Первая стена - Торп Гэв - Страница 34

С пронзительным визгом, эхом отразившимся от маски Лайака, оно устремилось вниз, вонзившись в груду трупов перед колдуном. Словно лазерный бур, оно быстро зарылось в кучу останков. Оно было длиной в несколько метров, намного больше, чем глубина тел, но продолжало зарываться, исчезая в земле. Когда его хвост исчез в открытых внутренностях, Абаддон на мгновение увидел цветущий цветок из хрящей и вен с вращавшейся в центре воронкой, прежде чем отвратительные лепестки закрылись, и рана превратилась в груду гноящегося мяса, пронизанного сотнями личинок.

Задыхаясь, Лайак пошатнулся, глаза его маски потускнели. Абаддон не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь ему, а наблюдал, как Несущий Слово выпрямился, слегка опираясь на свой посох.

— Прекрасно, — прошептал Тиф.

— Готово, — прохрипел Лайак. Он повернул три пары глаз на Пертурабо. — Абсолютная Погибель начнёт проникать в души защитников, теперь пришло ваше время атаковать.

Примарх оглядел комнату, изучая Лайака и Тифа, трупы в том месте, где исчез демон-червь. Он кивнул и ушёл, не сказав ни слова. Железный Круг с разнёсшимся по всему бастиону лязгом присоединился к нему.

— Теперь мы возвращаемся к Гору, — сказал Абаддон.

— Нет, ещё рано, — ответил Лайак. — Ритуал должен быть завершён внутри защиты, когда Абсолютная Погибель достаточно ослабит барьер. Тиф, возвращайся к своему примарху и продолжай штурм. Знай, что каждый больной труп кормит круах-червя и делает его сильнее.

— Мы устроим для Абсолютной Погибели настоящее пиршество, — пообещал чумной колдун, подняв косу в приветствии.

Абаддон проводил его взглядом, а затем подошёл к Лайаку. Он остановился в двух шагах от досягаемости оружия, зная о рабах клинка, которые молча вернулись в зал позади Несущего Слово.

— Что ты сделал со мной, колдун? — прорычал он, сдерживая желание схватить Лайака и выбить из него ответ.

— Я дал тебе почувствовать грядущее. Малейшее представление о том, что пережил твой генетический отец, чтобы обрести свою силу. Придя к богам и требуя поддержки, ты должен отдать себя на их милость.

— И я… Ритуал связал меня с этим существом?

— Нет, ты свободен от любых сделок или влияния. Звёздная личинка связана с судьбой Тифа, а не твоей. Это не последний раз, когда Тиф ищет червя энтропии для своих замыслов.

— Ты говоришь о том, что будет после окончания осады.

— Победа Гора или поражение — это не конец, это — начало, — Лайак отвернулся, сделал шаг и оглянулся на Абаддона. — Со временем ты примешь эту судьбу.

Абаддон мрачно смотрел вслед уходящему Несущему Слово. Он думал о магистре войны и его братьях, о переменах, произошедших с Тифом и его спутниками, о Нерождённых и одержимых, которых видел при дворе Гора — Тормагеддоне и других. Он ясно видел, какую цену требуют эти силы, помимо простой преданности. Лайак, казалось, был убеждён, что однажды Абаддон добровольно заплатит её. Что он готов был отдать, чтобы служить отцу и братьям?

Предатели собрались совершить тёмный ритуал.

ТРИНАДЦАТЬ

Призрак

Опасные верования

Ограниченные запасы

Карантинная зона Палатинская арка, казармы С, два дня после начала штурма

С тех пор как Кацухиро перевели на защитную линию, его мучали кошмары. Оказавшись внутри стен, он надеялся, что, возможно, эти ночные пытки закончатся. Как и все надежды, что он лелеял с тех пор, как прибыл сюда, эта стала ещё одной, которая не выдержала столкновения с реальностью.

Он бормотал на своей койке, пойманный в ловушку сновидения, в котором его кожа и плоть отпадали кусок за куском. Он не чувствовал боли, но превратился в лежавший в неглубокой могиле голый скелет с поросшими поросли зеленовато-серым мхом костями. Мох собрался в новые мускулы, придавая ему новую форму, и на его зелёном не-трупе расцвели цветы. Всё это время он слышал бессловесное пение, звуки напоминали водопад, иногда лёгкие и освежающие, иногда гулкие и мощные.

