Карточный домик - Доббс Майкл - Страница 19

Вся первая снамья оппозиции ухмылялась и пересмеивалась, начиная понимать, что натянутая улыбка премьер-министра скрывает глубокое беспокойство. Сидевший в двух шагах от того места, где стоял Коллинридж, лидер оппозиции повернулся к своему коллеге и громко прошептал:

— Знаешь, а ведь он пускает пыль в глаза. Он увиливает! — Со всех сторон с мест оппозиции посыпались насмешки и сдавленное фырканье. Многие возмущенно похлопывали себя по бедрам и возбужденно переговаривались, как старые ведьмы, собравшиеся вокруг гильотины.

В душе Коллинриджа поднялась волна горечи и боли воспоминаний о тысяче других подобных стычек. Сегодня он не был готов к ситуации, в которой оказался. Он не мог заставить себя сказать правду, как не мог он и лгать палате. Не мог подыскать никаких слов, которые бы скрыли тонкую линию, разделяющую честность и открытый обман. Глядя на ухмыляющиеся, самодовольные лица прямо перед собой, слушая язвительные выкрики, он припомнил и ту ложь, которая была сказана о нем за минувшие годы, и жестокость этих людей по отношению к нему, и слезы, которые пролила его жена. Злобные люди размахивали бумагами членов палаты от оппозиции в нескольких футах от его лица, Коллинридж почувствовал, как лопается его терпение. Надо положить этому конец. Ему было уже все равно, каким образом. Он вскинул вверх руки.

— Я не намерен выслушивать подобные замечания от своры собак, — зло кинул он в зал и сел.

Кендрик оказался на ногах даже раньше, чем со скамей оппозиции раздался рев триумфа и гнева.

— По порядку ведения, господин спикер! Заявление премьер-министра абсолютно позорно. Я задал премьер-министру совершенно прямой вопрос о причинах отказа выполнить предвыборные обещания больным и медработникам, но вместо этого получил оскорбления и попытни увильнуть от ответа. Конечно, я понимаю нежелание премьер-министра признать факт грандиозного и постыдного обмана, но хотелось бы все-таки знать, неужели вы не можете ничего сделать, чтобы защитить право членов этой палаты на получение прямых ответов на прямые вопросы?

Рев одобрения оппозиции почти заглушил слова спикера.

— Хотя уважаемый член палаты избран совсем недавно, он, похоже, хорошо освоил парламентскую процедуру, а поэтому должен бы знать, что я ответствен за содержание и тон ответов премьер-министра не более, чем за характер задаваемых ему вопросов. Переходим и следующему пункту повестки дня.

Пока спикер пытался переключить внимание собрания на следующий вопрос, Коллинридж с красным лицом вскочил с места и, махнув рукой Главному Кнуту, чтобы он следовал за ним, гневно покинул зал. По залу пронеслось оглушительное «трус!». На правительственных скамьях царила растерянная тишина,

— Откуда он узнал? Как этот сукин сын узнал об этом?

Он взорвался, не успела закрыться за ними дверь офиса премьер-министра. С него слетела обычная маска обходительности, обнаружив под собой злющую морду варвикширского хорька.

— Френсис, это совсем не здорово, это просто дьявольски не здорово, говорю я тебе. Вчера мы заслушали на заседании комитета нашего кабинета доклад канцлера, затем кабинет министров заслушивает его сегодня в полном составе, а к середине дня содержание доклада уже известно любому сопливому подонку в оппозиции. Если раньше в курсе его были менее двух дюжин министров кабинета и работники его аппарата, то теперь — все члены парламента от оппозиции! Кто виноват в утечке информации, Френсис? Кто? Будь я проклят, если знаю это, но ты у нас Главный Кнут, и я хочу, чтобы ты разузнал, черт побери, кто это был!

Урхарт облегченно вздохнул. До этого гневного монолога он боялся, что премьер-министр подозревает именно его, и последние несколько минут чувствовал себя очень неуверенно,

— Меня поражает и удручает, что кто-то из членов кабинета преднамеренно рассекретил такого рода сведения! — начал Урхарт, сразу исключая работников аппарата из круга подозреваемых и ограничивая его своими коллегами по кабинету,

— Они схватили нас за яйца, — снова взвился Коллинридж, — а это очень больно. Виновный в утечке виновен и в том, что унизил меня, и я хочу знать, кто это, Френсис. Я хочу… я требую, чтобы ты нашел этого червя. А потом мы отдадим его на съедение воронам.

