История Испании - Перес-Реверте Артуро - Страница 4

5. Кинжал гота

Дела обстояли следующим образом: пока Империю, с одной стороны, дербанили варвары, а с другой – она и сама уже сыпалась под грузом собственного декаданса, иными словами, весь цивилизованный мир разваливался на куски, в Гишпании, занятой вестготами, бурно обсуждался чрезвычайной важности вопрос о Святой Троице. И именно с тех самых пор (примерно с V века) начинаются наши первые религиозные разборки, которые таким пышным цветом расцветут на земле, столь щедро плодившей кроликов ранее и остававшейся весьма плодовитой во все времена, но уже скорее по части фанатиков и придурков. Потому как вестготы, призванные римлянами контролировать ситуацию, были арианами. То есть христианами, совращенными епископом-еретиком Арием, отрицавшим, что Бог Отец, Бог Сын и Бог Святой Дух имеют на обшлаге одинаковые нашивки. И это притом что местные жители римского происхождения, истинные католики, послушные Риму, поддерживали версию о том, что Бог един в трех лицах и не о чем тут рассуждать, потому как ежели вы со мной не согласны – то марш на костер. И так и длилось это перетягивание каната двух Гишпаний: деление на «мы» и «они» и «кто не с нами, тот против нас» – в общем, нечто столь же истинно испанское, как тортилья с картошкой или поставить к стенке на рассвете. А у обеих противоборствующих сторон имелись епископы, большие мастера нашептывать наветы на ухо вестготским королям, которых звали Атаульфами, Теодорихами и другими ужасными именами. И так оно и шло – до тех пор, пока в правление Леовигильда, бывшего, как и его предшественники, арианином, не удалось обратить его сына, Герменегильда, в католичество, с чего и началась наша первая гражданская война, потому как сынок с фанатизмом неофита и наглостью честолюбца против папочки восстал. В общем и целом Леовигильду удалась роль вполне достойного правителя, и даже, сильно поднапрягшись и пуская пузыри, почти получилось вновь унифицировать этот дом терпимости, за исключением, правда, той гористой местности, что была заселена басками. Исторической справедливости ради признаем, что там местная компашка как сидела, так и осталась, окопавшись в своих горах и лесах, погрязши в забавах типа соревнований по поднятию камней и неискоренимой, еще доримской неграмотности. Штука же была в том, что своего сыночка Герменегильда его папаша Леовигильд в конце концов пленил и предал смерти за ту кашу, которую тот заварил; но так как родитель был прозорлив и держал нос по ветру, тему он просек. «Конструкция с арианской элитой и католическим народом под ней работать никак не будет, – подумал он. – С этими-то подданными, что мне достались». Так что, когда пришло ему время собороваться, он призвал своего второго сына, Реккареда (монархия у готов была выборной, но вовремя подсуетились, чтобы сын наследовал отцу), и сказал ему: «Видишь ли, парень, эта страна – земля с очень высокой долей сукиных сынов на квадратный метр, и в крови ее – гражданская война. Так что стань католиком, заручись поддержкой епископов и унифицируй то, что еще не унифицировано. А если не послушаешься – все пойдет к чертям собачьим». Реккаред, паренек смышленый, отрекся от арианства, организовал Толедский собор, поспособствовал тому, чтобы епископы провозгласили священномучеником этого мудилу, его покойного братца, а также исчезновению с лица земли арианских книг – это было первое сожжение книг в нашей так легко воспламеняемой истории. Так католическая церковь вступила в свой долгий и выгодный (для нее) брак с Испанским государством, или чем там оно на тот момент могло считаться; в свой медовый месяц, который, с взлетами и падениями бурных времен, выпавших в последующие столетия, на деле будет длиться до нашего недавнего прошлого (исповедники короля, пакты, конкордаты) и вплоть до дня сегодняшнего, если иметь в виду последствия. Так или иначе, но справедливости ради нужно признать, что когда клирики не забирались с ногами в политику, они способствовали развитию весьма достойных вещей. Это они заполнили пейзаж монастырями, ставшими центрами развития культуры и оказания социальной помощи, а еще из их рядов вышли персоны высшей категории качества. Как историк Павел Орозий или епископ Исидор Севильский – святой Исидор для друзей – высший авторитет для интеллектуалов своего времени. В своей влиятельной энциклопедии под названием «Этимологии», до сих пор представляющей собой весьма занимательное чтение, он с первоклассной эрудицией резюмировал все то, что его незаурядный талант смог извлечь из-под обломков разоренной империи, выудить из той мглы, особо непроглядной в Гишпании, в которую погрузили Запад нашествия варваров. С тем единственным источником света, что укрылся в монастырях, и влиятельнейшей католической церковью, дергавшей за ниточки посредством своих соборов, амвонов и исповедален, все последовавшие за Реккаредом короли – не то чтоб высоколобые интеллектуалы – погрязли в кровавой борьбе за власть, рассказать о которой было бы под силу только Шекспиру, но его – как и многого другого – у нас в Испании отродясь не было. Из тридцати пяти вестготских королей половина умерла не своей смертью, так что можете представить себе общую картину. И вот так оно и шло – до тех самых пор, пока в 710 году по другую сторону Гибралтарского пролива не раздался клич, который изменил все и навсегда: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет – пророк его».

