Дразнилки (СИ) - Матюхин Александр - Страница 13

– Что-то устал я. Десятый и двенадцатый квадраты чистые. Никого. У вас как дела?

Алла ответила:

– Это Кривопалова. Нашла знакомого в помощники. Двигаемся к санаторию.

– Нужна помощь? У меня один освободился, Пашка из парикмахерской. Может подъехать.

– Не нужно, – Алла посмотрела на Выхина, будто оценивала. – Местность знакомая, быстро управимся.

– Как знаешь. Не думаю, что пацан в санатории. Надеемся на лучшее, конечно, но ты же в курсе, да?

– О чем ты должна быть в курсе? – спросил Выхин.

Алла шевельнула плечом и сказала, будто нехотя:

– У нас тут за последние пять лет три ребенка пропали в лесу. Раньше тоже пропадали, это не новость. Местность не самая лучшая для прогулок. Две реки, опять же. Но эти трое… есть совпадения, в общем. Сбегали, оставляя записки, что хотят попутешествовать. Один взял отцовский мопед. Второй прихватил с собой палатку. Третий – лодку надувную.

– И что в итоге?

– Ни одного до сих пор не нашли. Как с моим братом.

Свернули на гравийный съезд в лес. В двухтысячном на обочине стояла бетонная стела с надписью: «Санаторий «Ласточка». Сейчас от стелы остался только щербатый постамент, покрытый мхом. Кругом валялись окурки, пустые бутылки, а постамент подпирали мешки, забитые мусором.

– В санатории теперь шашлыки жарят, – внезапно сказала Алла. – Отличное место, как раз вокруг бассейнов.

– Думаешь, пацана уже не найти?

– Надо верить в лучшее, ты же слышал. Мало ли, во что я верю. В моей практике гораздо больше найденных подростков, чем пропавших без следа.

Тропка сузилась и через двадцать метров упёрлась в проржавевший шлагбаум. За ним был виден бетонный забор, огораживающий санаторий. Выхин помнил, как впервые перебрался через этот забор вон там, слева. Все местные знали, что в одном месте бетонная плита ниже из-за провала земли. Можно было допрыгнуть до края и перелезть. Наверху торчали осколки стекла, залитые цементом, как раз на случай, если кому-то взбредёт в голову забраться. Так вот именно в том месте, где все перелезали, стёкла давно посбивали камнями.

Они остановились. Выхин почувствовал, как перехватило дыхание от острого и непривычного ощущения. Заколотилось сердце – запрыгало в висках и в груди. Ноги подкосились, пришлось упереться в колени ладонями, чтобы не упасть.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила Элка.

Ночь вокруг наполнилась вязкостью. Во рту стремительно пересохло.

– Перегрелся немного.

– С местным солнцем не шутят.

Выхин увидел полуоткрытые ворота в темноте. Вспомнил, что они были синего цвета, со звездой на каждой створке. В феврале вокруг ворот скопились грязные снежные сугробы. Они вроде бы и сейчас проступили – холодные даже в августовской жаре.

Подступило ощущение нереальности. Он хотел сдвинуться с места, но понял, что ноги как будто зарылись в сухую гальку. Что-то странное творилось. Из рта вырвался пар. Морозный ветер накинулся, как радостный пёс, облизал щёки, влажные губы, пересохшие глаза. В этот самый миг Выхин сообразил, что мир будто делится надвое – прошлое и настоящее влезли в его сознание равноправными хозяевами. Алла, располневшая, в камуфляже, с барсеткой, всё ещё стояла в летней темноте, но вокруг неё забрезжил зимний февральский свет, косой и серый, холодный и дымчатый.

Выхин крутанулся на месте, не понимая, что происходит. Алла открыла рот и что-то сказала. Слова донеслись издалека, словно сквозь вату, неразборчиво. Что-то вроде: «Совсем от жары…». Он и сам почувствовал, как дурнеет нутро, едкая желчь подбирается по пищеводу к горлу, как свело живот и скулы. Всё один к одному.

Элка протянула руку, сжала крепко плечо и сказала:

– Поднимайся, жиртресткомбинат!

– Что?

Он моргнул. Элке пятнадцать. Вот же она перед ним, утончённая, худенькая, в желтом пуховичке, с косынкой на голове и в белых колготках. У Элки были классные прорезиненные сапожки с мехом. Сейчас она нетерпеливо топтала ими грязный снег на обочине.

– Я говорю, давай живее. Весь день валяться будешь?

