Час совы - Добряков Владимир Александрович - Страница 32

— Пас.

Медленно, очень медленно протягиваю руку к прикупу и, не открывая его, подталкиваю к Даниилу. Отказываюсь. Все затаили дыхание: это моё действие поднимает ставку ещё в два раза. Похоже, что Гауфела сейчас хватит удар. Поднимаю карты и разворачиваю их. Ай да Кора! Медленно обвожу взглядом своих партнёров. Они, не мигая, смотрят на меня. Ждут. Не спеша, закуриваю, затягиваюсь два раза и лениво говорю:

— Десять червей.

Еще одна пауза… Хватит! А то некому будет платить проигрыш.

— Ход мой, — я веером выкладываю карты на стол, — Своя игра, господа!

Все так резко наклоняются над моими картами, что сталкиваются лбами с отчетливым звуком. Но, похоже, что они даже не заметили этого. На табло быстро меняются цифры. Я смотрю на сумму моего выигрыша. Семьсот шестьдесят две тысячи гэкю с мелочью! Ай да мы! Первая часть операции успешно выполнена.

— Господа! Благодарю вас за замечательную игру! — я пожимаю руки своим партнёрам.

На Гауфела страшно и жалко смотреть. Его лицо приобрело землистый оттенок. Рука, которую он протягивает мне, кажется безжизненной, такая она холодная и влажная.

— Официант! Шампанское и коньяк!

Я угощаю проигравших, таков обычай. Пока нам несут заказ, Даниил и Лидарий выписывают чеки, а Гауфел сидит над чековой книжкой и в ужасе смотрит в неё. Да, он проиграл слишком много, похоже, что он разорен.

Нам наполняют бокалы, и я пью за здоровье партнёров и за прекрасную игру. Рюмки наполняются коньяком, и Лидарий провозглашает тост за сегодняшнего победителя и выдающегося мастера, игра с которым оставила ему неизгладимое впечатление на всю оставшуюся жизнь. Еще бы! Много лет придётся ему «изглаживать» такой проигрыш.

К столу подходит старший крупье, и Лидарий с Даниилом отдают ему свои чеки. Крупье передаёт их помощнику, тот куда-то уходит. А крупье подходит к Гауфелу и вопросительно на него смотрит. Гауфел показывает ему чековую книжку и поднимает глаза на табло. Крупье кивает и улыбается. Повинуясь лёгкому движению его брови, к Гауфелу подходят два служителя и забирают его чековую книжку. Самого Гауфела они берут под руки и уводят из зала. Всё понятно. В шахтах Мафии появился ещё один рабочий. И, судя по сумме проигрыша, пожизненный. Крупье улыбается мне:

— Не беспокойтесь, мун. Компания доплатит ту часть, которую не в состоянии оплатить проигравший. В какой валюте желаете получить выигрыш?

Когда он произносит последние слова, его глаза, против его воли, становятся стальными. В этих глазах я читаю свой приговор. Передо мной не человек, а цепной пёс Мафии. Ему ничего не стоит отправить неудачника на пожизненную каторгу или моргнуть, и счастливчик никогда не донесёт своего выигрыша до посадочной площадки. И никто никогда не узнает, что с ним стало.

— Вашими фишками, — отвечаю я, — Я не прочь сыграть еще, раз мне так везёт. Только, если можно, желательно платиновыми, они меньше места займут.

— Как вам будет угодно.

Крупье снова сама любезность и предупредительность. Раз клиент не собирается сегодня же драпать с Плея вместе с выигрышем, завтра мы сделаем так, что весь выигрыш останется здесь.

— Вы можете получить выигрыш в кассе нашего зала незамедлительно. Чеки этих господ уже проверены, — добавляет крупье.

— Значит, мы будем иметь возможность отыграться? — выражает надежду Даниил.

— Да, да! Я бы не хотел так скоро расставаться с вами, мун Риш, и не прочь ещё раз полюбоваться на вашу игру, — подхватывает Лидарий.

— Разумеется, господа! Сегодня же вечером и начнём. А сейчас не мешает немного развлечься и отдохнуть. Мы с вами заслужили это. Не правда ли?

С этими словами я направляюсь к кассе.

Глава VII

С сумкой, оттягивающей пояс без малого сотней платиновых фишек, я покидаю игорный зал. Меня провожают взгляды: восхищенные — случайных зевак, завистливые — менее удачливых игроков, настороженные и деловитые — сотрудников зала и боевиков Мафии, которых уже запустили контролировать каждый мой шаг.

