Карточный домик - Доббс Майкл - Страница 32

— Приведу тебе конкретный пример. Только чтоб об этом никому! О'кей, Френки? — Он вжал Урхарта еще глубже в угол. — Как я понимаю, скоро будет объявлено о продаже газетного концерна «Юнайтед ньюспейперс». Так вот, я хочу его купить. Собственно говоря, я уже имел об этом серьезный разговор. Но юристы говорят, что, поскольку я уже владею одной группой газет, правительство не разрешит мне купить другую. С какой стати, говорю я им, мне не позволят стать крупнейшим газетным владельцем страны, когда ее заголовки в моих газетах кричат о поддержке правительства!

С лица его скатывались крупные капли пота, но он не обращал на них никакого внимания.

— И знаешь, Френки, что они мне ответили? Именно потому, что я поддерживаю правительство, у меня и будут сложности! Как только станет известно, что я собираюсь приобрести «Юнайтед ньюспейперс», оппозиция сразу же поднимет чудовищную вонь. Ни у кого не хватит пороху, чтобы встать и сказать что-то в мою защиту. Вопрос о приобретении их контрольного пакета акций будет внесен на рассмотрение комиссии по проблемам монополии и слияний, где с ним будут канителиться месяцами. Орава дорогостоящих адвокатов, как сельди в бочке, набьется в комнату заседаний этой комиссии, и мне придется сидеть там и выслушивать, как шайка патентованных кабинетных крыс будет меня поучать, как вести мои дела. И какие бы аргументы я ни приводил, правительство все же уступит этому давлению и запретит сделку, потому что у него кишка тонка для открытой борьбы.

Он дохнул сигарным дымом в лицо Урхарта.

— Другими словами, мистер Главный Кнут, лишь потому, что у твоего правительства дрожат коленки, моя компания пойдет под пресс. Напортачив в собственных делах, вы собираетесь загубить мое!

Итак, просьба была четко и энергично изложена, и соответствующее давление оказано. Нельзя сказать, чтобы такой способ лоббирования министра был достаточно деликатным, но опыт утверждал, что прямые подходы эффективнее сложных менуэтов. На политиков можно давить так же, как и на всех, Он замолчал, подкрепился порцией виски и стал ждать ответа.

Урхарт заговорил медленно, подбирая слова, подчеркивая этим, что, как и Лэндлесс, он придает беседе серьезное значение и высказывается с полной откровенностью.

— Было бы ужасно жалко, Бен. Ты всегда был нам большим другом, и стыдно не отплатить добром за эту дружбу. Правда, не могу говорить за премьер-министра. Вообще в последнее время мне все труднее говорить за него. Что же касается меня лично, то, если понадобится, я сделаю все, что могу, чтобы поддержать тебя.

— Рад это слышать, Френки. Я ценю это. Очень ценю. Вот если бы и Генри был таким решительным! Но это просто не в его характере. Если бы это зависело от меня, его бы уже вышвырнули.

— А разве это от тебя не зависит?

— От меня?

— У тебя газеты. Они оказывают на умонастроение людей огромное влияние, а ты контролируешь их направленность. Порой достаточно лишь броского заголовка, и он становится главной новостью дня и началом конца в карьере какого-нибудь политика. Вот ты сказал, что, согласно опросу, непопулярность премьер-министра на практике ведет к подрыву позиций самой партии. Дело здесь не в политике, а в конкретной личности! Лэндлесс кивнул, соглашаясь.

— Однако ты говоришь, что не разрешил печатать эту статью, потому что она превратит конференцию в схватку медведей. Ты действительно думаешь, что все это может утрястись вообще без какой-либо борьбы?

Тот Лэндлесс, который минутами раньше жал и давил, исчез, и вместо него перед Урхартом сидел проницательный человек, улавливающий все нюансы того, что ему говорили.

— Я думаю, что понял твою мысль, Френки. Думаю также, мы с тобой понимаем друг друга.

— Думаю, что понимаем.

Они пожали друг другу руки. Урхарт вытерпел, не поморщился, а улыбнулся, когда его ладонь исчезла в мертвой хватке ладони Лэндлесса. Он понимал, что пожатие имело двойной смысл — это и выражение дружбы, но и предупреждение, обещавшее раздавить того, кто нарушит сделку.