— После выборов наши ноллеги слишном много пререкаются друг с другом, — заметил Урхарт. — Среди них, насколько мне известно, немало таких, которые зарятся на чужие посты.

— Да все они, я знаю, зарятся на мой пост, черт их возьми, но… но кто этот кретин, который явно намеренно растрепался о таком деле?

— Не могу пока сказать, премьер-министр.

— Ради Бога, неужели такой знаток, как ты, не может мне подсказать, кто бы это мог быть?

— Это было бы несправедливо в отношении того, кого я мог бы назвать.

— В жизни, Френсис, все несправедливо. Скажи мне.

— Но…

— Никаких «но», Френсис! Уж коли это уже произошло, значит, может произойти и наверняка произойдет снова. Обвиняй или только предполагай, в общем, делай что хочешь. Можешь говорить все, что придет в голову, здесь не ведутся записи бесед, но я требую, чтобы ты назвал мне какие-то имена! — И Коллинридж со злостью пнул кресло ногой.

— Если вы настаиваете, я могу, конечно, поразмышлять. Надеюсь, однако, что потом мне не придется пожалеть о сказанном. Точно мне ничего не известно… Ну, хорошо, попробуем рассуждать дедуктивно. Если исходить из фактора времени, то резонно считать более вероятным, что утечка произошла после вчерашнего заседания комитета, а не после сегодняшнего заседания набинета. Согласны?

Коллинридж молча кивнул.

— Так. А кто, кроме вас и меня, входит в состав комитета?

— Канцлер казначейства, министры финансов, здравоохранения, образования, окружающей среды, торговли и промышленности. -Премьер-министр перечислил тех кто участвовал в заседании комитета.

Урхарт помолчал, и премьер-министр дальше начал рассуждать сам:

— Я так думаю, что двое министров казначейства вряд ли заинтересованы в утечке того факта, что это их затея. Здравоохранение, напротив, было категорически против, так что у Питера Маккензи были веские основания для того, чтобы привлечь к этому делу общественность. Гарольд Ирл из министерства образования всегда был порядочным трепачом. Что касается Майкла Самюэля, то ему слишком нравится быть в журналистском окружении, чтобы это нравилось мне.

Итак, премьер-министр высказал вслух вкравшиеся в его душу неясные подозрения. Глядя на дивный спектакль, Урхарт с вожделением предвкушал, как из этой почвы начнут прорастать зерна обвинений.

— Есть и другие возможности, — подпел ему Урхарт, — но, по моему мнению, они мало вероятны. Как вы знаете, Майкл в очень близких отношениях с Тедди Уильямсом. Они все обсуждают вместе. Так что это могло выйти и из офиса партии… Я имею в виду, конечно, не самого Тедди, а кого-нибудь из его людей. От них можно ожидать сдержанности на язык с таким же успехом, как и от пьяного жителя Глазго в предсубботний вечер.

Некоторое время Коллинридж молча раздумывал.

— А может быть, это действительно Тедди? — задумчиво сказал он. — «И ты, Брут?» Может такое быть, Френсис? Вообще-то моим горячим сторонником он никогда не был — мы относимся к разным поколениям, но все-таки я включил его в свою команду. Неужели он имеет к этому отношение?

Урхарт наслаждался эффектом своих слов. Потрясенный лидер сидел сейчас перед ним в своем кресле посеревший, усталый, уставившись перед собой невидящими глазами, запутавшийся в предположениях и подозрениях,

— Возможно, я слишном доверял ему в последнее время. Я полагал, что у него не было смысла точить на кого-то топор, поскольку не было реальных оснований питать какие-либо особые надежды. Один из тех, иого называют надежной старой гвардией. Неужели я ошибся, Френсис?

— Даже не знаю. Вы же просили меня порассуждать. На данной стадии это пока все, что я могу.

— Обязательно найди его, Френсис Кто бы он ни был, я хочу знать имя.

Этими словами премьер-министр объявил охотничий сезон открытым, и Урхарт вновь почувствовал себя лежащим с ружьем в вересковых болотах детства в ожидании зверя.