Чтобы несколько усыпить их бдительность захожу в какой-то бар, где выпиваю рюмку до сумасшествия дорогого и баснословно противного напитка. Договариваюсь о встрече с двумя шикарнейшими проститутками и только тогда, с видом безразличного ко всему зеваки, не спеша, направляюсь в торговый зал.

А в торговом зале уже решается судьба Олимпика. Народу там, примерно как в игорном зале перед началом торговли за ставки в Большом Звоне. Разумеется, активных участников торга всего несколько человек. Остальные собрались сюда на небывалое шоу. Всем интересно, какую цену дадут за суперрубин, и кто окажется этим человеком? Да и сам Олимпик, выставленный на подиуме в открытом титановом футляре, отделанном изнутри белым бархатом, представляет уникальное зрелище. Умело подсвеченный лазерами и скрытыми источниками света, он «играет» и искрится, как живой. Кажется, что он вот-вот спрыгнет с подиума и убежит от потенциальных покупателей и охраны или взлетит, пробьёт потолок и умчится в безграничный космос. Потому-то и стоят возле него четыре охранника с мощными лучевыми ружьями наготове.

На входе покупаю пульт, дающий право на участие в торгах. Протискиваюсь поближе, но в первые ряды не лезу. И так всё видно. Основные претенденты на покупку Олимпика сосредоточились вплотную к подиуму. Они окружены массой референтов, бухгалтеров, секретарей и телохранителей. Секретари, бухгалтеры и референты суетятся, что-то подсчитывают, с кем-то связываются, куда-то убегают и возвращаются, что-то шепчут боссам. Телохранители же спокойны как вымершие мамонты. Они плотным кольцом окружают суетящиеся группы.

А торги идут. Продажная цена Олимпика достигла уже 220 тысяч гэкю и продолжает расти. Я спокойно наблюдаю всю эту суету. Моя задача: не привлекать к себе внимания раньше времени. Я хорошо помню, как четко сработал на аукционе незабвенный Остап Бендер. Но у меня перед ним есть неоспоримое преимущество. Я не только точно знаю сумму, которой располагаю, но и не имею такого надёжного компаньона, как Киса Воробьянинов. Вся моя наличность — при мне.

Кто там борется за Олимпик и лидирует, я не знаю. Судя по мелькающим на табло номерам и суммам, их трое. Остальные либо уже выбыли из игры, либо выжидают, как и я. А за Олимпик предлагают уже 380 тысяч. Вот это число меняется на 390… 400… 420… 430… Стоп! Что-то заело. Зал освещается красным светом и громкий голос произносит:

— Номер тридцать восемь, четыреста тридцать тысяч!

Низкий, громкий звук проносится по залу, и тут же на табло появляется 435… 440… 450… Стоп! Снова — красный свет.

— Номер тридцать восемь, четыреста пятьдесят тысяч!

Снова меняются числа, и снова красный свет заливает зал.

— Номер сорок девять, четыреста девяносто тысяч!

495… 500… 505… 515… 520… Красный свет.

— Номер тридцать восемь, пятьсот двадцать тысяч!

Цифры не меняются. Проходит секунд тридцать, и зал заливает синий свет.

— Номер тридцать восемь, пятьсот двадцать тысяч!

Громкий, низкий сигнал звучит дважды. На табло появляется 525. Процедура повторяется, на этот раз с номером 23.

Я уже набрал на своём пульте число и держу палец на клавише. Но всякий раз не успеваю отсчитать после второго сигнала 30 секунд. И слава Времени! Не стоит светиться до решающего момента.

530… 535… 540… 545… 550…

Синий свет.

— Номер тридцать восемь, пятьсот пятьдесят тысяч!

Двойной сигнал. Я считаю: двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь… Пора! Нажимаю клавишу. На табло загорается: «217 — 700». 217 — мой номер, а 700 — цена, которую я предложил. В зале устанавливается тишина как в склепе. Её нарушает голос распорядителя торгов:

— Я хочу напомнить один из законов нашего мегаполиса «Алмазная пыль». Если тот, кто, назначив на аукционе цену, окажется не в состоянии заплатить её наличными или достоверным Чеком Галактического Банка, то он направляется на принудительные работы до тех пор, пока не заработает назначенную сумму.