6. И всыпали нам по полной

В 711 году, как гласят веселые стишки, с удивительной точностью припечатавшие нашу историю: «Пришли к нам сарацины / и всыпали нам по полной, / ведь Бог помогает злым, / когда их больше, чем добрых». При условии, конечно, что испанских вестготов было бы уместно назвать добрыми. А вот здесь еще разобраться нужно. С одной стороны, под лозунгом о священной войне с неверными с севера Африки пожаловали арабские племена, приверженцы ислама, со своим хорошенько разогретым энтузиазмом и в сопровождении обращенных ими в ислам и ими же подталкиваемых берберов. Чтобы понять ситуацию, бросьте возле их земель полоску моря всего-то в пятнадцать километров шириной, а за ней поместите Испанию, Гишпанию, или уж как там вам заблагорассудится ее назвать (мусульмане-то называли ее Испанья, или Спания), – страну типа той, что имеется сегодня, но на вестготский манер. То есть четыре миллиона не расположенных к солидарности, однако весьма склонных к каинову предательству козлов, каждый из которых – сын своих родителей, и все они – в контрах между собой по самым различным поводам, да еще и под властью убивающих друг друга королей и сующих свой нос в чужие дела, но блюдущих и собственный интерес епископов. Вкупе с непомерными налогами и фискальным грабежом, который пришелся бы по вкусу любому министру финансов с его самыми мерзопакостными наймитами. В общем и целом, сборище чуваков, разобщенных и в высшей степени себе на уме, со всеми недостатками старых испано-римлян из низших социальных слоев, с одной стороны, и надменным вестготским варварством, слишком наглым в злоупотреблении властью типа «своя рука – владыка», – с другой. Прибавьте к этому голод и нищету простого народа, засилье расплодившихся чиновников, личные амбиции мелких князей, а также то обстоятельство, что один из последних королей потерял всякие берега в своем пристрастии к женскому полу – ничто не ново под луной, – и отцы, дяди и братья некоторых из приближенных к престолу женщин испытывали к монарху-сладострастнику чересчур пламенные чувства. Как врут очевидцы. В общем, семья Витицы с кумовьями закорешилась с мусульманами с другой стороны пролива – с севера Африки, которые тогда по названию места (Мавритания) именовались мавританцами, или маврами: в высшей степени уважаемое имя, которое в ходу по сей день и под которым они будут значиться во всех исторических хрониках, повествующих о данных событиях, – а некоторое их количество имеется – в течение последующих тринадцати веков. Сторонники Витицы совместно с таковыми одного вестготского князя, правившего Сеутой, подложили неслабую свинью очередному королю, некоему Родериху, или Родриго – для самых близких. И в силу наличия одного такого испанского (и ведь повернулся же потом у кого-то язык сморозить, что как испанцы мы не существуем) качества – такого трогательного, что даже слезы на глаза наворачиваются, когда обнаруживаешь в себе его же спустя столько веков, – они предпочли отдать Испанию врагу, и гори оно все синим пламенем, чем отложить в сторону взаимные распри и личные обиды. Так что, пользуясь тем – еще одно трогательное совпадение, – что этот самый Родриго был занят на севере военными разборками с басками, они открыли заднюю дверцу, и некий мусульманский предводитель по имени Тарик переплыл пролив (гора Хебель-Тарик, или Гибралтар, обязана своим именем именно ему) и высадился на берег со своими воинами, довольно потирая руки. Потому как, вынеся за скобки правительство и население, древняя Испанья в мусульманской среде могла похвастаться наилучшей рекламой: плодородная, богатая, с разнообразным климатом, вкусной едой, красивыми женщинами, статными мужчинами и тому подобным. А сверх того еще и дороги – римлянами строенные, просто восхитительные, мостовые, которые проложены из конца в конец через всю страну, что так здорово, по Божьему повелению (никогда оно не приходилось так к месту), облегчают такие мероприятия, как нашествие. И когда со всей доступной ему скоростью король Родриго вместе со своей армией примчался взглянуть, какого черта здесь творится, так ему тут же намяли бока – и за себя, и за того парня. Случилось это в одном южном местечке, именуемом Ла-Ханда, и именно там покатились ко всем чертям христиано-вестготская Гишпания, католическая вера и мама, что их родила. Потому как эти кретины – Витица, правитель Сеуты, и другие заговорщики – полагали, что после драки мавры благополучно уберутся обратно к себе в Африку. Однако Тарик и другой чувак, по имени Муса, прибывший с ним за компанию с еще большим количеством воинов, в один голос заявили: «А нам здесь нравится, парни. Так что мы остаемся, если вы против ничего не имеете». И правда, против мало что можно было иметь. Тогдашние испанцы, подчиняясь своим природным склонностям, выбрали линию поведения, которой неизменно будут следовать и в будущем: пальцем о палец не ударить, чтобы изменить ситуацию; но в том случае, если кто-то за них ее изменит и это новшество войдет в моду, сразу же записаться в партию большинства. И совершенно без разницы, о чем идет речь: ислам, Наполеон, Восточная площадь[15], демократия, запрет на курение в барах, запрет называть мавров маврами, или что там еще подвернется. И неизменно – с глупой, без рефлексии, лицемерной, фанатичной и закомплексованной верой неофита. Так что, вполне ожидаемо, после Ла-Ханды обращения в ислам повалили валом, и через несколько месяцев в одно прекрасное утро Гишпания проснулась гораздо более мусульманской страной, чем кто бы то ни было в округе. Случилось ровно то, что и должно было случиться.