Но не сон стал кошмаром, а пробуждение.

Этой ночью его вырвал из объятий растения-смерти Честейн, ворвавшийся в общежитие, которое он делил с пятьюдесятью другими гвардейцами. Все они были ветеранами, прошедшими Снаружи. Никто больше не называл это первой линией или внешней защитой. Снаружи — одного этого слова было достаточно. «Я был Снаружи, а ты»? Даже сквозь пуканье и храп, все они проснулись от громких шагов вновь прибывшего, их чувства давно настроились на любую потенциальную опасность, паранойя, которую даже километры высоких стен и орудийных башен больше никогда не смогут успокоить до самого конца их жизни.

— Что за шум? — резко спросил сержант Онгоко.

— Что–то в столовой! — сказал им Честейн. — Берите оружие!

— Где дежурный офицер? — спросил Онгоко, пока Кацухиро и остальные выпрыгивали из коек. Кацухиро увернулся, когда капрал Леннокс, сидевший на койке над ним, свалился прямо на пол.

— Быстрее, забудьте о форме! — Честейн остановился в дверях с пепельно-бледным лицом и широко раскрытыми глазами, а затем исчез в коридоре.

Ступая босыми ногами по гладкому феррокритовому полу казармы, вторая гвардейская рота Восточной стены последовала за ним, на ходу хватая лазганы с настенных стеллажей.

Кацухиро находился примерно в пяти метрах от первой шеренги, Леннокс бежал рядом с ним.

— Почему он не включил тревогу? — спросил Кацухиро. Леннокс в ответ пожал плечами.

До столовой было всего пятьдесят метров — вероятно, именно поэтому Честейн направился в общежитие, а не на пост наблюдения этажом выше. С лазганом в руках Кацухиро проследовал за остальными через двойные двери в широкий зал, заполненный столами и скамейками, способными одновременно принять пятьсот солдат. Единственными источниками света являлись тускло-оранжевые ночные люмены на стенах, которых едва хватало, чтобы разглядеть неясные очертания мебели.

Раздаточные люки в дальней стене были закрыты пласталевыми ставнями, но сквозь щели между ними из кухни пробивался более бледный свет, появляясь и исчезая, как будто кто–то двигался туда-сюда.

— Первое и третье отделение за мной, — приказал Онгоко, не став дожидаться появления офицеров. Он указал на двери справа от ставней. — Второе и четвёртое туда. Пятое охраняет тыл.

Служивший во втором отделении Кацухиро поспешил в сторону правых дверей. Пульсировавший белый свет с зелёным оттенком пробивался сквозь щели между ними и снизу. Волосы на руках и затылке встали дыбом, когда он уловил странный запах. Он вспомнил лесной полог и гниющие листья, хотя никогда не видел ничего подобного. Пока Леннокс протягивал руку к двери, у Кацухиро перед глазами промелькнуло видение — земляной запах мульчи, мягкий под его возрождающимся телом.

— Оружие к бою, — прохрипел капрал срывавшимся голосом, когда дрожащие пальцы сжали дверную ручку.

Кацухиро поднял лазган, Спилк и Калама стояли по обе стороны от него, тоже с оружием наготове.

Леннокс резко распахнул дверь, и вся троица шагнула вперёд: Спилк повернулся налево, Калама — направо, а Кацухиро сосредоточенно смотрел вперёд.

Свет шёл отовсюду, отражаясь от начищенных до блеска поверхностей массивных печей и плит, танцуя вокруг дремлющих люменов, отражаясь от рядов кастрюль, висевших на крючках на стенах. Глухой стук открывавшихся дверей в дальнем конце привлёк их внимание, и они направили оружие на сержанта Онгоко и его отделение.

Кацухиро шагнул вперёд, пропуская остальных солдат второго отделения на кухню, он повернул ствол лазгана в сторону теней, отбрасываемых беспорядочным светом. Плитки под ногами были холодными, и это ощущение помогало ему сохранить ясность мыслей среди потустороннего мерцания. Запах природы становился всё сильнее, и Кацухиро показалось, что он слышит шум ветра в деревьях, шелест листьев и скрип древесных гигантов.