Завод войны - Эшер Нил - Страница 13

— Ну, маловероятно, что получилось бы, но попробовать стоило. Пока. Свёрл… будет интересно.

— Пока, дрон.

Странные эмоции охватили прадора, когда дрон ринулся догонять гравикар. Жалость, пожалуй, и ощущение одиночества — два чувства, которые прадоры испытывают нечасто.

Вскоре плот Тэйкина добрался до подножия трапа и начал подниматься. Другие машины последовали за ним, а там подоспели и с трудом тащившиеся пешеходы, обремененные пожитками. Повернув сканеры в сторону города, Свёрл наблюдал, как торопятся к его кораблю отставшие. А проверив камеры внутри Панцирь–сити, он с удивлением обнаружил полную — насколько он мог судить — пустоту. Возможно, дрон ошибся, заявив, что всех он не соберет. Возможно, предупреждение о неминуемом уничтожении города было сформулировано так, что ему вняли все. И, опять–таки, большинство тут — люди — «моллюски», которых привело сюда преклонение перед прадорами.

Целый час «моллюски» размещались в дредноуте. Свёрл руководил ими через интерком, пользуясь человеческой речью, а когда плот «Горючки» приблизился к массивному овальному люку четвертого сектора, связался с Тэйкином по комму, висевшему у «моллюска» на перевязи из кожи рыбойника.

— Тэйкин, сейчас вы войдете в один из восьми секторов этого дредноута. Мои дети освободили его и предоставили вам доступ в трюм на нижнем уровне. Я задраил и опечатал переборки, ведущие в другие отсеки. Не пытайтесь открыть их. Я прикажу детям не причинять вам вреда, но отринуть инстинктивные реакции невозможно. К тому же давление в других частях корабля иное, привычное моим сородичам, людей же оно убивает — даже измененных, вроде тебя. Вопросы есть?

— Я знаком с внутренней конструкцией прадорских дредноутов, — бросил Тэйкин со своим обычным раздражающим превосходством.

Свёрл знал, что тон этот предназначался стоявшим рядом людям — «моллюскам».

— Мне известно, как добыть воду из замерных люков, у нас есть оборудование для доступа к источникам энергии и преобразователи этой энергии, делающие ее годной для любых произведенных в Государстве приборов. Однако может оказаться, что у нас недостаточно продовольствия. Смотря как долго мы пробудем на борту этого корабля.

— В трюме, к которому вы получите доступ, хранится сорок восемь тонн тушек рыбойников, — ответил Свёрл. — Они заморожены сразу после поимки со всеми необходимыми приправами и годны для употребления в пищу людьми.

Обычно прадоры в соответствии со своими вкусами давали таким тушкам хорошенько подгнить. Свёрл же обнаружил, что его пристрастия изменились — теперь он предпочитал поглощать заготовленное впрок мясо неразложившимся и совершенно утратил интерес к свежей плоти, мерно сдираемой полосками с вопящих врагов.

— Хорошо, спасибо тебе, отец–капитан, — уважительно поблагодарил Тэйкин. — Куда мы направляемся?

— Я еще не решил, — ответил Свёрл.

Он разорвал связь и послал сигнал на открытие главного люка в Четвертый сектор.

Свёрл понятия не имел, что делать с этими беженцами. Как вариант, можно высадить их на какую–нибудь обитаемую планету Погоста. Но не станет ли тогда тот мир новой целью Цворна? Конечно, станет. Единственный способ обеспечить им полную безопасность — это отправиться к границе между Погостом и Государством и передать с рук на руки ИИ. Но такой вариант не слишком нравился Свёрлу. Если даже не считать, что приводить прадорский дредноут к государственной границе смертельно опасно, он знал: ИИ очень интересуются делишками Пенни Рояла и должны помнить, что он сам — одно из творений черного ИИ. Если они ненароком не уничтожат его и его судно, то наверняка попытаются захватить Свёрла в плен.

Так что же делать?

Свёрл наблюдал, как входит на корабль основная масса жителей Панцирь–сити и как тянется казавшийся бесконечным поток отстающих. Смотрел, как первые прибывшие делят территорию, выбирая себе жилое пространство. Они установили уборные, соединив их с корабельными системами удаления отходов, смонтировали человеческое освещение, потом приглушили яркость, создавая принятую у людей — «моллюсков» атмосферу, — в общем, обживались. Снаружи Бсорол, еще один первенец по имени Бсектил и пятеро вторинцев, неотличимых в броне от старших братьев, огибая посадочную «ногу», закладывали заряды в каменистую почву, схожую сейчас по консистенции с густеющей овсянкой. А через камеры наблюдательного поста, установленного на торчащем далеко в океане островке, он следил за приближением ударной волны, созданной взорвавшимся камикадзе Цворна.

