Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 69

Работы в госпитале и впрямь было столько, что врачи и санитары просто падали с ног от усталости. Раненые при отражении текинских вылазок шли нескончаемым потоком. Небольшое исключение было сделано только для Мамацевой, которой надо было проститься с мужем, да Люсии, старавшейся не оставлять подругу одну. Но после похорон и они поспешили вернуться к своим обязанностям.

— Все нормально, — отмахнулся Будищев. — Люди важнее шмоток.

— У вас были деньги в вещах?

— Немного.

— Да, припоминаю, ревизор Заславский передавал какой-то опечатанный пакет доктору Щербаку. Скорее всего, они в нем, но Александр Викторович теперь оперирует. Что же касается прочих вещей, то я сейчас распоряжусь, и вам их выдадут.

— Благодарю, — кивнул Дмитрий. — Стыдно признаться, но жрать хочется больше чем в Америку, а просить у маркитантов в долг как-то не комильфо.

— Вы желаете перебраться в Америку? — удивленно переспросил доктор.

— Шучу, Владимир Андреевич, шучу. От голода.

— Никогда не понимал вашего чувства юмора, — отбросил докуренную до мундштука папиросу врач и извиняющимся тоном добавил, — к сожалению, не могу вам ничего предложить. Разве что вечером…

— Не беспокойтесь, — отмахнулся прапорщик. — Теперь не пропаду. Кстати, а какого черта мое барахло вообще взялись описывать и складировать?

— Порядок такой, — пожал плечами Студитский. — При гибели офицера его вещи собирают, для отправки родным. У Мамацева хоть жена рядом, об имуществе Магалова и прочих позаботились в полку. Ваши отнесли к нам.

— А я тут причем?

— Прошел слух, что вас убили, — развел руками врач и поспешил вернуться в операционную.

— Не дождетесь, — пробурчал ему вслед Будищев.

Через пару минут к ним с Федором вышел фельдшер, в котором они тут же узнали Барнеса.

— Как я рад, господин прапорщик, что вы живы! — расплылся в любезной улыбке Марк. — Ей богу, даже если бы я узнал, что жив кто-то из моих родственников, я и то бы обрадовался чуть меньше.

— Это почему так? — удивленно поинтересовался Шматов.

— Ах, Федя, — горестно вздохнул сын многострадального еврейского народа, — если бы ты хоть чуть-чуть знал моих родственников, то не спрашивал сейчас.

— Неужто они такие худые люди?

— Не все, — не стал отпираться Барнес. — Вот моя покойная мама, при жизни была — золотой человек, а маленькая сестренка и вовсе настоящий ангел. Да только вряд ли она жива теперь, упокой Господи их души.

— Не каркай! — нахмурился Дмитрий.

— Что вы, что вы, ваше благородие, — испугался фельдшер и быстрым шагом направился к складу, время от времени поворачиваясь и предупреждая, — осторожнее, тут какой-то поц наложил камни, не запнитесь. А тут зачем-то нарыли ям, берегите ноги. А вот здесь низкий проем, поберегите голову, особенно ты — Федя!

Аккуратно сложенные вещи Будищева лежали в углу, всем своим видом напоминая о бренности земного бытия и о том, что в лучшем из миров ничего из этого человеку не понадобиться. Иными словами, в наличии было далеко не все.

— Батюшки, а где же мешки с трофеями? — всплеснул руками Шматов. — Где ружье Шарпсовское, где бинокля?

— И что много трофеев? — сразу же оживился Марк.

— Трохи для сэбэ! — отрезал прапорщик.

— Да я разве против!

— А это что? — насторожился Дмитрий, беря в руки опись.

— Позвольте? — заглянул в документ фельдшер. — Насколько я понимаю, это список ваших вещей!

— Я про эти цифры, — ткнул пальцем Будищев и прочитал вслух, — ружье американское с оптическим прицелом — сто рублей. Чаша с чеканным узором — десять рублей, браслет из желтого метала — тринадцать рублей… деньги в количестве трехсот пятидесяти двух рублей тридцати шести копеек переданы под расписку начальнику госпиталя надворному советнику Щербаку.

