Улей (СИ) - Тодорова Елена - Страница 40

Ухмыляясь, Адам на ходу набирает для нее ответ.

Говорит себе, что ему просто любопытно увидеть Исаеву пьяной. Но в действительности это лишь крохотная часть их искаженной реальности.

Джокер: Предпочел бы, все-таки, чтобы я тебя.

Ева, видимо, сильно старается, чтобы перечитать все ранее написанное и осмыслить его сообщение.

Аномальная: Бляять…

Тут она не допускает ошибок. Наверняка, это слово висит у нее в «автосохраненке».

Аномальная: Я не то писала.

Джокер: Понял тебя. Жди.

Она отправляет ему смайлик — поцелуй.

«Бл*дь…»

Девятнадцать минут спустя, находит Исаеву у барной стойки в окружении стайки полупьяных людей и шеренги пустых шотов[32].

Короткое красное платье, второй кожей по плавным изгибам. Высокие черные сапоги на тонкой подошве. Вызывающий макияж. Растрепанная копна волос.

«Ну, отлично…»

По крайней мере, она способна стоять на ногах.

— Адам, — и, похоже, рада его видеть.

«А это уже странно…»

Пока Ева старается впихнуть ему стопку с темно-зеленой жидкостью, Адам пытается разгадать мотивы ее подозрительной благожелательности.

— Давай, Титов. За свободу! И мир во всем мире!

Когда он так и не принимает шот, Ева фыркает, выпячивая свои соблазнительные губки, и одним глотком ловко приходует отвергнутый напиток. А после, вытягивая свободную руку вверх, скандирует троекратное «ура».

«Да что с тобой не так, Исаева?»

Адам уверен, что со времени ее возвращения домой у Евы не случилось ничего, что хотя бы отдаленно можно посчитать поводом для радости. Тогда какого черта она напивается и веселится?

И что ей нужно от него?

— Ева, — терпеливо произносит Адам, забирая из ее рук пустую стопку и не позволяя взять следующую. — Пойдем, детка. Нам пора.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍К его тайному изумлению, она соглашается. Смотрит на Титова, как на Бога. Без вопросов вкладывает руку в его ладонь и позволяет себя увести.

Ева не говорит, куда ее везти. А он сам не знает, что именно она от него ожидает. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, привозит девушку к морю. В эту пору года здесь холодно и шумно. И, вместе с тем, очень спокойно.

Неуклюже выбираясь из салона, Исаева, пошатываясь, бредет непосредственно к пенящейся кромке воды. Обхватывая себя руками, подставляет ветру лицо. Позволяет ему еще больше путать волосы и придавать щекам яркий румянец, пересушивать чувствительные губы и хлестать стужей открытую шею.

— Как же хорошо, — выдыхает она, слегка приподнимая плечи.

Второй раз за время их знакомства Ева кажется Титову очень юной. Не испорченной интриганкой. Не расчетливой стервой. Не заносчивой сучкой.

Человеком, который отчаянно борется за свою жизнь.

Девушкой.

Измученной, но не сломленной. Циничной, но не жестокой.

«И красивой, чтоб ее…»

Она улыбается. Не ему, конечно. Морю.

И это, кажется, хорошо.

Ее глаза излучают ровный спокойный свет. Никаких бушующих искр и гнева. Никакого коварства и сарказма. Ничего такого в ней сейчас попросту нет.

«Только не забывай о том, как хорошо она умеет лицедействовать».

— Еще бы крепкого сладкого кофе. И было бы идеально. Титов, — даже его фамилию произносит как-то иначе.

Не так резко и снисходительно, как обычно.

С мягкой растяжкой, словно бы не желая ставить точку.

— Пару дней назад ты собиралась меня убить. Что изменилось? — напряженно щурясь, прямо спрашивает Адам.

Как ненавистник любой формы неопределенности, не может игнорировать произошедшие изменения.

Повернув к нему голову, Ева с тем же спокойствием заглядывает ему в глаза.

— Ничего, — отвечает она тихо.

— Тогда, почему ты такая странная?

— Не называй меня странной, — вяло требует девушка. — Ты же не рассчитывал, что я плююсь ядом двадцать четыре часа в сутки?

Вскидывает бровь.

— Рассчитывал.