Темно–фиолетовая полоса выползла из–за горизонта. Она становилась все шире и шире, над ней сгустилась серая туча — и тоже растянулась до самого края небес. Множество молний освещали зловещую сцену: точно миллион сварщиков разом включили аппараты. Фиолетовая полоса и черное облако слились воедино, приобретя сходство с огромным грязным малярным валиком. Он рос и рос, приближаясь к островку, заняв наконец все пространство от океана до верхних слоев атмосферы — гигантская изогнутая стена цвета кровоподтеков на человеческом теле. Свёрл заметил, что вода перед этой стеной как бы бугрится, рождая неизбежное цунами. Однако, прибегнув к помощи своей ИИ-части и произведя быстрый расчет, прадор выяснил, что растущее внутри смыкающегося фронта давление вытеснит океан, поэтому вал на самом деле будет не так велик. А молнии все били и били в воду, точно стараясь расчистить путь ударной волне. Одна из них подожгла наблюдательный пост Свёрла — камера погибла, и изображение пропало.

Оставалось всего полчаса, когда Бсорол со своей командой вернулись через ремонтный люк. Последняя партия людей всходила по трапу — два человека — «моллюска», которые вели небольшой гравиплот, куда они взгромоздили бак с амниотической жидкостью — там сидел «моллюск», совсем недавно подвергшийся радикальной операции. Причиной их задержки, несомненно, стали поиски способа перемещения систем его жизнеобеспечения. Они вошли на корабль, и Свёрл начал было складывать трап, но тут заметил еще двух спешивших от города «моллюсков». Конечно, он тщательно обследовал Панцирь–сити, но абсолютно все не осмотришь, так что беженцы, возможно, еще будут.

Свёрл намеревался поднять корабль и выйти на орбиту до прибытия фронта ударной волны, а значит, пора немедленно убирать трап и уходить, бросив этих двоих — и всех, кто может последовать за ними, — на верную смерть. Однако корабль вполне в состоянии благополучно перетерпеть бурю, особенно поставленный, как сейчас, «на якорь». И отец–капитан решил, что сложит трап перед самым прибытием волны, чтобы дать людям шанс выжить.

Парочка взошла на борт, и в оставшееся время никто больше не появился. Свёрл убрал трап, довольный, что сделал все, что мог. Но когда уже сложенный трап со щелчком встал на место, а фиолетовый, точно избитый, горизонт, истекая молниями, подступил совсем близко, из города, как насмешка судьбы, как брешь в планах и верная смерть, выбежала женщина в скафандре, раздутом до прадорских размеров. Минуты оставались до прибытия фронта ударной волны, давление возросло неимоверно. Ее скафандр не выдержит, он наверняка лопнет раньше, чем будет уничтожено все, не сделанное из особых металлов прадоров.

Что там, какого черта?

Ремонтный люк, через который заходил Бсорол, вдруг открылся, и оттуда выскочил и понесся по раскаленной земле облаченный в броню первенец. Он двигался на полной скорости — не такой уж большой из–за кривых ног, но все равно быстрее, чем женщина. Он направлялся к ней — а она, увидев прадора, споткнулась, остановилась, развернулась — и побежала обратно к городу. Но Бсорол настиг женщину, сомкнул клешню на ее поясе, оторвал добычу от земли, после чего, оскальзываясь и разбрасывая вокруг каменное крошево, повернул к кораблю. Минуты не прошло, как ремонтный люк закрылся за его спиной.

В этот миг купол Панцирь–сити вдруг просел, сплющился, словно растоптанный невидимой гигантской ногой, и фонтан обломков обдал дредноут. Корабль застонал, показатели наружного давления возросли многократно — фронт ударной волны сомкнулся. Судно качнуло, и Свёрл тоже пошатнулся, рефлекторно ухватившись клешней–протезом за край пульта управления. По одному из экранов побежали донесения о повреждениях, а снаружи вырастал столб кружившегося воздуха, всасывавший в себя, точно чудовищная пиявка, остатки разрушенного города. Буря рвала и метала, вихри швыряли в небо валуны размером с шаттл. Панцирь–сити прекратил свое существование. Молния опалила землю, и тут достигшее пика давление начало падать. Кнуты ветра взбивали океанскую пену. А прадорский дредноут, корабль, едва не принесший гибель Государству, так трудно его было уничтожить, в броне из особых сплавов, стоял насмерть. Стонал, но держался.