— Что же тут непонятного? — удивился Барнес. — Просто господа описывающие имущество, пожелали некоторые вещи оставить себе и оплатили их стоимость. Так всегда делают. Да, посудите сами, доставка ваших вещичек в Петербург станет в копеечку, а деньги может отвезти какой-нибудь друг семьи совершенно забесплатно!

— Да где же такое видано, чтобы за серебряную чашу всего десять рублей? — возмутился Федор.

— Так оно серебряное, — понимающе хмыкнул фельдшер.

— Ладно, разберемся, — скрипнул зубами моряк.

Вечером того же дня, господа чиновники собрались у одного из маркитантов. Надо сказать, устроились «чернильные души» не без комфорта. Имелся даже ломберный стол, притащенный, судя по всему, из офицерского собрания в Бами, и венские стулья, на которых и восседали игроки. Из угощения был, разумеется, всем набивший изрядную оскомину шашлык из баранины, хорошо, впрочем, вымоченный и прожаренный. Французские ветчина и сардины, итальянские маслины, английское печенье и австрийские сосиски с капустой. Все это, разумеется, в жестяных банках, гарантировавших сохранность продукта и неизменность вкусовых качеств. Ко всему этому великолепию подавался самый настоящий херес.

Банкометом был уже знакомый Дмитрию Костромин, справа от него сидел единственный офицер в этой компании Недоманский, остальных игроков он не знал, кроме разве что почтмейстера Петра Ивановича Хвостова (?). Последний был, в некотором роде, человеком незаурядным. В свое время он прошел всю Русско-Турецкую войну, состоя при штабе 8 корпуса [1], где был свидетелем зверств башибузуков и многих других малоприятных вещей. В отличие от прочих статских, старавшихся держаться подальше от боя, Петр Иванович напротив, не без удовольствия принимал участие в перестрелках, для чего всегда имел при себе охотничий штуцер с прекрасным боем. По удобству зарядки он, конечно, уступал «Шарпсу» Будищева, но вот по точности, пожалуй, что превосходил. Собственно, во время одной из таких перестрелок, они и познакомились.

Сейчас господа изволили играть в карты, причем не на щелбаны. На зеленом сукне лежало несколько кредитных билетов разного достоинства, стопки серебреных рублей и золотых империалов. Отдельно стоял «браслет из желтого метала», очевидно, поставленный на кон одним из игроков.

— Господин Будищев, — искренне обрадовался ему Хвостов. — Ей богу, не чаял увидеть тебя живым!

— Не ждали?

— Если честно, нет, — поджал губы Костромин.

— Петр Иванович, я так понимаю, мой «Шарпс» у вас?

— У меня, голубчик, у меня. Прости великодушно, полную цену за него не смог внести, а упустить грех было!

— Я не в обиде, — усмехнулся Дмитрий. — Тем более, что вы единственный, кто хотя бы попытался остаться честным человеком.

— Попросил бы! — нервно воскликнул благообразный господин, сидящий напротив Недоманского. — Все ваши вещи описаны при свидетелях о чем составлен необходимый документ. Некоторые из них были выкуплены, в том числе и присутствующими здесь господами. Все проведено в полном соответствии с законом Российской империи…

— Если вы не заметили, то слухи о моей смерти несколько преувеличены!

— Вы верно, желаете получить свои вещи назад? — ничуть не смутился чиновник. — Нет ничего проще, верните уплаченные за них деньги и получите назад ваши…м… трофеи.

Последние слова он произнес с видом крайнего пренебрежения, как будто подчеркивая, что Дмитрий нажил свое добро не самым честным способом.

— Господин Заславский, если не ошибаюсь?

— Так точно-с, статский советник Заславский, — с достоинством представился ревизор.

— Давно хотел узнать, об одном юридическом вопросе.

— Мне теперь некогда давать консультации.

— Это не займет много времени.

— Слушаю вас.

— Кто, по вашему мнению, больший преступник, разбойник или скупщик краденного?

— На что это вы намекаете, господин прапорщик! — взвизгнул чиновник, но напоровшись на взгляд Будищева, замолк и плюхнулся обратно на свой стул.

— На то, что согласно вашей описи, в моих вещах было восемьсот тридцать семь рублей с копейками, между тем как их было без малого почти три тысячи!

— Да кто вам поверит, что у выслужившегося из нижних чинов может быть такая сумма?!