— Напрасно. Чаще всего мне для этого нужен допинг.

— Так ты в поисках стимула? Так, посмотрим, что можно сделать…

— Я бы сказала, в поисках вдохновения.

— Значит, я вдохновляю тебя, Эва? — ухмыляется Адам.

Тут Исаева, невзирая на едкий сарказм Титова, не собирается врать.

— Очень сильно, — отвечает она и забавно морщится. — Прошу тебя, сотри эту самодовольную ухмылку со своего лица. Сам понимаешь, ничего положительного в этом нет.

— Как знать, Эва… Как знать, — сосредотачивая на девушке взгляд, медленно моргает. — Ладно, не злись, — и зачем-то уточняет. — Сегодня не злись.

Она опускает голову и протяжно вздыхает.

— Ты чем-то расстроена?

Ева до белизны прикусывает нижнюю губу, и руки Титова сами собой сжимаются в кулаки.

— Нет, не расстроена. Просто пьяная, — отвечает девушка с легкой дрожью.

Все еще не поднимая на него глаза, рассеянно наблюдает за тем, как морская вода набегает на носки дорогущих итальянских сапог.

На самом деле, Ева трезвеет и сожалеет, что это происходит слишком быстро. Она спорит со своим вспыльчивым эгоистичным «я» и удерживает внутри себя гнев. Уговаривает себя действовать обдуманно.

По неопределенным причинам, с Титовым ей не нужны никакие посторонние усилители эмоций. Так много чувствует! Так много — через край. Ненавидит его сильнее, чем могла бы себе представить. Бесится. Нервничает. Наслаждается. Раздражается. И в то же время расслабляется. Ко всему прочему, не может не чувствовать к Адаму какое-то нездоровое уважение. За тот наркоз-забвение, который лишь он способен ей ввести.

— Значит, есть шанс, что завтра мы проснемся в одной кровати?

Ева резко поднимает глаза и впивается в Титова взглядом.

Но так ничего и не произносит, словно вручая ему право самостоятельно найти решение.

Адам делает шаг вперед, сокращая расстояние до того самого неприличия, которое Еве очень нравится. Кладет ладонь на ее щеку и, соперничая с холодным ветром, обдувает ее губы своим горячим дыханием.

— Доверяешь мне, Исаева?

— Нет, — прыскает со смеху, — тебе не доверяю.

Титов тоже ухмыляется.

— Прискорбно, — только он совсем не расстроен. Играет бровями и соблазняет взглядом. — Потому что я всегда говорю правду.

— Может, ты просто себя обманываешь, — осторожно предполагает девушка, не отрывая от него глаз. — Не существует людей, которые всегда говорят правду.

— Ошибаешься. Просто существует те, кто даже правду воспринимают превратно. Питают иллюзии.

— Уж это точно мимо. Не про меня.

Адам кивает.

Борется с желанием поцеловать Исаеву. То и дело опускает глаза вниз и смотрит на ее пухлые губы.

— Как долго еще ты сможешь оставаться милой? — спрашивает парень, и у Евы в животе происходит какой-то незнакомый восхитительный переворот.

Низкий и глубокий голос Титова приправлен сейчас безумно опасной и, определенно, сексуальной хрипотцой. Он смотрит на нее так, словно готов сожрать, не прожевывая.

— Секунд сорок, Титов. Не больше. Уже на пределе.

— В таком случае, не сдерживайся. Снимай эту маску.

— Боишься, что я тебе понравлюсь?

— Как ты не видишь, Эва? Полнейшее безумие, но мне нравится в тебе абсолютно все.

Бинго! Эти слова, как никакие другие, способны выбить почву из-под ее ног. И это происходит. Она, мать вашу, покупается.

Но Адам самодовольно ухмыляется и безжалостно затаптывает всех гребаных наивных бабочек в ее животе.

— Я собираюсь приручить всех твоих демонов.

Притихшая внутри Исаевой волна ненависти поднимается до предельных высот и с резким треском обрушается вниз. Разряд гнева, как электрический ток, проходит через все ее тело и задерживается в ослабевших ногах.

Стискивая зубы, Ева толкает Титова в грудь.

— Для начала, разберись со своими.

К сожалению девушки, он оступается только на шаг. И, качая головой, беспечно и самозабвенно смеется.