Между нами море (СИ) - Алешкина Ольга - Страница 6

— Верх прикрыть у меня здесь что-нибудь есть? — спрашиваю.

Лежит спиной на кровати, ноги свесила, раздвинула.

— Что вот так и уйдешь?

— Б*дь, Милана, я вопрос задал!

— На второй полке, в шкафу! — заорала в ответ и перевернулась. Обиделась.

Не до её обид — домой, срочно домой. Отлежаться, поспать пару часов, прийти в себя и забрать брошенную машину. Как стану исправлять ситуацию буду позже думать.

Глава 5

Ася

Гамлет поглядывал на меня искоса, но заговорить не решался. Я отдирала обои в третьем номере, усиленно делая вид, что не замечаю ни его, ни этих взглядов.

— Помочь? — наконец спросил он.

— Нет. У тебя своей работы полно.

— Что делать на месте сломанного душа?

Я повернулась к нему и спрыгнула с табурета:

— Детский бассейн поставим. Подводка воды есть, нужно площадку выровнять, травку вокруг посадить.

— Надувной что ли?

— А хоть бы и надувной, — ответила я. — Гостям с детьми веселее будет, в те дни, когда море штормит. Ты подумай, что для этого потребуется, запиши, а если помощь нужна, давай наймем кого-нибудь.

— Сам сделаю, — протянул он.

Я вернулась к своему занятию, посчитав, что тема исчерпана, но Гамлет не уходил. Топтался за спиной, вздыхал. После того, как я схватила его под руку в магазине, он посчитал, что имеет право задавать вопросы касаемо не только рабочих моментов: почему не навещала тетку, сколько мне лет, откуда я приехала и прочее. Любопытство это, может и извинительно, да только подобные вопросы я не люблю и подпускаю к себе людей с неохотой, закалилась с юности. Большую часть вопросов я оставила без ответа, на некоторые отшутилась, рассчитывая, Гамлет поймет — лучше не спрашивать вовсе. И вот опять.

— Этот мужчина, кто он? — спросил он.

— Думаю, тебе следует интересоваться бассейном и как лучше организовать пространство вокруг, а не посторонними мужчинами, — заметила я.

— Я мужчинами не интересуюсь, — буркнул он, сетуя на двусмысленность моей фразы. — Просто хочу спросить, если он придет снова, не пускать?

— Когда придет, тогда и спросишь, — отрезала я, сдирая огромный пласт со стены.

Он, наконец, ушел, а я села на сдвинутую в центр комнаты кровать. Окружающие меня стены, с неприглядно торчащей местами штукатуркой, очень смахивали на то, что творилось сейчас и в моей жизни. Я старательно возводила вокруг себя «нарядные покои» и вот, износились, а теперь прошлое выглядывает наружу, напоминает — я здесь, я никуда не сбежало от тебя, не спряталось.

Нет. Прошлое на то и прошлое — минуло. Можно прикрыть его новым антуражем, создать очередную иллюзию. Хуже, когда забыть никак не выходит.

Я думала у меня получится. Надеялась расправиться с делами и уехать даже не столкнувшись. А уж на то, что встреча произойдет столь скоро, я не рассчитывала и подавно. Кто вообще придумал что она должна произойти, кто организовал её, эту встречу, уж не всевышний ли? А где же он был тогда, восемь лет назад?

Узнала стоило взглянуть. Бритого, почти лысого, такого взрослого, такого чужого… и узнала. Сбежала. Трусливо, отводя взгляд и прикрываясь Гамлетом, словно щитом, пусть думает я с ним, так лучше. Лучше для всех. У него семья, наверное.

А когда заявился вечером — испугалась. Гамлет кинулся к воротам, вовремя остановила и велела уйти к себе. Гордей был пьян, зол, как сам чёрт, хотя сомневаюсь, что и трезвому открыла бы. Он непременно спросит, непременно поинтересуется и что я ему отвечу? Нет уж… Да и к чему они сейчас, мои жалкие объяснения?

— Прекращай. Поднялась и за дело, — приказала я себе и с двойным энтузиазмом вернулась к работе.

Вечером Гамлет покрыл грунтом стены, завтра покончим с этим номером. Я отсортировала горы постельного для Наташки: часть отбелить, часть освежить, кое-что и на выброс, тётка всё же прижимиста была. Во времена моей юности, стирка, глажка и смена белья входили в мои почетные обязанности. Брр-р… По сей день ненавижу утюг. Я стирала по поздней ночи, чтобы поутру отутюжить, максимально освободив день, и сбежать на море, к Гордею, пока тётка новых заданий не дала.

