зависит от способностей и от учителя. Завтра мы с тобой займёмся. Не обещаю, что через месяц ты станешь драться как хроноагент, хотя бы третьего класса, но ручаюсь, что от хулиганов тебе по кустам прятаться больше не придётся.

Наташа улыбается, а я задумываюсь. Похоже, что Лена забыла о нашем намерении связаться со Старым Волком.

После купания Наташа уходит в свою комнату переодеться, а Лена надевает тапочки, накидывает свою накидку и готовит ужин. Наташа появляется из своей комнаты в белом костюме, типа пижамы и в красных тапочках. С минуту она обалдело смотрит на Лену. Потом, решив, что не следует ничему удивляться, присаживается к столу.

— Андрей, — говорит она, — Лена показывала мне, как вы воевали с фашистами. Это действительно были вы?

— А кто же? Конечно я, — меня удивляет этот вопрос.

— У меня всё это пока в голове никак не укладывается. Ведь вы, на первый взгляд, самые обыкновенные люди, а умеете так много, что даже не верится.

— А что тебе не верится?

— Вот, к примеру, война. Вы там работали, как вы говорите, лётчиком-истребителем. И работали весьма успешно, я сама видела. За четыре месяца вы сбили сорок самолётов! Это же уму не постижимо! И не только сами воевали, но и других учили. Откуда вы всё это знаете и умеете?

— Ну, Наташа, мне это было проще. Я же в своей жизни тоже был истребителем. К тому же в училище нам преподавали весь опыт воздушных боёв минувшей войны. Я его использовал и поделился с товарищами. Только и всего. Ты попроси Лену, пусть она тебе покажет, как она в образе немецкой лётчицы атаковала американскую Суперкрепость с ядерной бомбой на борту. А ведь она в своей жизни не лётчицей была, а врачом.

Наташа удивлённо смотрит на Лену, а та скромно опускает глазки: «Чего уж там. Плёвое дело!» Я говорю:

— Хроноагенту приходится работать во всех эпохах, включая далёкое будущее, и в образах самых различных людей. Поэтому, он прежде чем приступить к работе, проходит сложную и длительную подготовку, сдаёт кучу зачетов и экзаменов. А в заключение проходит ещё и курс морально-психологической подготовки.