От двух до пяти - Чуковский Корней Иванович - Страница 23

Здесь вполне применимо меткое английское слово halfbelief! полуверие, вера наполовину.

Это полуверие имеет разные степени, и порою мне кажется, что ребенок управляет им по собственной воле.

Пятилетняя Люся спросила однажды у киевского кинорежиссера Григория Прокофьевича Григорьева:

- Почему трамвай бегает туда и сюда?

Он ответил:

- Потому что трамвай живой.

- А отчего искры?

- Сердится, хочет спать, а его заставляют бегать - вот он и фыркает искрами.

- И неправда! - закричала Люся. - Он не живой и не сердится.

- Если бы не живой, не стал бы бегать.

- Нет, там такая машина, мне сам папа сказал, я знаю!

Григорьев был обескуражен ее реализмом и смолк. Но через некоторое время услышал, к великому своему изумлению, как Люся поучает подругу:

- А ты и не знаешь? Если бы не живой, разве бегал бы взад и вперед? Видишь - искры: трамвай сердится, хочет спать, набегался за день.

Подруга слушает ее и верит ей ровно настолько, насколько это нужно для данного случая.

Люся продолжает наслаждаться гипотезой о живом и очень сердитом трамвае. И хотя ей отлично известно, что такое трамвай, она не без успеха вычеркивает из своего сознания истину, мешающую ее смысловой игре.

Ибо временами ребенок не столько приспособляется к истине, сколько истину приспособляет к себе ради воображаемой игровой ситуации.

Моя правнучка Машенька, начиная с двухлетнего возраста, выражала свое тяготение к сказке, к фантастическим представлениям о мире при помощи словечка "как будто".

Вот отрывок из дневника ее матери:

"Она уже прекрасно знает, что ни животные, ни предметы не могут говорить. Однако пристает ко мне с вопросами:

- Мама, а что сказала лошадь дедушке как будто?

Или:

- Мама, а что стул сказал как будто столу, когда его отодвинули? Он сказал: "Мне без столика скучно" как будто, а столик как будто заплакал.

И если я не всегда могу сообразить, что сказал "как будто", допустим, дом грузовику, она мне подсказывает и велит повторять.

- Когда мы идем за грибами, то они как будто говорят: "Давайте вылезать из земли, за нами идут".

Из дальнейших записей того же дневника выясняется, что девочка чувствовала себя полной хозяйкой всех создаваемых ею иллюзий и по своему желанию могла отказаться от них, если они нарушали ее интересы.

Как-то за чаем она закапризничала и заявила, что ей не хочется булки. Мать попыталась воздействовать на нее при помощи того же "как будто".

- Видишь, булочка как будто просит, чтобы ты ее скушала.

И услышала резонный ответ:

- Булка говорить не умеет. У булки нет ротика.

И такое повторялось не раз: девочка, в случае надобности, тотчас же отрекалась от всяких "как будто" и становилась трезвой реалисткой. Ибо у нее, как у всех малышей, было чисто игровое отношение к фантастике, и она верила в свои иллюзии в той мере, в какой они были нужны ей для ее познавательных игр.

Точно так же относится ребенок и к сказочный вымыслам.

Некий велемудрый отец, оберегая свою дочь от фантастики, сочинил для нее, так сказать, антисказку, где проводилась мысль, что бабы-яги вообще не существует в природе.

- Я и без тебя знала, - ответила девочка, - что бабы-яги не бывает, а ты мне расскажи такую сказку, чтоб она была.

По существу это двойственное, игровое отношение к реальности ничем не отличается от того, какое выразилось в незабываемой фразе:

- Бог есть, но я в него, конечно, не верю.

Процесс добывания истины нисколько не затрудняет ребенка. Многие проблемы он решает мгновенно, экспромтом, на основании случайных аналогий, иногда поражающих своей фантастичностью.

Мать готовится печь пироги. Ее пятилетняя дочь сидит на подоконнике и спрашивает:

- Откуда берутся звезды?

