Зайти с короля - Доббс Майкл - Страница 27

— Итак…

— Это шло из дворца. Сам король или один из его приближенных. Больше некому. Они могли предотвратить это, но не стали.

Он вытер пот со лба платком, который спрятал под кружевные манжеты своего карнавального костюма.

— Клянусь, Тим, наверняка я не знаю.

Ударили колокола Биг Бена, и эхом им возобновился гул пиршества. Стэмпер наклонился к собеседнику, вынужденный кричать ему в ухо:

— Значит, кроме слухов, ты мне и ничего не сказал, и твоя честность осталась при тебе. Видишь, как все просто, старина?

Стэмпер сжал руку редактора с силой, которую трудно было заподозрить в его худеньком, тщедушном теле.

— Мир в мире и благоволение в человецех, да, Тим?

— Не будь нретином.

В баре, от которого до зала леди Сьюзан было не больше двух миль, Майнрофт тоже встречал Новый год. Один в это время года, Кенни далеко, пустой, холодный дом, но Майкрофта не раздирали сожаления по поводу своей участи. Наоборот, он чувствовал себя лучше, свободнее, возвышеннее, чем когда-либо раньше. Это было непривычное для него состояние, но нет ничего более тяжкого, чем, занимаясь сексом, притворяться, что это любовь. Правда была в том, что любви у них с Фионой не было, и он вдруг понял, что все годы семейной жизни испытывал эту тяжесть. А вот с Кенни, как с удивлением обнаружил Майкрофт, его поражали некоторые вещи, которые его просили делать, но ничего дурного он в них не ощущал. Всю вторую половину дня он бродил по квартире Кенни , читал его открытки, слушал его записи, даже надел его шлепанцы и один из его любимых свитеров, стараясь прикоснуться к вещам, которых касался он. Майкрофт никогда не был безумно влюблен прежде, и он был слишком стар для того, чтобы безумно влюбиться сейчас, но к Кенни он испытывал чувство, ноторого у него не было ни к одному человеку. Он не знал, можно ли это назвать любовью, но какая разница. Во всяком случае, если не любовь, то была огромная благодарность Кенни за участие, за понимание, за то, что он поправил его жизнь. Поправил! Майкрофт улыбнулся слову, словно удачной шутке.

Желание иметь хоть кусочек того, что принадлежало Кенни , и привело его в канун Нового года в место, где они впервые встретились. На этот раз клуб был набит битком, полыхали огни, и диск-жокей с крашеными пурпурными усами вел дискотеку. Майкрофт тихо сел в углу и наслаждался зрелищем. Трое юношей атлетического сложения давали представление с воздушными шариками, по ходу которого они сбросили с себя большую часть одежды, но это было „еще не все", как подчеркнуто пообещал диск-жокей. Майкрофт беспокоился, что кто-нибудь станет приставать к нему, попытается закадрить — эти гомики такие прилипалы, как пошутил однажды Кенни . Он не знал, справится ли с этой ситуацией, но никто на него так и не покусился. Ему было хорошо наедине с бутылкой мексиканского пива, на горлышко которой была надета долька лимона. В любом случае, говорил себе Майкрофт, он на добрый десяток лет старше любого в этом баре. Дедулька заслужил, чтобы его оставили в покое.

Время шло, шума становилось все больше, а публика делалась все более возбужденной. Мужчины выстроились в очередь за фотоснимком в обнимку с. одним из артистов, гомосексуалистом, переодетым женщиной, номер которого был анонсирован после полуночи. В дальнем углу зала мужчины исчезали с танцевальной площадки, чтобы через какое-то время появиться снова, вспотевшими, а часто и в помятой одежде. Майкрофт подумал, что он не хотел бы знать всего, что происходило здесь под пульсирующими огнями дискотеки, что он предпочел бы остаться в неведении. Были двери, войти в которые он еще не мог.

Приближалась полночь. Толпа густела. Все толклись, танцевали, украдкой целовались, ждали. Радио было включено. Раздался перезвон Биг Бена. Кто-то не выдержал волнения, слезы попали даже на его майку, но это были слезы счастья. Атмосфера была полна дружелюбия и эмоционального подъема, пары взялись за руки. Майкрофт подумал о руках Кенни. Когда ударили куранты, зал разразился приветствиями, в воздух поднялись шарики, полетели бумажные ленты, зазвучала „Забыть ли старую любовь", и начались шумные объятия. Майкрофт довольно улыбнулся. Объятия очень быстро стали менее страстными и более свободными; похоже, все в зале целовались, играя в „музыкальные губы". Один или двое попытались вовлечь в эту игру и Майкрофта, но он с улыбкой шутливо отмахнулся. Внезапно из-за его спины возник, положил ему руку на плечо и для поцелуя наклонился представительный мужчина. Другой рукой он обнимал нездорового вида юнца со следами торопливого бритья на лице.