Мы купались, держась за руки, прыгали с понтона в море и гуляли по пляжам, не замечая наплыва туристов, их для нас просто не существовало. Босые, загорелые до черна, порою усталые, но такие счастливые. Иногда казалось, во всей вселенной есть только он и я. Вечерами мне, как правило, влетало от тетки, а ему от отца.

— Принесешь в подоле, как мать — за дверь выставлю! — кричала она. — Дура, на кой черт ты ему сдалась, идиотка безмозглая!

«Поматросит и бросит, а женится на ровне, вспомнишь потом мои слова», — обязательно добавляла она в конце. Иной раз и треснуть могла, подручными средствами, когда я особенно задерживалась. В ход бывало шли тапки или кухонная утварь. Только волновалась она напрасно, дальше целомудренных поцелуев мы не заходили. Что говорил Гордею отец не скажу, он не афишировал, но догадаться не трудно. Кто я? Дочь «спидоносицы», безотцовщина.

А мы верили, мы — неделимы. Верили в поджидающее не менее счастливое завтра. У меня его нет, есть ли оно у него? Уж наверняка.

К морю я отправилась утром. Бороться со страхами в ночи была плохая идея. Я прошлась по набережной, прислушиваясь к себе, пытаясь понять, насколько саднят застарелые раны. Так ли я обижена, как думаю, и на кого? На Гордея, не соизволившего прийти, на безмолвную темноту моря, на этих придурков или несправедливость жизни? На себя, в конце концов. Кого я виню больше?

В море я влюбилась гораздо раньше, чем в Гордея. А сейчас боюсь. Хотя, что оно мне, по сути, сделало? Безмолвный свидетель чужих грехов и только. Такое шумное и такое молчаливое одновременно. О, оно умеет хранить чужие секреты.

Я надвинула капюшон толстовки, прячась в него глубже, и шагнула к перилам. Солнце пригревало совсем по-летнему, градусов двадцать, никак не меньше. Волны, искрясь на нём, ослепляли бы, не надень я очки. В другое время я бы радовалась, рассматривая пустынный пляж, даже раскинула руки, приветствуя его, и бежала навстречу волнам. А сейчас робко топчусь у ограждения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сначала я увидела вещи, брошенные кем-то на пляже, и только потом плывущего к берегу человека. Сердце ухнуло вниз — он. Другого такого дурака в городе иди поищи. Пячусь назад пару шагов, разворачиваюсь, пересекая набережную, и замираю в тени кипариса. Расстояние приличное, заметить не должен, но вдруг…

Мужчина вышел на берег и стал подпрыгивать, размахивая руками, точно он. Гордей. И прыгает так же, хотя полотенце сегодня прихватил, яркое, полосатое. Крепкое, поджарое ещё с юности тело, лишь возмужал, окончательно сформировавшись, и непривычно бритая голова. Но главное на что я уставилась с любопытством — руки, кожа обеих рук покрыта тату. Это что-то новенькое. Никаких планов набить себе тату у него раньше не водилось. Мне бы сейчас бинокль, хоть театральный, хоть самый завалящий рассмотреть замысловатый рисунок. И, вообще, узнать есть ли в нем хоть какой-нибудь смысл. Наверняка заложен, иначе никак. Глупо разукрашивать свою кожу бессмыслицей.

Я развернулась и пошла прочь — на сегодня с меня достаточно. Они не виноваты: ни он, ни море, только ничего уже не вернешь, не отмотаешь, как кинопленку.

Может это я виновата? Может, тетка права, а мне и вправду нужно быть чуточку благодарной? А благодарить всегда найдется за что, хотя бы за то, что осталась жива.

Однажды Гордей, подобно туристу, арендовал катамаран. Море немного штормило, обычно в такие дни на пляжах развивается желтый флаг. Мы уплыли от берега, ныряли с него, купались, хохотали, в общем, беззаботно проводили время. Когда подошло время сдачи катамарана, мы немного испугались, осознав, что нас порядочно унесло в море. Береговая линия уже буквально выглядела линией. Мы, прикладывая немало усилий, крутили педали и, казалось, не приблизились к берегу ни на йоту, просто торчим на месте — море успело разбушеваться.