— Тогда, Френки, мне нужно кое-что срочно сделать. Через тридцать минут уже подписывают в печать первый выпуск газеты, так что следует поторопиться с телефонным звонком. — Он схватил свой пиджак и перекинул его через руку.

— Спасибо за вечеринку. Она меня взбодрила.

Урхарт молча смотрел вслед удалявшейся широкой спине, плотно обтянутой мокрой рубашкой. Лэндлесс пересек напрямую комнату и исчез за дверью.

В противоположном углу комнаты, за толпой важных деятелей, журналистов и разных прихлебателей, на маленьком тесном диванчике О'Нейл беседовал с молодой и привлекательной делегаткой конференции. О'Нейл был возбужден, сильно нервничал, беспокойно ерзал на месте и трещал без умолку. Молодую девушку из Ротерхэма буквально ошеломил набор громних имен в рассказе О'Нейла и страстность его повествования. Она молча глядела на него широко раскрытыми восторженными глазами.

— Премьер-министр находится под постоянным наблюдением нашей системы безопасности. Опасность грозит ему отовсюду. Арабы. Черные активисты. Ирландцы. Один из них все пытается добраться до меня. Это тянется уже нескольно месяцев, так что парни из особого отдела настояли на том, чтобы организовать мою охрану в предвыборные дни. У них, конечно, есть список лиц, которых они намерены убить. Если, например, становится ясно, что охрана премьер-министра слишком надежна, чтобы рисковать, они могут перенацелиться на кого-то другого, близкого к премьер-министру, вроде меня. Вот мне и дали двадцатичетырехчасовое прикрытие. Это, конечно, держится в секрете, но журналисты об этом знают.

Он резко и глубоко затянулся сигаретой и закашлялся. Вынув из кармана скомканный носовой платой, громко высморкался, потом осмотрел платок и положил его обратно в карман.

— Но почему они выбрали именно тебя, Роджер? -

Его собеседница осмелилась задать вопрос.

— Легкая цель. Легкодоступная. Большой пропагандистский эффект, — затараторил О'Нейл. — Если у них ничего не получится с премьер-министром, они возьмутся за кого-нибудь вроде меня.

Он нервно осмотрелся вокруг. Глаза его буквально метались по комнате.

— Вы можете хранить секрет? Настоящий секрет? — Он снова глубоко затянулся. — Охрана подозревает, что они следили за мной всю эту неделю. Сегодня утром я обнаружил, что в моей машине уже нто-то побывал. Ребята из отделения обнаружения и обезвреживания бомб прошлись по всей машине, так сказать, частым гребешком — все гайки крепления переднего колеса были свинчены. Можете себе представить — лечу по шоссе со скоростью восемьдесят миль в час, и вдруг переднее колесо соскальзывает с оси… Уборщикам дорог прибавилось бы работы. Охрана считает, что гайки вывернули именно с этой целью. Ребята из отделения по расследованию убийств вот-вот должны приехать сюда, чтобы расспросить меня о подробностях случившегося.

— Роджер, но это же ужасно! — прошептала она.

— Вы только никому не рассказывайте об этом. Особый отдел думает, что застанет их врасплох, если никто не спугнет.

— А я не знала, что вы так близки к премьер-министру, — сказала она с благоговейным трепетом. — Какое страшное время для… В чем дело, Роджер? — выдохнула она вдруг. — Что с вами? У вас очень встревоженный вид. Ваши глаза… — Она запнулась и смолкла.

Глаза О'Нейла загорелись жутким огнем, отражая дикие галлюцинации в его мозгу. Он не обращал на нее никакого внимания; казалось, он был уже не с ней, а где-то в совершенно ином мире. На мгновение он остановил на ней свой взгляд, но лишь на мгновение. Глаза его налились кровью, слезились и никак не могли на чем-либо сфокусироваться. У него закапало из носа, как у старика на зимнем воздухе, и он попытался, но неудачно, вытереть нос тыльной стороной руни.

Она видела, как его лицо стало пепельно-серым, тело судорожно дернулось, и он резко вскочил на ноги. Похоже было на то, что его охватил ужас при виде падающих на него стен. Девушка беспомощно огляделась вокруг, не зная, чем ему помочь, и в растерянности не решаясь обратиться за помощью к другим. Она взяла его под руку, чтобы поддержать, но, поворачиваясь к ней, он покачнулася и потерял равновесие. Пытаясь удержаться от падения, он схватился за ее блузку, и от нее отлетела пуговица.