— По-моему, мы знакомы.

Майкрофт обмер. Кто здесь может знать его?

— Не волнуйся, старина, не надо пугаться. Меня зовут Марплс, Тони Марплс. Леди Кларисса — моя хорошая знакомая. Мы встречались на приеме этим летом. Ты, очевидно, не узнал меня в этом костюме.

Майкрофт начинал припоминать. Это лицо. Эти участки щетины на щеках, явно пропущенные при бритье. Толстые губы и кривые передние зубы. Капельки пота на сальном подбородке. И тут он вспомнил.

— Вы…

— Депутат парламента от Дагенхема. А ты Майкрофт, преес-секретарь короля. Не знал, что ты одна из здешних девочек.

Прыщавому юнцу на вид было едва шестнадцать. Смотреть на его нечищеные зубы было неприятно. Майкрофт почувствовал, что к горлу подступает тошнота.

— Да ты не дрейфь, милашка. Я не репортер скандальных новостей, и, если ты хочешь, чтобы все было шито-крыто, я буду нем как могила. Все девочки стоят друг за дружку, ведь так? С Новым Годом!

Где-то в глубине глотки Марплса родилось бульканье, которое потом превратилось в короткий смешок. Он наклонился, чтобы поцеловать Майкрофта. Две толстые влажные губы потянулись к нему, и Майкрофт почувствовал, что его вот-вот вырвет. В отчаянном порыве он оттолкнул от себя депутата и бросился к дверям.

Снаружи шел дождь, а он оставил свое кашемировое пальто на вешалке. Ему было холодно, и,очень скоро он промок, но это было не важно. Стараясь избавиться от вкуса желчи во рту и наполнить легкие свежим воздухом, он решил, что пальто волнует его меньше всего. Лучше умереть от воспаления легких, чем вернуться за пальто туда, где есть типы вроде Марплса.

Она внимательно изучала его лицо, которое утратило свою живость и энергию. Провислые веки делали его старее, высокий лоб прорезали морщины, губы стали сухими и дряблыми, челюсть опустилась. В воздухе висел сигаретный дым.

— Вы въезжаете в этот дом с верой в то, что переделаете мир. А он смыкается вокруг вас так тесно, что вам кажется, что выхода уже нет. Он напоминает вам, что вы смертны.

Он не был больше премьер-министром, фигурой, возвышающейся над остальными. Она видела перед собой простого смертного, обремененного заботами, как и любой другой смертный.

— Миссис Урхарт здесь?

— Нет, — ответил он и подумал, что его ответ может быть неверно истолкован. Он посмотрел на нее поверх своего стакана с виски. — Нет, Салли, дело не в этом. И никогда не бывает только в этом.

— Тогда в чем?

Он медленно пожал плечами, словно его мышцы отягощала невидимая ноша.

— Обычно меня не мучают сомнения. Но бывает, что все задуманное рушится, что все словно песок утекает сквозь пальцы и, чем яростнее хватаешь его руками, тем более текучим он становится. — Он закурил еще одну сигарету и жадно затянулся. — Вот такими были последние недели.

Он долгим взглядом молча посмотрел на нее сквозь сизое облако, похожее на дым ладана в храме. Они сидели в его кабинете в двух ножаных креслах, было начало одиннадцатого, и комната была погружена в полумрак целиком за исключением создаваемого двумя лампами светового пятна, которое словно обнимало их, образуя замкнутый мирок, изолированный от застывшей за дверьми тьмы. Она подумала, что пару стаканчиков виски он уже выпил. . — Спасибо за отвлечение.

— Отвлечение от чего?

— От того, что вы всегда деловая женщина!

— Или цыганка. Что вас беспокоит, Френсис? Он смотрел на нее своими покрасневшими от усталости глазами и спрашивал, насколько может доверять ей, какие мысли скрываются за этой внешней скромностью. И видел не море женской сентиментальности, а упругость и жесткость. Она умело, очень умело прятала свой внутренний мир. В этом они были похожи. Он еще раз глубоко затянулся. В конце концов, что ему терять?