А вот и сам Выхин, только моложе на девятнадцать лет. Большой и неуклюжий, с нелепо торчащими из-под шапки раскрасневшимися ушами. Он поскользнулся на замёрзшей луже и упал в кусты.

Это был вечер девятнадцатого февраля. Элка встретилась с Выхиным в продуктовом магазине и пригласила смотаться в санаторий, искупаться в термобассейнах. Все местные подростки туда бегали. Делов-то: перебираешься через забор, нагло идёшь в гардеробную, берёшь полотенца (опять же, нагло) и вэлком, как говорится, на курорты Краснодарского края. Никто никого не гонит. А если повезёт, то потом можно будет прошвырнуться на ужин в столовую. Тогда шведский стол был модной диковинкой…

Выхин смотрел на себя молодого как бы со стороны, но при этом сам же ощущал тающий снег, забившийся за шиворот, покалывание мороза на щеках, рыхлый сугроб, в котором болтался, как рыба на берегу. Так часто случается в снах – сознание проматывает плёнки из прошлого, оставляя человека в стороне, невидимым наблюдателем с мыслями и эмоциями, но при этом сращивает его с самим собой из прошлого.

Элка рассмеялась, прикрывая рот рукой в варежке. Какая же она была красивая – молодая, пятнадцатилетняя Элка. Вся жизнь у неё была впереди.

– Вставай уже, великан, – сказала она, продолжая хихикать. – Мы так до ночи не доберёмся.

И он провалился в прошлое, как под лёд.

Юный Выхин стряхнул снег с колен, обтёр лицо. Ему стало неловко. Тут всё было чужим и пока ещё неизведанным. Таким оно и останется на много лет. Взрослый Выхин прекрасно это знал.

Элка потащила его вдоль сугробов налево от подъездных ворот. Где-то за их спинами заскрипели по гальке колёса подъезжающего автомобиля. Выхин оглянулся через плечо, увидел, как поднимется шлагбаум, открываются створки со «звёздами», а за воротами сверкающая от снега дорога, гирлянды, развешанные на фонарях, парковка, набитая автомобилями, гуляющие люди, стопки «ватрушек» и частокол лыж. В санатории кипела жизнь.

– Нас точно не погонят? – засомневался Выхин.

В Мурманске он был заводилой и не имел ничего против спонтанных приключений. Но здесь дела обстояли иначе. Сложно соваться в передряги, когда за спиной нет верных друзей, да даже не знаешь толком, куда бежать и где прятаться в случае чего.

– Разгар сезона. У санатория наполняемость – четыре с половиной тысячи человек. Думаешь, кто-то знает всех в лицо? Не смеши. Ты вообще за туриста легко сойдёшь.

– Почему?

– Нелепый и огромный. У нас в городе таких не водится. Всё, пришли. Нам сюда.

Элка показала на забор, одна плита которого была ниже, чем другие. Будто щербатый зуб во рту подростка.

– Подсади, чего ждёшь?

Он безропотно подсадил, уловив приятный аромат Элкиных духов. Перебрался сам, оцарапал ладонь о нервный осколок стекла, торчащий из бетона. С обратной стороны густо росли ёлки. Среди них удобно было прятаться. Свежо пахло хвоей. Метрах в трёх впереди по тропике пробежала галдящая стайка детей. Дождавшись, когда они отойдут достаточно далеко, Выхин и Элка продрались сквозь ёлки и вышли на тропинку. Выхин почувствовал возбуждающую дрожь, какая возникает, когда нарушаешь очевидные правила. С кем не бывало? К примеру, если нажать на дверной звонок неизвестной квартиры и убежать. Или взять в супермаркете конфету на развес и незаметно забросить в рот.

– Мы теперь официально посетители санатория, – хихикнув, шепнула Элка. – Пошли в гардероб. Там баба Валя, она в теме.

Гардероб располагался в одноэтажном здании у въездных ворот. Баба Валя – крепкая бойкая старушка с крашенными волосами – предлагала сдать одежду в обмен на местные курточки и болоньевые штаны с логотипами санатория. Всё по высшему разряду. Между делом, он спросила у Элки, принимает ли её мама заказы до лета или уже всё забито? Мама шила на дому, заказы принимала, а бабе Вале рада была всегда.

– А это что у нас за богатырь? – удивилась баба Валя, оценивая Выхина прищуренным взглядом. – Сколько в тебе роста? Пожалуй, детские курточки не налезут.