Мать не успевает ответить: она занята своим тестом. Девочка следит за ее действиями и через несколько минут сообщает:

- Я знаю, как делают звезды! Их делают из лишней луны.

Эта внезапная мысль подсказана ей пирожками. Она увидела, как мать, изготовляя большой пирог, отрезает от раскатанного теста все "лишнее", дабы вылепить из этого "лишнего" десяток-другой пирожков[55].

Отсюда созданная детским умом параллель между пирожками и звездами, которая в ту же минуту привела его к новой теории о происхождении планет.

III. "СТО ТЫСЯЧ ПОЧЕМУ"

Все это так... Но этим не должно заслоняться от нас основное стремление детского разума овладеть наибольшим количеством знаний, необходимых для правильной ориентации в мире.

Какой бы неустойчивой и шаткой ни казалась нам (особенно в первые годы) умственная жизнь ребенка, мы все же не должны забывать, что ребенок от двух до пяти - самое пытливое существо на земле и что большинство вопросов, с которыми он обращается к нам, вызвано насущной потребностью его неутомимого мозга возможно скорее постичь окружающее.

Главное отличие человека от всех, даже высших, животных заключается в том, что животные, встречаясь с каким-нибудь жизненным фактом, никогда не спросят себя, почему этот факт существует.

Вопросы "почему?", "отчего?" возникают лишь в уме у человека.

"Желание узнать причины, как что делается возле нас, совершенно естественно человеку в каждый возраст, - утверждает А.И.Герцен в своих "Разговорах с детьми". - Это всякий испытал на себе. Кому не приходило в голову в ребячестве, отчего дождь идет, отчего трава растет, отчего иногда месяц бывает полный, а иногда видна одна закраинка его, отчего рыба в воде может жить, а кошка не может?.. Людям так свойственно добираться до причины всего, что делается около них, что они лучше любят выдумывать вздорную причину, когда настоящей не знают, чем оставить ее в покое и не заниматься ею.

Такого любопытства - знать, что и как делается, - звери не имеют. Зверь бегает по полю, ест, коли что попадется по вкусу, но никогда не подумает, почему он бегает и отчего он может бегать, откуда взялся съестной припас, который он ест. А люди всем этим заботятся"[56].

Больше всего люди "заботятся" этим в ребячестве. С возрастом пытливость угасает, особенно у тех, кто привык думать и жить по инерции...

Не то ребенок - в возрасте от двух до пяти.

Вот стенографическая запись вопросов, заданных с пулеметною скоростью одним четырехлетним мальчуганом отцу в течение двух с половиной минут.

- А куда летит дым?

- А медведи носят брошки?

- А кто качает деревья?

- А можно достать такую большую газету, чтобы завернуть живого верблюда?

- А осьминог из икры вылупляется или он молокососный?

- А куры хожут без калош?

И вот вопросы другого ребенка:

- Как небо получилось?

- Как солнце получилось?

- Отчего луна такая ламповая?

- Кто делает клопов?[57]

Иногда эти вопросы следуют один за другим более замедленным темпом. В неизданном дневнике Ф.Вигдоровой приводятся такие вопросы ее пятилетней дочери:

"Кто такой гигант? - А гигант может поместиться в нашей комнате? - А если встанет на четвереньки? - А гиганты ходят в одежде или голые? - А что гиганты кушают? - Они добрые или нет? - А может один гигант убить всех фашистов?

Все это не сразу, а порознь. Значит, голова продолжает работать, раздумывать".

Машенька о радио:

- А как же туда дяди и тети с музыкой влезли?

И о телефоне:

- Папа, когда я с тобой говорила по телефону, как же ты туда, в трубочку, забрался?

Мне сообщают о трехлетнем мальчугане, который задал такой же вопрос.

Его тетка, физик по образованию, тотчас же принялась объяснять ему устройство телефонного аппарата.

Он внимательно слушал ее, но после всех объяснений спросил: